— Ой, ой! Что делают-то? Верхом на ребятах ездят!
Девушки краснели, но программа спортивных выступлений была проведена до конца.
Устькубинским мужикам и парням — сезонным рабочим — все это, видимо, понравилось; зато женщины плевались:
— Ну и бесстыжие, вырядились в мужиков-то!
Но струнные инструменты, баян и песни понравились всем. А ребят, певших частушки, долго не хотели отпускать со сцены, кричали: «Еще! Еще давай!» — и хлопали так оглушительно, что Лобзик и в самом деле разогнал на лбу морщины.
Частушки пели двое девчат и два парня, одетые и загримированные под деревенских. Пели под баян, сопровождая каждую частушку пляской:
Посмотрите на Ефима,Весь оброс, одна щетина.Как работать, так в кусты —Без меня собьют плоты.
Все оборачивались на Ефима из Каромы, смеясь и указывая на него пальцами. Ефим, не зная, что ему делать, начинал тихо и яростно ругаться. А ребята пели уже о другом сплавщике, дяде Павле:
Дядя Павел, дядя ПавелВсех нас нынче позабавил:Влез он в воду по колено,Сплавил ровно три полена!
— Смотри-ко-ся! — надрывался кто-то от смеха. — И дяде Павлу попало! Ох, и ребята приехали!
Общим одобрением были встречены частушки о начальнике и десятниках запани; хотя фамилии и не назывались, но все поняли, о ком шла речь:
И всего-то по осьмушкеНадо с каждого украсть,Но зато такому типуМожно жить и кушать всласть.
Как с рабочим — материтсяНаш начальничек лихой,А с начальством в обращеньеКак ягненочек тихой!
И опять кто-то надрывался от смеха, опять люди хлопали, довольные: до сих пор начальника все боялись.
— Поди-ко, приехали городские-то! Как начальника нашего продернули! И правильно! Откуда они только все и знают? Видишь, молодые, а дошлые.
— А чего им бояться-то? — обиженно сказал, ни к кому не обращаясь, сосед Лобзика. — Небось сегодня уезжают. Я б им показал кузькину мать, если б еще денек здесь проторчали…
Лобзик, покосившись на него, не сдержался и фыркнул. Сосед повернулся.
— А ты чего смеешься-то, нехристь, комсомол сопливый?..
Он толкнул Лобзика в грудь, и тот мягко покатился на траву. Кругом них уже шумели, а сосед, поднявшись, крикнул:
— Будет зубы скалить. Давай работать, не то…
Ребята только теперь увидели Лобзика.
— Ты? Как ты сюда попал?
— Работать приехал.
Клава Алешина, пробившись сквозь толпу, расхохоталась первая:
— Работать? А мы уже все сделали. За три дня все бревна разобрали! Ну и работничек нагрянул!..
Они смеялись; смеялся и Лобзик, глазами отыскивая в толпе Валю Кията, нашел его и, подойдя, кивнул: айда, поговорить надо. Кият, услышав о случившемся, заторопился…
— Никому не говори… Сам скажу, когда обратно поедем. Вот сейчас плот возьмут на буксир — и поедем.
…Ребята слушали его мрачные, насупившиеся. Когда Лобзик, почему-то волнуясь, добавил, что одного поджигателя удалось схватить Курбатову, он невольно поглядел на Клаву. Та заметила этот взгляд и равнодушно отвернулась.
В обратный путь шли на плотах: снова на пароходе плыть не хотелось. На каждом плоту из веток были построены шалаши. Дни стояли погожие, жаркие; паводок спал, и ребята купались прямо с плотов. Но, когда буксир вышел на середину озера, подул свежий ветер, поднявший волну. Скоро на гребнях волн показались белые барашки, и плоты скрипели, жалобно стонали, потрескивали. Могучие бревна — хлысты — то вздымались на волнах, то проваливались. С трудом удавалось ходить по плотам, и казалось, что они вот-вот расползутся, рассыплются по бревнышку и все живое пойдет ко дну. В рупор капитан кричал с буксира, чтобы ребята приготовились. Ему ответили смехом…
Но и при такой волне «Богатырь» с плотами благополучно достиг верховьев Сухоны. Здесь река была быстрее, чем в среднем течении. В этом месте и хорошему пловцу трудно переплыть реку с одного берега на другой. Переплыть по прямой вообще невозможно: пловцов вода сносила чуть ли не на полкилометра.
Буксировка шла по течению. Вокруг плотов кипела вода, бревна зарывались в воду, и белая пена клочьями летела по ветру. Хотя на «Богатыре» дали полный ход, буксирный канат то и дело ослабевал: казалось, что плоты догоняли буксир, а тот удирал от них.
Клава босиком шла по краю плота, по мокрым бревнам. Никто не услышал ее вскрика, но все увидели поднятые руки и мелькнувшее на какую-то секунду, искаженное ужасом лицо. Плавать она не умела. На плоту все оцепенели. Снова мелькнула ее голова, высоко поднятая рука, и девушка пропала в кипящей воде.
Лобзик был в центре плота; он не видел, когда упала Клава, и только сейчас заметил ее голову и руки, поднятые над водой. Коротким, неожиданно сильным прыжком он перенес свое худое, почти невесомое тело к крайним бревнам и как-то боком, снова подпрыгнув, упал в реку.
Он успел сообразить, что Клаву снесет течением, и прыгнул впереди того места, где она показалась. Нырял он всегда с открытыми глазами и свободно видел под водой. Вот и сейчас, немного позади себя, в мутно-желтой пене он увидел плывущую вниз по течению тень. На быстрине реки она не могла сразу опуститься на дно. Лобзик, нагнувшись змеей, повернулся и схватил Клаву одной рукой, другой отчаянно выгребая наверх. Приподняв над водой голову Клавы, он прямо перед собой увидел проходящие бревна и вцепился в проволочный канат. Десятки рук уже тянулись к нему…
Девушки плакали. Лобзик осторожно вынес Клаву на середину плота, к шалашу. Оказалось, что он знает правила спасения утопающих; расстегнул пуговки лифчика и дрожащими от напряжения руками взял ее руки…
Клава не дышала, глаза были закрыты. Минут через десять раздался слабый стон, у нее вздрогнули ресницы. Тогда Лобзик кивнул девчатам — давайте, делайте дальше — и отошел, вытаскивая из кармана промокший кисет…
…Когда Клаву, снова потерявшую сознание, вынесли на берег, Яшка бросился к ней.
— Жива, жива! — схватил его Кият. — Да очнись ты, а то тебя откачивать придется. Вот его благодари, он спас.
Лобзик стоял в стороне, скаля свои изумительно ровные белые зубы. Яшка, чувствуя, как ему не хватает воздуха, сделал несколько шагов к Лобзику, и, схватив его за плечи, через силу пробормотал:
— Я… тебе… никогда…
— Ну вот еще!.. — вырвался Лобзик. — Еще целоваться полезешь.
— Всю жизнь… Лобзик… — снова выдохнул Яшка.
— Меня, между прочим, Володькой зовут, — равнодушно ответил он, скрывая за равнодушием свое волнение. Вдруг он повернулся к ребятам и крикнул:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
