Длина моста составляет восемьсот футов, ширина — двадцать четыре. Металлические опоры на берегах удерживаются противовесами. Опорная подвеска представляет собой трос, сплетенный из четырех тысяч нитей, диаметром в десять дюймов, способный выдержать усилие в двенадцать тысяч четыреста тонн. В тот момент, когда мы очутились на самой середине пешеходной части моста, над нашими головами прошел поезд, и планки у нас под ногами прогнулись на целый метр!
Как раз чуть выше этого моста, а вовсе не водопада, Блондэн переправился через Ниагару при помощи протянутого с берега на берег каната. Правда, от выбора места переправы трюк не стал менее опасным. И если мы уважаем Блондэна за отчаянную смелость, то как оценить действия его друга, который подстраховывал его сзади во время этого хождения по воздуху?
— Он, наверное, был гурманом, — заметил доктор, — поскольку Блондэн на канате разводил руками, точно готовил омлет.
Мы находились уже на канадской земле и воспользовались возможностью разглядеть правый берег, с тем чтобы посмотреть на водопады под новым углом зрения. В английском отеле доктору удалось заказать вполне приличный завтрак. Пока мы ждали, я успел пробежать книгу записи приезжих, где было несколько тысяч фамилий. Среди имен знаменитостей мне запомнились следующие: Роберт Пиль, леди Франклин, граф Парижский, герцог Шартрский, князь де Жуэнвилль, Луи-Наполеон (1846), принц Наполеон с принцессой, Барнум (с указанием адреса), Морио Санд (1865), Агассис (1854), Олмонт, принц Гогенлоэ, Ротшильд, Бертэн (Париж), леди Элджин, Буркхардт (1832) и многие другие.
— А теперь вниз, к подножию водопадов, — предложил доктор, как только мы кончили завтракать.
Я последовал за Дином Питферджем. Негр проводил нас в гардеробную, где нам выдали непромокаемые панталоны, прорезиненный плащ и клеенчатую шапочку. Как только мы переоделись, наш проводник повел нас по скользкой дорожке, пересеченной многочисленными бороздами железистых потоков, посреди которых лежали черные камни с острыми краями, такие же, как в нижней части Ниагары. Далее, сквозь мельчайшие водяные брызги, мы прошли к обратной стороне ложа большого водопада. Перед нами громоздился порог, как в театре перед актерами возвышается занавес. Да еще в каком театре — где мощные потоки воздуха, порожденные бурным низвергающимся течением, пронизывают с ног до головы! Промокшие до нитки, ослепленные водяной пылью, оглушенные шумом водопада, мы ничего не различали вокруг и не воспринимали на слух, находясь в этой герметически отделенной от падающих вод пещере, которую сама природа снабдила стеной из гранита!
В девять часов мы вернулись в отель, где освободились от наших блестящих мокрых одежд. Взглянув на берег, я не удержался и издал крик удивления и радости:
— Капитан Корсикэн!
Капитан меня услышал. И обернулся ко мне. Я быстро вышел из отеля.
— Вы здесь! — воскликнул он. — Вот так встреча!
— А где Фабиан? Где Эллен? — спросил я, схватив Корсикэна за руки.
— Тоже здесь. Они чувствуют себя настолько хорошо, насколько это возможно. Фабиан полон надежд и скоро начнет улыбаться. И наша бедная Эллен мало-помалу приходит в себя.
— Как же получилось, что мы встречаемся именно здесь, у Ниагары?
— Ниагара, — объяснил Корсикэн, — всегда была местом встречи англичан и американцев. Сюда приезжают отдохнуть душой, сюда ездят лечиться лицезрением величественных водопадов. Наша Эллен буквально потрясена этим прекрасным зрелищем, и мы решили отдохнуть на берегах Ниагары. Взгляните на виллу Клифтон-хаус, посреди деревьев, на склоне холма. Там мы живем одной семьей вместе с миссис Р., посвятившей себя нашим бедным друзьям.
— А Эллен, — продолжал я расспросы. — Эллен узнала Фабиана?
— Еще нет, — сообщил капитан. — Вы ведь помните, что, когда Гарри Дрейка поразило насмерть, у Эллен на мгновение случилось просветление. Разум ее высвободился из обволакивающей его тьмы. Но это просветление тут же исчезло. Тем не менее еще до того, как мы направились в этот край чистого воздуха, в эти мирные места, доктор констатировал существенное улучшение состояния Эллен. Она спокойна, сон ее безмятежен, а в глазах заметно усилие что-то припомнить то ли из прошлого, то ли из настоящего.
— Ах, дорогой друг! — воскликнул я. — Вы ее вылечите. Но где же Фабиан, где его невеста?
— Вот, смотрите, — показал Корсикэн, протянув руку в направлении берега Ниагары. Там, куда указал капитан, я заметил Фабиана, который пока что нас не видел. Он стоял, прислонившись к скале, а перед ним, в нескольких шагах, неподвижно сидела Эллен. Фабиан не сводил с нее глаз. Это место на правом берегу носило имя Столовой Горы и представляло собой скальное образование, вздымавшееся на высоту двести футов. Когда-то у скалы был значительный уклон; однако водопады последовательно срезали кусками скалу, и верхняя поверхность ее свелась к нескольким метрам.
Эллен уставилась в одну точку и, казалось, была погружена в безмолвный экстаз. С того места, где она находилась, вид водопадов был, как говорят англичане, «наиболее величественным». То же самое сообщил наш проводник, и он был прав. Оттуда видны сразу оба водопада: справа канадский, гребень которого, увенчанный короной водяных паров, шел вровень с горизонтом, как на море; а прямо перед нами американский, и рядом с ним элегантный поселок Ниагара-Фолс, наполовину укрытый деревьями. Слева представала во всей своей перспективе река, зажатая высокими берегами; а наверху бурный поток сражался с кувыркающимися льдинами.
Мы с Корсикэном и доктором взобрались на Столовую Гору. Мне не хотелось тревожить Фабиана. Эллен сохраняла неподвижность статуи. Какое впечатление оставила эта сцена в ее сознании? Быть может, под воздействием столь грандиозного спектакля разум мало-помалу возвратится к ней? Вдруг я заметил, как Фабиан шагнул в ее сторону. Она тут же вскочила, пошла к пропасти, простирая руки к обрыву. Затем внезапно остановилась и провела рукой возле лица, точно отгоняя какое-то видение. Фабиан, бледный как смерть, но не терявший присутствия духа, прыгнул и встал между Эллен и краем пропасти. Эллен тряхнула головой, и ее светлые волосы рассыпались. Тело изогнулось. Видела ли она Фабиана? Нет? Казалось, будто мертвая возвращается к жизни и постепенно становится частью окружающего мира.
Мы с капитаном Корсикэном не осмеливались сделать и шага и, глядя в сторону обрыва, опасались несчастья. Но доктор Питфердж успокоил нас.
— Не надо вмешиваться, — сказал он, — предоставьте все Фабиану.
До меня доносились рыдания, вырывавшиеся из груди молодой женщины. Бессвязные слова срывались с ее губ. Похоже, она хотела что-то сказать — и не могла. Наконец речь ее стала связной:
