убранной лампы. Занавески в гостиной она просто сняла с помощью шеста, а потом Черстин передумала и захотела взять другие.
Теперь они лежали брошенными на диване, и на них скопилась пыль. Надо бы постирать, но что-то случилось с центрифугой – наверное, нужно купить новую стиральную машину. Выталкивая из комнаты мешок с одеждой и прочими тряпками, которые могли пригодиться благотворительному обществу в Крамфорсе, Эйра случайно опрокинула стоящие в прихожей пакеты. По полу покатились бутылки, посыпались рекламные проспекты и обнаружилась подшивка «Тиднинген Онгерманланд» за последний месяц. Это напомнило ей квартиру Ханса Рунне – в один прекрасный день кто-нибудь тоже войдет сюда и увидит, какой беспорядок Эйра Шьёдин оставила после себя, не потрудившись ничего прибрать.
Там был даже пакет с книгами, которые отвергла ее мама, и картина, принадлежавшая ее отцу.
Эйра побросала все в багажник, притормозила возле мусорных баков и, избавившись от мусора, направилась к мосту Сандёбру. На полдороге свернула к островам, стараясь держаться в стороне от двух переполненных внедорожников, имевших столь зловещий вид, словно они катили на природу с целью устроить там террористическую атаку или похищение. На острове Сандё обучались миротворческие силы для заброски в горячие точки по всему миру. Бывало, что в полицию поступали сообщения о странных вещах, творившихся в лесах перед отправкой очередной партии солдат на задание в Мали или Колумбию.
Дорога уходила прямо в реку и тянулась дальше по насыпи, которая связывала собой два острова. На Сванё лес стал гуще, чем помнилось Эйре, природа отвоевывала обратно свою территорию. От деревоперерабатывающей отрасли в наши дни остались лишь воспоминания, к которым все живущие здесь относились очень трепетно, ощущая к ним свою причастность, ответственные за то, чтобы рассказывать и показывать, «здесь было то-то и то-то и работало пятнадцать сотен человек». Вон там, внизу, у старой паромной пристани до сих пор сохранились бараки рабочих, папа рассказывал о них всякий раз, когда она там бывала, не говоря уж о той девушке, сраженной в 1931 году пулями военных, в честь которой назвали Эйру. Именно там она и жила.
Эти домишки были едва видны из окон желтой кирпичной виллы, куда Вейне Шьёдин переехал жить сразу после развода. Во дворе – батут и футбольные ворота, которые радовали ее сводных братьев.
Мари-Луиза все так же продолжала красить волосы, используя для этого оттенок «красное дерево».
– Ну надо же, кто приехал! Надеюсь, я не совершила ничего преступного? – И она рассмеялась своей собственной шутке.
– Просто решила навестить, – сказала Эйра, избегая объятий. – И еще: я тут прибиралась в доме и нашла кое-какие вещи, которые принадлежали отцу.
– Очень мило с твоей стороны.
Мари-Луиза взяла пакет и пригласила Эйру внутрь – «заходи, заходи, чувствуй себя как дома».
Застарелая скованность напомнила о себе, едва за ней захлопнулась входная дверь. Те же запахи, что и прежде, пестрый интерьер, ощущение, что теперь она должна образумиться и стать милой и доброй. Мари-Луиза была крайне болезненной и хрупкой. Эйре приходилось постоянно об этом помнить, чтобы наличие еще одного ребенка не превратилось для нее в тяжкую обузу.
– Тебе следовало бы заранее меня предупредить, что приедешь, – говорила между тем Мари-Луиза, заглядывая в буфет, – мне ведь даже угостить тебя нечем.
– Пустяки, – ответила Эйра. – Я только что пила кофе.
Как, оказывается, просто вернуться к старым привычкам, манере жить, не доставляя хлопот. Эйра мысленно видела своего отца, как он бродит вокруг них и тревожно наблюдает, как бы чего не вышло. Она знала, насколько тяжело он воспринимал их размолвки.
В первый год их совместной жизни у нее была своя собственная комната, но потом подросли малыши, и каждому понадобилось личное пространство. Тогда ей пришлось спать на застеленном диване в гостиной на верхнем этаже. Магнус к тому времени съехал от них, и с тех пор ноги его больше не было в этом доме, даже на поминках после похорон папы.
– Но что я буду делать со всем этим, – Мари-Луиза вытащила из пакета несколько томиков, критически оглядела их. – Я же только аудиокниги слушаю.
– Там везде стоит его фамилия, так что по закону они твои.
– Но можно же не обращать на это внимание. Мы же одна семья, к чему все эти условности?
– У меня своих книг хватает. А что до Магнуса, то не думаю, что ему есть до них дело.
– Это точно, – и Мари-Луиза отвела взгляд, – там, где он сейчас, они ему вряд ли нужны.
Эйра тут же набычилась, точь-в-точь как в юности. Если она когда и срывалась в этом доме на крик, то лишь затем, чтобы защитить Магнуса, не себя.
– Он сейчас в основном интересуется философией, – сухо ответила она.
– Но, может, кому-нибудь из мальчишек и пригодится, хотя они, конечно, не слишком-то интересуются искусством, – и Мари-Луиза покрутила картину, пытаясь разобрать на ней имя художника.
Еще при жизни отец попросил своих старших детей, Магнуса и Эйру, отказаться от своей доли наследства. Он заранее, за несколько месяцев до своей кончины, знал, к чему все идет, и не хотел, чтобы его новая супруга лишилась жилья. Эйра все понимала, она не была эгоисткой, чтобы думать только о себе самой в подобных обстоятельствах. Магнус тоже подписал отказ. Он был свободным человеком и плевать хотел на материальные ценности.
– С ними все хорошо? – спросила Эйра.
– С мальчиками-то? – Женщина буквально расцвела, едва разговор зашел о ее собственных сыновьях. – Один учится в Умео, второй устроился работать электриком в Онге.
Эйра слушала, и ей было немного стыдно за то, что ей уже неинтересно знать про то, как у них дела.
– Мне пора ехать, – сказала она, вставая.
– Как, уже?
– Много работы. Я сейчас работаю в Отделе по особо тяжким в Сундсвалле, расследую убийство, которое произошло севернее, в Оффе. Может, слышала?
Она испытывала ребяческое желание похвастаться, пусть даже знала, что чем бы она ни занималась, это все равно не сравнится с работой электриком в Онге.
– В старом доме Баклундов? – Глаза Мари-Луизы расширились. – О господи! Бедные люди! Конечно, я об этом слышала! Кто бы мог подумать, что нечто подобное произойдет в их доме, в прошлом таком красивом и опрятном.
– Ты их знала?
– Ну еще бы мне их не знать, ведь я водила дружбу с одним из их сыновей, – при этом воспоминании она кокетливо поправила прическу. – Какое-то время мы с ним даже встречались, так что я бывала там. В том доме. Давно это было, мне еще и восемнадцать не стукнуло.
– Как его звали?
– Пер, – не
