Она обернулась и приветливо улыбнулась ему:
– Вы давно встали? Вид у вас неважнецкий. Бурная ночь?
Он внимательно посмотрел ей в глаза, пытаясь обнаружить в них признаки удивления или разочарования тем, что он все еще жив.
– Кое-что похуже. – Тони достал из настенного шкафчика две кофейные кружки. – Я волновался за вас.
Кэтрин открыла свою сумочку и достала пистолет. Это был браунинг 45-го калибра. Абрамс ожидал увидеть что-нибудь поменьше. По тому, как Кэтрин держала пистолет, он понял, что обращаться с ним она не очень умеет.
– Вы, разумеется, уже слышали о происшествии в Бромптон-Холле? – спросил он.
Она положила браунинг обратно в сумочку.
– Да. Трупы опознали. Это леди Элинор Уингэйт, ее племянник Чарльз Брук и приятель О'Брайена Рональд Холдингс. Сейчас производится вскрытие.
Абрамс налил кофе в кружки.
– Вы провели ночь в одиночестве?
– Это явно провокационный вопрос.
– Послушайте, я занимаюсь этим делом или нет?
Она холодно ответила:
– Я вернулась в свою квартиру на Кармин-стрит. Я была одна.
– Почему вы не поехали в «Ломбарди»?
– У меня не было настроения. – В ее голосе послышалось легкое раздражение.
– Это Торп отправил вас домой? – Она кивнула.
Абрамс отхлебнул из кружки.
– В квартире в «Ломбарди» у вас есть своя комната?
– Да.
– Там у вас одежда и другие вещи. Разве не странно, что при всем этом Торп отсылает вас в такую даль, на Кармин-стрит? Вы не говорили ему, что мы встретимся с вами сегодня утром?
– Боже, да вы настоящий полицейский! Нет, мне это странным не кажется. Ведь сама квартира в «Ломбарди» необычная. Это и место для явок, и подрезидентура ЦРУ, и еще Бог знает что. Так что, когда ты связан с человеком, проживающим в такой квартире, тут уж не до удобств.
Абрамс кивнул и поставил свою кружку на стол.
– Как у вас сегодня с желудком?
– С желудком? Нормально.
Тони направился к двери, ведущей во внутренний двор, и знаком пригласил Кэтрин следовать за ним. Под окном кухни, выходящим во двор, стояла белая металлическая скамейка. На скамейке навзничь лежало тело мужчины, одетого в черное. Грудь у него была так сильно выгнута вперед, что было ясно – сломан позвоночник. Голова свисала, почти касаясь земли.
Кэтрин уставилась на тело.
– Судя по одежде – грабитель, – сказал Абрамс.
Она посмотрела вверх, на четырехэтажное здание, но промолчала.
Абрамс склонился над телом и наполовину стянул с его головы шерстяной лыжный шлем. Мертвенно-белая кожа убитого контрастировала с черной щетиной на подбородке и запекшейся вокруг рта кровью. На вид мужчине было лет тридцать пять, а черты лица выдавали в нем славянина. Тони вгляделся в открытый рот мертвеца, затем стянул шлем с его головы совсем. По земле рассыпались длинные иссиня-черные волосы.
– Судя по прическе и зубным пломбам, это иностранец. Вы его не узнаете? – спросил Абрамс у Кэтрин.
Та подошла поближе к телу и всмотрелась в лицо погибшего.
– Нет, – пробормотала она, быстро повернулась и пошла на кухню.
Тони последовал за ней. Некоторое время они молча пили кофе. Потом Кэтрин спросила:
– Что вы делали на крыше?
– Я не говорил, что был на крыше. – Абрамс снял телефонную трубку и набрал домашний номер капитана Спинелли.
– Это я.
– Ничего нового по Карбури у меня нет. – Голос у Спинелли был сонный.
– Приезжайте по адресу: Тридцать шестая Восточная улица, дом 184. Во дворе труп.
– О боже, Абрамс, что у тебя там произошло?
– Расскажу позже.
– Где ты?
– По указанному адресу.
– Это связано с Карбури?
