Рис. 66. Мужчина, несущий раму для котацу
Чан с древесным углем главным образом использовали в качестве источника тепла для согревания рук и лица; для согревания тела пользовались теплом, исходящим от котацу. Котацу – это обогреватель на угле с рамой, похожей на стол, которую ставили поверх жаровни, а затем накрывали стеганым одеялом, достаточно большим, чтобы его хватило закрыть ноги сидевших у котацу; горячий воздух поднимался вверх через одеяло, а руки тоже можно было согреть под одеялом. У котацу иногда и спали.
Обычно котацу начинали топить в первый день кабана, то есть на двенадцатый день десятой луны. Горящие угли клали также в специальную емкость и помещали в запах кимоно вместо грелки. Для всего дома в целом кухонный очаг был более эффективным обогревателем, но тепло от него не распространялось далеко, в другие части дома. Главной защитой против холода была зимняя одежда, а в качестве подстежки использовали шелк-сырец или льняное волокно.
Рис. 67. Продавец круглых вееров
Летом носили легкую одежду, обычно из хлопка, и обмахивались веерами – либо складывающимися, либо плоскими. Рабочий люд раздевался до набедренной повязки, фундоси, или до пояса. Наряду с жарой настоящим бедствием в душный дождливый сезон были комары, которые множились в прудах и бесчисленных лужах. Ночами некоторую защиту от насекомых давала хлопковая, шелковая или пеньковая сетка; ее подвешивали на веревках, продетых через кольца на потолке или стенах. Под такой сеткой было, естественно, более душно, чем снаружи, но, когда одолевали комары, людям приходилось из двух зол выбирать меньшее, особенно тем, кто обладал повышенной чувствительностью к укусам. (В любом случае, даже в самую знойную погоду, ставни дома (амадо) были всегда закрыты по ночам.)
Однако малярией в Японии тогда не болели, поэтому, несмотря на то что комары сильно докучали, они все же не представляли серьезной опасности для здоровья.
Относительная изоляция Японии, видимо, защищала ее от некоторых болезней, значительно более опасных. Конечно, заболевали оспой и проказой. За всю эпоху Токугава случилось несколько серьезных эпидемий холеры, но эта болезнь, видимо, не задержалась надолго в Японии. Бывало множество случаев заболеваний, очень похожих на эпидемический грипп, но страдали и от обычной простуды, а жаркое лето и плохие условия хранения продуктов вызывали значительное число желудочно-кишечных заболеваний.
Рис. 68. Мужская баня – сэнто. По выражениям на лицах можно судить о том, какое это приятное место для расслабления. Один мужчина привязал ключ от своего шкафчика (или, возможно, от тайника) к пучку волос на голове
Важным фактором в предотвращении распространения болезней было особое внимание к личной гигиене и поддержанию чистоты жилища. Только очень большие и богатые дома были снабжены ванной; простые горожане ходили в общественные бани. В первом десятилетии XIX века в Эдо существовало 600 заведений подобного рода. Пользование баней стоило от семи до восьми дзэни. В начале эпохи Токугава мужчины и женщины мылись там вместе, хотя во избежание недоразумений и ради соблюдения приличий принимались определенного рода предосторожности. Во-первых, в помещении, где находилась общая ванна для предварительного омовения, было очень темно. Во-вторых, обычай предписывал мужчинам не снимать набедренную повязку, а женщинам – нижние юбки даже в воде или переодеваться в специально предназначенную для бани одежду. Позднее появились отделения бани, предназначенные отдельно для каждого пола.
Мыло было дорогим предметом импорта, и вместо него пользовались мешочками с рисовыми отрубями для предварительного мытья. Для вытирания пользовались тэнугуи – куском хлопчатобумажной материи размером около 9 дюймов на 2 фута; сначала терли тело влажным тэнугуи, а потом выжимали воду. Таким образом вряд ли можно было высушить тело досуха, но оставшуюся влагу впитывала одежда. Прохлада от воды была очень приятной летом, и японцы, казалось, не слыхивали о возможных гибельных последствиях пребывания на сквозняке после горячей ванны, чем люди на Западе часто очень обеспокоены. С другой стороны, зимой после горячей ванны любили как можно скорее отправиться в постель, чтобы сохранить тепло.
Полный отчет о японском этикете показался бы утомительным, но некоторые примеры вежливого поведения, затрагивающие жизнь обычного дома, обязательно следует привести. В доме и гости, и хозяева обычно пребывали в сидячем положении на собственных пятках, на полу. Правильной осанке учили с детства, поэтому мышцы ног и спины настолько приспосабливались к неудобной, с точки зрения европейцев, позе, что японцы чувствовали себя очень комфортно, размещаясь в «чаше», образованной ступнями, почти горизонтально прижатыми к полу. Мужчины могли сидеть скрестив ноги в неформальной обстановке, но женщинам подобные вольности не дозволялись. Когда женщины здоровались, прощались или получали приказ, те клали ладони на пол и делали глубокий почтительный поклон, касаясь пола лбом между руками, при этом ягодицы следовало держать как можно ближе к полу. Мужчины не кланялись так низко. Здороваясь на улице, однако, люди останавливались и кланялись в пояс[65]. Только когда мимо проходило какое-то влиятельное лицо, например даймё, люди на улице должны были опускаться на землю и отвешивать глубокий поклон.
