— Его превосходительство!
Генералы тотчас обступили полководца. Солдаты у костра спокойно продолжали играть в кости да в карты. Пьяный гренадер неутомимо горланил.
Траутветтер надулся, как жаба, сунул кулак под орденскую ленту, запрокинул голову и жестом императора простер длань в направлении поля битвы.
— Хо-хо! Господа! Взоры всего мира прикованы сейчас к нам, в наших руках судьба Европы, ибо, да будет вам известно, еще до захода солнца имя этой деревушки… э-э… этой скромной точки на карте… этой незначительной… э-э… Послушай, Кнопфен, как бишь она называется?
— Эгерсдорф, ваше превосходительство.
— …имя этой деревушки — Эгерсдорф — украсит собою медные скрижали истории… э-э…
Генералы восторженно зааплодировали, Кнопфен торопливо строчил в блокноте. Адъютанту вменялось в обязанность записывать для военных историков все достойные памяти высказывания, сделанные на поле битвы. И при появлении Кнопфена все старшие офицеры принимались сыпать сентенциями и афоризмами. Генерал-адъютант, щелкнув каблуками, вручил Траутветтеру какую-то бумагу.
— План баталии, ваше превосходительство. Развертывание почти завершено.
— Хо-хо! Отлично. Спорый марш бережет фураж, как говаривали в мое время.
Герман тупо смотрел на мозаику красных и синих прямоугольников, флажков и стрелок, на обозначения полков и маркировку путей следования войск.
— Отлично. Командование определено согласно приказу?
— Так точно. Первым атакует генерал фон Арним, вторым — генерал Гольц. Я нахожусь в вашем распоряжении.
— Отлично, — пробасил Траутветтер и ущипнул его за плечо. — В бой, господа! Пусть Честь и Долг направляют ваши стопы. Король думает о нас. Победа или смерть — вот наш девиз. Отчизна надеется, что каждый исполнит свое предназначение. К оружию. Ворочайтесь на щите или со щитом. Честь, долг, воля. Помните, История глядит на нас в ожидании и медлит со стилом в деснице — чье имя запишет она как имя победителя на скрижалях времен… Всё или ничего… За дело, господа!
Кнопфен строчил, выбиваясь из сил. Генералы отсалютовали, вскочили в седло и отправились в войска. Гольц заплутал и увяз в болоте, однако ж до поры до времени полководец Герман Траутветтер об этом не тревожился. Генерал-адъютант вернулся на свой пост и, стоя на одной ноге, погрузился в стратегические раздумья. Траутветтер влез на камень у самого обрыва и испробовал несколько скульптурных поз. Чумазые армейские рисовальщики возле бивачного костра нехотя отвлеклись от карточной игры и стали уныло набрасывать полководца в альбомах. В глубине души они последними словами ругали идиотский устав, вынуждавший их торчать здесь, хотя этой чепуховиной можно было тихо-спокойно заниматься дома. Траутветтер стоял в величавой недвижности, пока ноги не свело судорогой. Он колодой рухнул с камня, и Кнопфену, как всегда, пришлось энергичным массажем возвращать начальника к жизни. Рисовальщики поплелись обратно к костру.
— Адъютант!
— Ваше превосходительство?
— План баталии и мою подзорную трубу! И держи наготове двух ординарцев.
— Слушаюсь, ваше превосходительство.
— Заодно распорядись насчет легкого завтрака. В битве смел, коль поел, как говаривали в мое время. Кстати, где денщик, которого ты мне посулил?
— Будет здесь с минуты на минуту.
— Будет! Чтоб сей же час был здесь. Чертовская безалаберность. Я этого не люблю.
— Разумеется, ваше превосходительство.
— Ну что ж. Отлично. Черт, как бишь тебя зовут?
— Кнопфен, ваше превосходительство.
— Отлично. Так держать. Послушай, что это за пьяный гренадер вон там? Прилично ли, чтоб он этак горланил?
— Этого солдата зовут Канненгисер, и вообще-то он…
— Ладно. Не имеет значения. Ну что ж, поглядим на поле брани. Хо-хо! Хм-м! Кишат ровно муравьи.
— Вашему превосходительству надобно повернуть трубу другим концом.
— Так и скажи, а не стой тут и не перечь начальству. Больно дерзок. В мое время было иначе. Теперь ступай и принеси курицу да бутылочку бургундского. Недосуг мне дожидаться денщика.
— Слушаюсь, ваше превосходительство.
— Кнопфен!
— Ваше превосходительство?
— Две бутылочки! Ну хорошо. Теперь посмотрим.
