"Может, с твоей точки зрения ты и герой, но есть и другие точки зрения. И ты поймёшь это, когда прочувствуешь, каково это — иметь только одну точку зрения".
— Серебристый туман окутал Ваню, но не рассеялся сразу. Вместо этого облако начало расти, а из него послышался крик. Когда же туман, наконец, исчез, мы сначала подумали, что Ваня окаменел. Перед нами стояла огромная грубая статуя, совершенно голая, со здоровенным железным молотом в руке и одним глазом на середине маленького лба. И этот глаз открылся. Сашка тогда развёл руками. А Даша в сияющем платье подошла к новой версии Вани. Она его любила, очень сильно. Она окликнула его по имени, и он ответил ей. Он взял её на руку, поднёс к страшной голове, и поцеловал куда-то в кирасу. "Я люблю тебя, — сказал он, — Ты теперь будешь часть меня". И. прежде, чем она успела отреагировать, откусил ей голову. Одним укусом. Она даже не вскрикнула. Только тело в покрытом красными пятнами платье обмякло в огромной каменной руке. А циклоп, которым теперь был Ваня, уронил его, сглотнул, посмотрел на нас, и сказал: "Я всех вас люблю!" А потом двинулся в нашу сторону. Мы кинулись врассыпную, а он, что-то хрюкая себе под нос, с весёлой улыбкой стал колотить по нам молотом. Тут пригодилось то, чему нас учили. Циклоп был медленным, но для отскока из-под громадного молотка Сашке и Людмиле пришлось стараться. А я вдруг увидел всё как будто в слоумо. Крикнул рыбоньке, чтоб она убегала, и она успела выскочить прежде, чем от удара молота обвалилась часть стены над входом. Циклоп лупил своим оружием по чём попало, сносил колонны, крушил стены, а чтобы выбраться, надо было теперь перелезать через завал. А эта зараза ещё и следила, чтоб мы не убежали. Кажется, он и вход завалил, целясь по Згалике. И тогда Людмила крикнула: "У нас нет выбора, он должен умереть". Сашка крикнул, что его меч не берёт каменную шкуру. Людмила ответила, что знает заклинание, но не может выцелить подходящее для удара место. И тогда я крикнул, чтобы они отвлекли циклопа, пока я сделаю ловушку. Они заманили его в один конец зала, а я отбежал в другой, выхватил из сумки верёвку, натянул между колонн и кинул на неё заклинание обращения в сталь. Потом разбил по одну сторону бутыль с маслом, а по другую вылил алхимический клей. И побежал заманивать циклопа. Он послушно кинулся на меня, и я завёл его в свою ловушку. Он грохнулся именно так, как я планировал, грудью и мордой в клей. И забился, пытаясь отлипнуть от пола. В это время Людмила кинула на его шею "камень в плоть", а Сашка вогнал в это место меч. Вот так нас осталось трое. Мы раскидали часть завала и с трудом выбрались наружу. А там нас уже ждали Згалика и Аэлин. Она спросила, где остальные. Мы рассказали ей, что произошло. Она побледнела, осела у стены и зарыдала. Мы впервые увидели её, потерявшую контроль. Она причитала сквозь слёзы, что это её вина, что из-за неё, и что если бы не она, и всё в таком духе. Сашка тоже расклеился, крикнул, что монстром должен был стать он.
— Да на тебе тоже лица не было, — заметила Згалика, — всем нам тогда казалось, что надежды нет.
— Всем, кроме Людмилы, — возразил Бердияр, — Ей тоже было тяжело, но она сказала, что для исполнения пророчества нужны двое, а нас ещё трое. Что если Сашка так хочет стать чудовищем, то способ найдётся, и мы вернёмся домой. И мы пошли обратно к вратам. Что делать дальше мы не знали. Вернулись в трактир, и расположились в нём на ночь, оставив решения на завтра. Но даже тут всё пошло не по плану. Мне приснился сон, будто ко мне в спальню пришла незнакомая девушка и велела следовать за ней. Я послушался, и, выйдя из комнаты, обнаружил Людмилу, которая стояла с закрытыми глазами. Девушка зашла за Сашкой, и повела нас из трактира. Снаружи она превратилась в огромную птицу, и сказала залезть к ней на спину. Мы это сделали, она взлетела, и тут я проснулся. Мы втроём действительно летели, но было уже утро, а под нами была не птица, а какая-то чёрная маслянистая субстанция, в которой плавали кости и череп с налитыми кровью глазами в глазницах. Людмила барахталась в этой жиже, а Сашка ещё спал. Я его растолкал. Он офигел и спросил, что это такое. Людмила ответила, что это интерфикасмис, дух боли. Разумная нежить-призрак, созданная из убитого длительными пытками. Что для неё есть только один смысл существования — передать другим свой опыт страданий. И ещё у этого призрака есть доступ прямо в ад, где он и предпочитает пытать своих жертв, притом живьём. Правда, за один раз он может пытать только одну жертву, и ищет следующую, только когда предыдущая умрёт. Тогда Сашка спросил у призрака, куда он нас несёт. Призрак ответил, что его создал тот самый Поль Мелизье, и пообещал отдать свежую жертву, если тот принесёт ему нас. Мы попытались его ранить, но наше оружие не причиняло ему вреда, как и магия Людмилы. И тогда Сашка сказал:
"А какой тебе, призраку, смысл ждать подачки от некроманта, если ты можешь прямо сейчас взять меня?"
— Он стал соблазнять эту гадость, чтобы она забрала его прямо сейчас. Мы сначала не поняли, зачем он это делает, а потом сообразили, что если призрак заберёт Сашку, то мы останемся на свободе. И Сашке удалось. Призрак вдруг исчез вместе с ним, а мы упали с высоты в лес. Я вывернулся, а вот Людмила сломала ногу. Я пытался её тащить, но получалось не очень хорошо, даже под заклинанием. Людмила не могла наложить чары достаточной мощности из-за боли. Но нас нашла Згалика, которая кинулась на наши поиски сразу, как обнаружили пропажу. И предложила нам спрятаться в её родном таборе.
Теперь сожаление отразилось на лице Згалики.
— Мы пришли к моему отцу, — продолжила она, — и около недели прожили среди моего народа. Я думала, что неприметную кучку гоблинов на бескрайних лугах не найдут, и надеялась, что Бердияра и Людмилу посчитают погибшими. Но Мелизье не