Очень невежливым считалось дышать на людей. Так, разговаривая со старшим, нужно было держать руку перед ртом. Такие же предосторожности необходимо было соблюдать, вручая послание от какой-то высокопоставленной особы или когда синтоистский священник раздавал священные амулеты; в таких случаях в рот клали кусочек бумаги, чтобы не осквернить их дыханием. Считалось невежливым здороваться, если на тебе любая рабочая экипировка. Женщины, например, прикрывали волосы от пыли куском ткани и подвязывали длинные рукава кимоно, чтобы не мешали во время работы; и косынку, и тесемки нужно было снять, прежде чем заговорить с гостем или старшим. Точно так же мужчине надлежало снять хатимаки (полотенце, обвязанное вокруг лба, чтобы пот не застилал глаза) или очки в черепаховой оправе[66], перед тем как поклониться.
Войти в комнату и выйти из нее можно было, отодвинув скользящую перегородку. Когда служанка вносила поднос с едой, то опускалась на колени в коридоре перед перегородкой, которую ей надо было раздвинуть, ставила поднос на пол, отодвигала перегородку, затем вставала, входила в комнату, снова опускалась на пол, задвигала перегородку, брала поднос, вставала, подносила его гостю, садилась на пол, кланялась ему, а потом наливала ему немного сакэ. Для современного жителя Запада это покажется утомительной процедурой; она требовала от женщины исполнения почти акробатических трюков, но таково было непреложное правило во всех приличных домах и почти во всех постоялых дворах.
В лучшей комнате дома, той, где принимали гостей, находилась ниша – токонома, доходящая до потолка; ее ширина, как правило, составляла половину или целый татами (то есть от 3 до 6 футов), а глубина – около 18 дюймов. Дно ее было приподнято над полом комнаты. В токонома висел свиток с рисунком или текстом, который меняли в зависимости от времени года. В ней размещали декоративную вазу, цветочную композицию или фамильный меч. Самых важных гостей усаживали спиной к токонома, и если старшинство не было очевидным, то, прежде чем гости в конце концов рассядутся, все вежливо отказывались от такой чести. Похожая проблема возникала, когда нужно было решить, кому уступить честь пройти первым, например, в узкую дверь, хотя когда у мужчины не возникало сомнений в своем праве, то он не проявлял притворной скромности, особенно самурай среди простолюдинов. Когда же случалось до определенной степени необычное событие и женатая пара выходила куда-то вместе на люди, жена шла на шаг позади своего мужа и во всем ему уступала.
Когда женщина беременела, первым решением, какое нужно было принять, – это сохранять ли плод. В городах, как и в деревнях, бедность и многодетность семьи могли быть причиной нежелания родителей иметь лишний рот. В сельской местности, возможно, родители были склонны ждать, не родится ли мальчик, а младенца женского пола, случалось, убивали сразу после родов. В городах более обычной практикой были аборты, хотя официально они запрещались, для матери они представляли значительную опасность – ведь в то время антисептиков еще не знали.
Если беременность благополучно протекала до пятого месяца, существовал обычай повязывать полоску ткани (называемую «иватаоби») вокруг талии будущей матери. Это делалось повивальной бабкой, которая впоследствии должна была помогать при родах. В этом отношении в разных частях Японии существовали многочисленные суеверия. В некоторых местах вместо иватаоби рекомендовалось повязывать одну из набедренных повязок мужа (их часто делали из цельной полосы ткани), в других – такую повязку давали ей ее родители, где-то еще – брали в храме, чье божество помогало при рождении ребенка. Этому обычаю не находится никаких объяснений, он, видимо, имеет магический характер[67]. Месяцы проходили в молитвах синтоистским божествам и буддийским силам; особо старательно избегали жирной, острой и кислой пищи. В древности (и до сих пор) в высших слоях общества считалось, что роды оскверняют дом, поэтому по возможности женщин отправляли рожать детей в специальную постройку, возведенную для этой цели подальше от дома, но большинство горожан не имели ни места, ни денег для подобной предосторожности, и роды проходили в обычных спальных комнатах, за тем исключением, что рожать первого ребенка мать по традиции возвращалась в дом родителей. Женщины рожали сидя на корточках, но в эпоху Токугава придумали кровать с упором для спины. Пуповину, в соответствии с древним обычаем, перерезали бамбуковым ножом, но затем заменили стальным. Обязанности повивальной бабки не ограничивались помощью во время родов; именно на ее плечи ложилась организация праздника, когда на седьмой день родственники и друзья приходили, чтобы поздравить мать и отца с новорожденным. По этому случаю дарили подарки матери и ребенку, имя которого оглашалось именно в тот день.