Он глядел то на карту, то на боевые порядки в низине. Совместить четкий план с кипевшей внизу хаотичной реальностью было совершенно невозможно. Утренний туман поредел, но видимость лучше не стала — над полем сражения плыли тучи порохового дыма. Правда, Герман отчетливо видел на взгорке легкую батарею, которая исправно вела прицельный огонь. Канониры прочищали банниками стволы, заряжали и весьма усердно палили, какой-то унтер-офицер героически размахивал охотничьим ножом, и будь Герман уверен, что это не австрияки, он бы с удовольствием направил им похвальную депешу. Дальше в низине армии продолжали развертывание. Синие, красные, зеленые, желтые, лиловые полки медленно ползли вверх-вниз по холмам, оставляя за собой среди зелени бурые ленты проплешин. Полки, н-да. Но чьи? Прусские или австрийские? Вон та красная цепь, вполне возможно, мой собственный полк, гренадеры Бока, а вон та зеленая — австрийские егеря, но почему они в таком случае расходятся, как половинки ножниц? Сплошь загадки. Одна из желтых полос вдруг сжалась в прямоугольник, который без видимой причины начал круговое движение.
Конный ординарец подскакал к генерал-адъютанту, тот мгновенно ожил и устремился к полководцу.
— Ваше превосходительство!
— Э-э?
— Войска закончили развертывание. Полки заняли предписанные позиции. Армия готова к сражению.
— Готова?
— Так точно, ваше превосходительство. Генералы ждут приказаний.
Готовы к сражению? Ждут приказаний? Насколько я вижу, ни один солдат там внизу отнюдь не наготове. Двадцать тысяч солдат копошатся как муравьи в разоренном муравейнике. Но лучше всего не подавать виду.
— Ждут приказаний?
— Так точно, ваше превосходительство.
Черт побери, что же предпринять? Герман извлек из кармана письмо Виллара, повертел в пальцах. Нет, пока рано. Глупо сдаваться прямо сейчас. Погожу немного, может, все само разъяснится. В отчаянии он глядел на план баталии, пока не обнаружил два знакомых полка.
— Хо-хо! Приказ полковникам. Гренадеры Бока и драгуны Фуке группируются как резерв в тылу левого фланга. И выровняйте переднюю линию.
— Выровнять?
— Э-э, ну, то есть… я думаю, линия не такова, какой ей следует быть, а? Не по линейке, ведь так? По-моему, она слегка выгнута.
Генерал-адъютант поднял свою трубу, бросил беглый взгляд в низину. Пожал плечами.
— Весьма незначительно. Но если ваше превосходительство настаивает…
— Черт возьми, вы что, не слышали приказа? Что это за новая мода прекословить начальству?!
Генерал-адъютант с выражением безвинного страдания на лице щелкнул каблуками. Получив распоряжения, ординарцы спешно разъехались в разные стороны. Генерал-адъютант и Кнопфен о чем-то шептались, и Герман чувствовал спиной их презрительные взгляды.
— Боже милостивый!
Это был Длинный Ганс, волокущий громадную корзину, до краев полную винных бутылок и всякой снеди. Влажный землянично-красный рот разинут от изумления. Глаза вытаращены — кажется, сейчас вылезут из орбит, точно спелые каштаны из скорлупы.
— Батюшки! Глазам своим не верю. А одежа-то. Вы, пастор, никак генералом нарядились?
— Цыц! Не ори так.
— Хорошо, не буду, но скажите на милость, что вы здесь делаете, пастор? Вдобавок такой расфуфыренный, в жизни ничего подобного не видывал! Я-то думал, куда вы подевались!..
— Хо-хо, добрый человек, ты разве не видишь? Я — фельдмаршал Траутветтер!
— Ну уж нет, пастор, со мной это не пройдет. Мне ли не знать пастора Германа из Вальдштайна? Вот и латинская книжка при вас. А как же.
В замешательстве Герман выудил из кармана своего Плутарха и вертел пергаментный томик в потных руках.
— Да-да. Это я. Только помалкивай об этом, остолоп.
— Где же вы добыли этакую амуницию?
— Долгая история. Давай-ка распакуй корзину вон там, на камне, и постарайся вести себя как подобает настоящему денщику, а я расскажу. Только не фамильярничай, не видишь, что ли, как они на нас вылупились.
— Господи Иисусе, тут не захочешь, а удивишься!
Длинный Ганс сервировал полководцу завтрак, с разинутым ртом слушая диковинную повесть о маршале де Вилларе.
— Боже милостивый! Выходит, вы заделались важной шишкой, как давно мечтали?
— В этом я не уверен. День еще не кончился. А как раз сейчас все ужасно запуталось. Знаешь, неприятно говорить об этом, но я подозреваю, что Виллар попросту насмехается надо мной.
— Зачем ему это нужно?
— Кто его знает. Только зачем столь сложная и дорогостоящая затея?.. Дай-ка гляну. Нет, внизу все та же неразбериха, что и раньше… Может, закусить маленько до поры до времени. Индюшка на вид вполне аппетитная. — Герман уселся на походный стул, и Длинный Ганс повязал ему салфетку. — Хороший стол у Траутветтера. Вино отменное.
