До самого окончания увольнительного Лейа ломала себе голову над этим вопросом. И все еще продолжала терзаться сомнениями, когда группа расселась в аэробус и поехала в расположение части. Девушка прилипла носом к стеклу, высматривая Айвена. Рейсов у аэробуса было всего ничего, остался еще один. Он высадит «котят» у входа в КПП и вернется за теми, чье увольнительное заканчивается в полночь. Если Айвен не успеет ни на один из этих рейсов, он наверняка останется в городе.
Айвен не пришел. Аэробус стартовал с одним пустым место в салоне.
Всю дорогу Лейа не находила себе места. Айвен-Айвен, что происходит? Кто ты на самом деле? Откуда ты взялся? Из соседней звездной системы или просто приехал с другого полушария Вангеи? Какую тайну ты скрываешь?
На карточке на противоположной стороне стояло название планеты, откуда прибыли туристки.
Миссанрея.
В Галактике миллиарды звезд. Большинство из них одиноки — у них нет даже простенького кольца, состоящего из останков разбитых планет. Но есть довольно много, несколько миллионов, звезд, возле которых вращается несколько планет, иногда со спутниками. Жизнь развилась на нескольких десятках тысяч этих планет. До разумной она доросла всего на нескольких сотнях. Вернее, в Галактике на данный момент несколько сотен планет с разумной жизнью, и примерно половина из них — колонизированные миры. Вангея, например, одна из таких «вторично-живых» планет.
Конечно, в академии проходили населенные планеты их сектора Галактики. Их было всего двадцать шесть, из них девять заселяли люди, на остальных жили аборигены.
Планеты Миссанреи среди них не было. Это Лейа запомнила твердо. Значит, туристки прибыли из другого сектора Галактики. Интересно, что это за мир? Внимательному изучению подвергся только их «родной» сектор.
Лейа решила сама выяснить, чем же так знаменита Миссанрея. Если надо, она спросит у Айвена. Не зря он задал такого стрекача. Видимо, не только узнал одну из троих, но и кое-что вспомнил об этой планете.
Но где бы найти самого Айвена?
Нет, это невозможно. Вот так выйти в город и среди бела дня наткнуться на…
…сестра. Старшая. Умная. Строгая. Чем-то похожая на мать, но мягче и добрее. Ровесница. Когда-то почти подружка, отдалившаяся лишь в последние несколько лет, после окончания школы.
Он ведь попытался спросить у нее совета — как так можно? Не поняла.
— А ты что думал, — спросила в ответ, — что можно на всех наплевать? На меня наплевать, на отца, на маму? Только о себе и думаешь, эгоист. Я-то думала, ты не такой, как все, а ты… обычный мужчина. Вам всем наши, женские, дела — наплевать и забыть. Вы нас ненавидите. Вы только нами пользуетесь. Брать готовы, а вот чтобы отдавать — нет таких. Позорище. Слабак. Трус.
Слышать такое было больно. Но больнее всего было то, что никто не захотел его понять. Даже отец.
А потом был назначен день. Случилось это внезапно. День он, как обычно, провел в своей комнате — с работы он уволился, выходить из дома отказывался наотрез, — а когда вечером пришли с работы мать и сестра, осторожно выглянул наружу — как сегодня дела? И встретил улыбающиеся лица.
— Поздравляю, сынок. — мать сияла, как будто сразу получила и повышение по службе и солидную премию, и благодарность в личное дело. — Сегодня великий день.
В руках у нее была бутылка марочного вина. На столе стоял торт. Сестра держала букет цветов и улыбалась тоже. Лишь отец выглядел растерянным, но и гордым.
— Сынок, поздравляю, — мать кивком головы пригласила его подойти. Ренн повиновался, терзаемый недобрым предчувствием. — Сегодня несколько часов назад мне звонила госпожа У-Дора. Она назначила день свадьбы. Через восемь дней — быстрее нельзя, в мэрии очередь на полгода вперед. — ты станешь ее мужем.
Он подавился воздухом.
— Нет…
— Мы тебя не понимаем, сынок. У нас уже все сговорено. Мы подали документы…
— А я? — он еле-еле справился с дыханием. — А меня спросить забыли?
— Тебя спрашивали, — подала голос сестренка.
— Но я… я не хочу…
— Поздно. Через восемь дней ты станешь мужем благородной Оории У-Доры Пятой. Ренн У-Дора. Звучит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Нет. — на сей раз голос не подвел. Он сам не ожидал от себя такого крика.
