бы такое сказать.
– Мне, наверное, уже пора, – сказал ГГ, но все равно остался стоять и простоял, наверное, целую минуту, прежде чем откашлялся. – Я хотел сказать «до завтра», но завтра у меня выходной.
Дышать было совсем не трудно, вся проблема в том, как продолжать делать это в обычном ритме.
– Я завтра тоже свободна, – сказала Эйра, – но, если надо – приеду.
Она смотрела в окно, как он идет по саду, где она играла ребенком, и жалела, что ей не пришло в голову сказать что-нибудь еще, вдохновляющее или одобряющее, что-то, что сумело бы поднять ему настроение, заставило бы вновь почувствовать себя в ладу с самим собой, ведь он был хорошим, ужасно хорошим… Она смотрела, как за гаражом и кустами исчезает отъезжающая машина.
ГГ старше ее на двадцать лет, и он ее начальник. Он просто ценит ее работу, вот и все.
Эйра вдруг сообразила, что ее собственная машина брошена как попало на улице, и взяла ключи, чтобы переставить ее. Непонятно, какая логика руководила ею в дальнейшем, но, несомненно, она все же была. На заднем сиденье лежал еще один пакет. Почему бы не отвезти и его тоже, раз уж она все равно за рулем. После этого она отмоет и отскребет весь дом, выкинет старье и начнет новую жизнь.
Она покатила обратно к мосту Сандёбру и дальше на целую милю к северу, вдоль берега реки.
Двор усадьбы тонул во мраке, лишь в подвальном окошке горел свет. Дверь, как обычно, не была заперта, так что Эйра взяла на себя смелость без приглашения войти внутрь. И услышала, как Рикен наяривает на барабанах песню группы Queen – голос Фредди Меркьюри заполнял собой весь дом.
– Черт, ты меня напугала, – сказал он, когда она спустилась к нему в подвал. Он убавил громкость на магнитоле и отложил в сторону барабанные палочки. В гостиной теснились инструменты по соседству с двумя низкими диванчиками из дерева, когда-то купленными в кооперативе. Эйре было приятно вновь ощутить твердые подлокотники, упирающиеся ей в спину.
– Кто-нибудь в твоей семье избавлялся от «Фиата Пунто»? – спросила она, бросая ему пакет.
– Это еще что такое? – Рикен достал стопку подпорченных влагой школьных сочинений, датированных 1972 годом, те самые тетради, что валялись на заднем сиденье брошенной в лесу машины возле Жертвенного озера. Разумеется, Эйра узнала фамилию на титульном листе, еще бы, ведь Рикен с незапамятных времен был лучшим другом ее брата и ее, Эйры, первой большой любовью. Она несколько раз искала здесь Магнуса, пока тот не сел в тюрьму, и потом еще изредка приезжала сюда. Ей нравилось бывать у Рикена. Случались моменты, когда ей было наплевать на то, что у него во дворе громоздятся горы железного хлама и что она даже толком не знает, на что он живет – ей хотелось просто лежать, растянувшись на диване, и болтать о жизни. Он по-прежнему был самым неотразимым из всех, кого она знала, возможно, потому, что она продолжала видеть его таким, каким он был в юности, хотя уже не настолько диким и опасным. Однажды они даже переспали. Его тело оставалось все таким же хорошо знакомым, как тропинки, по которым она бегала в детстве. Эйра захихикала, лежа на диване. Ей на ум пришли строчки из старого детского стишка, который цитировал ГГ: Я тоскую по земле, по тем камням, где я играл ребенком.
Конечно, к тому времени она уже не была ребенком, но и взрослой не стала. Рикен был неким промежуточным этапом, когда все накладывает свой отпечаток, когда мечты о любви становятся реальностью.
– Розмари Стриндлунд, – прочел он, осторожно разъединяя отсыревшие страницы. – Должно быть, это моей тетки. Она переехала жить к своему сыну в Скёвде, мой кузен, я тебе про него рассказывал, – он заколачивает бешеные бабки в игровом бизнесе, настоящий гений в нашем роду. Где ты это раскопала?
Эйра рассказала о распотрошенной машине и упомянула причину, почему она там оказалась. Рикен припомнил, что да, родня действительно возмущалась по поводу какой-то автомобильной кражи, но это было лет пять или шесть назад, как раз, когда семья разбиралась в доме дедушки с бабушкой.
– Так, значит, вот где они лежали все эти годы, – он открыл тетрадь и прочел вслух сочинение о подземном мире, который обнаружился в реке, на глубине ста метров. – Ей бы следовало стать писателем, моей тетушке Розмари. Спасибо, дорогуша. Что я могу для тебя за это сделать?
– Перестать называть меня дорогушей.
Эйра достала из холодильника банку пива. Это означало, что она останется здесь ночевать.
– Ты не мог бы порасспрашивать среди своих, узнать, кто мог бросить тачку в лесу и кто там вообще часто крутится.
– Само собой, при условии, что смогу прищучить их, когда до них доберусь.
– Нет, прищучивать их не обязательно.
– Чертова легавая, – он притянул ее к себе и поцеловал в волосы. – Останешься?
ГГ сбросил в кухне свое пальто и досадливо поморщился, заметив отваливающиеся от ботинок ошметки глины. Он разулся и вытер самые грязные места половой тряпкой.
Грязь, принесенная из дома в лесу, не оставляла его в покое, словно сам мертвец стоял за его спиной. «Перестань быть таким мелодраматичным», – приказал он сам себе.
Патетичным.
Телефон совсем разрядился – и этот туда же. Он поставил его на зарядку и, прихватив бутылку виски и упаковку с едой навынос, уселся на диван. Служебная квартира состояла из вещей, которые сами по себе ничего не значили, – чистые поверхности столов, постель средней жесткости, все куплено в «Икеа». Было что-то приятное в пребывании в подобном месте, ощущение, будто ты присутствуешь здесь лишь наполовину.
По сути, он не ночевал в своей собственной постели с того самого вечера, когда в компании Эйры Шьёдин обходил рестораны в Хэрнёсанде.
Идиотская выходка с его стороны – навестить ее в выходной день. Чем он вообще руководствовался? Служебными мотивами? Или лично-служебными?
Не тем и не другим. Он стоял там как дурак, не имея ничего конкретного за душой. Единственный плюс – он удержался и не наделал еще больших глупостей.
ГГ наполнил бокал и уставился на висевшую над телевизором фотографию в рамочке, на которой неизвестно зачем был изображен мост в Нью-Йорке.
Ему вспомнился один старый разговор, который он давным-давно вел с Эйрой в машине, когда им в первый раз пришлось работать вместе. Тогда он довольно бесцеремонно, как он теперь понимал, поинтересовался у еще не знакомого ему полицейского сержанта насчет детей. Он очень хорошо запомнил свое первое впечатление о