— Не говори глупостей. Ты станешь мужем госпожи У-Доры, — сказала мать. — Она хорошая. Ты ее обязательно полюбишь. Давай выпьем вина, съедим тортик…Ореховый, с наполнителем, твой любимый…
— Сами ешьте свой торт. — сорвался он, кинулся к себе, упав на кровать. Накрыл голову подушкой, чтобы заглушить крики и спор, поднявшийся в зале. Мать и сестра в два голоса кричали на отца: «Это все ты виноват. Это все твои прогрессивные методы воспитания. Распустил мальчишку. Совсем от рук отбился…» Отец что-то пытался отвечать, но ему не дали вставить ни слова. Потом послышался шум, звуки ударов, слабые вскрики. Кто-то упал. Звонко и зло щелкнул ремень…
Мать ворвалась в комнату сына, и прежде, чем он смог вскочить, ударила по спине ремнем. Ренн невольно вскрикнул. Последний раз его пороли лет в десять, еще в младшей школе, когда он ударил девочку. Но та порка не шла ни в какое сравнение с этой. Мать разошлась не на шутку. Она вырвала подушку у него из рук, отшвырнула в сторону одеяло и лупила, куда придется — по спине, бокам, животу, голове, вскинутым для защиты рукам. Била и кричала, проклиная и называя уродом, поддонком, тварью… Била до тех пор, пока между ними не встал отец, принимая на себя часть ударов. Сквозь распухшие от ударов пальцы Ренн видел, как отец прыгает вокруг матери, пытаясь поймать ее руки, закрывает сына собой и твердит: «Успокойся, дорогая. Он все понял. Все будет хорошо. Я его уговорю. Пожалуйста… я попробую…»
В конце концов, мать опустила ремень.
— Это все равно ничего не изменит, — пропыхтела она. — Я уже дала согласие. Он станет мужем госпожи У-Доры…
Ушла, хлопнув дверью. Было слышно, как она, сердито всхлипнув, что-то говорит дочери. Потом послышался звон посуды.
Отец остался в комнате. Потоптался на месте, потом сел на постель, дотронулся до плеча. Ренн невольно вздрогнул.
— Не бойся, я осторожно, — руки у отца были мягкие, теплые. — Я только посмотрю… — он отвел в стороны руки сына. — Больно?
Ренн только кивнул. После первого крика — от неожиданности — он все время молчал, стискивая зубы так, что сейчас скулы словно окаменели.
— Ничего. Я промою ссадины, наложу мазь… через несколько дней как рукой снимет. Ты не ходишь на работу… это хорошо. А то представляю, что скажут люди… Не бойся, все будет хорошо.
Откуда у него взялись тампоны и вода, оставалось только гадать. Отец принялся промывать ссадины.
— П-поч-чему… — только с третьей попытки Ренну удалось разжать челюсти.
— Не сердись на маму, — вздохнул отец. — Она так за тебя переживает… ей трудно. И больно. Больнее, чем тебе.
— Я н-не…
— Ренн, — рука отца замерла над самой большой ссадиной, на спине, — как думаешь, в чем главное предназначение мужчины в нашем мире?
— Нет, — он попробовал покачать головой и снова поморщился от боли.
— Главное предназначение мужчины — жениться и стать отцом. — назидательно молвил отец. — Ты не понимаешь и не веришь, но женитьба — это главное, о чем мечтают многие твои ровесники. Встретить женщину своей мечты и стать ее мужем, а потом и отцом ее детей — это высшее счастье, дарованное мужчине.
— Как у тебя? — превозмогая боль в спине, Ренн бросил взгляд через плечо.
— Как у меня, — спокойно подтвердил отец. — Не дергайся. Я наложу мазь.
— Но если я не хочу…
— Не хочешь стать мужем? — отец даже всплеснул руками. — Как же так? А на что ты будешь жить? Кто тебя будет содержать? Как ты станешь зарабатывать себе на жизнь? Чем?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Не знаю, но… есть же профессии для мужчин.
— Есть. Но их очень мало. И они все опасны для здоровья. Ты пойдешь в слесари? Или автопогрузчики? А может, тебя привлекает роль подрывника или сталевара? Ты только подумай. Это тяжелая работа. И платят там мало, потому что везде все стараются автоматизировать. И где ты будешь жить? Здесь? Тебе придется уйти из дома. Наше общество не создано для одиноких мужчин. Тебе нужна женщина, жена. Можешь мне не верить, но многие юноши тебе бы завидовали. Госпожа У-Дора богата. Ты можешь не работать, только сидеть дома и заниматься хозяйством и детьми… если она согласится их родить. Дети — это счастье. Это, — отец мечтательно улыбнулся, — я так был рад, когда взял на руки нашу дочь… Она была вылитая мать… А потом родился ты. И наше счастье стало полным… И мне хочется, чтобы у тебя тоже все было, как у людей.