– Как тебе сказать… Дом принадлежит фирме О'Брайена, и кое-кто из его друзей оставался здесь сегодня ночевать. Что ты по этому поводу думаешь, Шерлок?
– Я думаю, что тебе надо бы нажарить задницу. Оставайся там.
– Я сказал, увидимся позже. – Тони повесил трубку.
Абрамс и Кэтрин вышли из дома. День был ясный и теплый. Пахло ночным дождем. Тони взглянул на Кэтрин при солнечном свете. Она, очевидно, спала не больше пяти часов – и никаких признаков усталости на лице.
Казалось, Кэтрин почувствовала, что Абрамс смотрит на нее не так, как обычно.
– Почему мы стоим? – спросила она. До Ленсингтон-авеню они дошли молча. Пока они ожидали переключения светофора, Кэтрин задала вопрос:
– Как вы думаете, что было нужно этому человеку?
– Столовое серебро.
Перейдя улицу, они двинулись на север. Машин было относительно немного, и город, как и всегда по субботам, выглядел так, будто все его жители отсыпались после пьянки.
Абрамс и Кэтрин свернули на Сорок вторую.
– Вам понравится Арнольд, – нарушила Кэтрин молчание. – Он необычный и очень умный.
– Что вы хотите найти в архиве?
– Никогда нельзя загадывать, что найдешь в архивах. Но там все есть. И зачастую то, что в досье отсутствует, не менее показательно, чем то, что есть в наличии. Работа в архивах требует логического мышления, интуиции и удачи. Вы умеете работать с архивами?
– Меня еще никто об этом не спрашивал. Я подумаю.
Они шли мимо Центрального вокзала. Для Абрамса этот район всегда ассоциировался с довоенными временами: величественные банки, старые отели, лавки чистильщиков обуви, газетные и табачные киоски, Йельский клуб. Поезда из Коннектикута и Уэстчестера, выплывающие на платформы толпы школьников и «белых воротничков».
– Я не доверяю Питеру Торпу, – неожиданно произнес Тони.
Кэтрин отреагировала не сразу, но, когда она заговорила, в ее голосе не было и тени упрека.
– Разумеется, не доверяете. А кто ему доверяет? Он ведь офицер разведки. Он лжет и крадет. Но в этом деле и не принята категория доверия. Здесь принята категория верности. А Питер верен.
– Верен кому?
– Своей стране. – Она посмотрела на Тони. – Любые иные предположения могут иметь очень серьезные последствия.
– С моей стороны было бы опрометчиво выдвигать такие предположения, – сказал Абрамс, – и кстати, спасибо за приглашение переночевать в доме на Тридцать шестой улице. Мне там очень понравилось.
– Я так и думала. Вы можете пользоваться этим домом в любое удобное для вас время.
Они дошли до Пятой авеню и пересекли ее возле Публичной библиотеки. На тротуаре Тони увидел странную нарисованную углем стрелку, указывающую в сторону Эмпайр-Стейт-Билдинг. Под стрелкой было написано: «Цель атаки» и отмечено расстояние – «0,4 мили».
Кэтрин тоже обратила внимание на стрелку.
– Ерунда какая-то, – сказала она.
Абрамс и раньше видел в городе такие стрелки с подписанным расстоянием, указывающие в сторону Эмпайр-Стейт-Билдинг.
– Но кого-нибудь это может и напугать, – задумчиво произнес он.
– Чего здесь бояться, – сказала Кэтрин, – если только не самого чувства страха.
– О, мысль о падающей с неба болванке с десятимегатонным зарядом приводит меня в дрожь.
– Это просто ядерная истерия.
– Мистер О'Брайен чем-то очень озабочен, – заметил Абрамс.
– Но не по поводу возможного ядерного удара.
– Чем же тогда?
– Это не биологическое и не химическое оружие… Что-то более страшное… Я даже представить себе не могу.
– И я тоже.
Они передвигались по Пятой авеню в сторону Рокфеллеровского центра.
– Что будет с «Талботом», если вы его найдете? – спросил Тони.
– А как вы думаете? – вопросом ответила Кэтрин.
– Ну, а если «Талботом» окажется, например, О'Брайен?
Она без колебаний произнесла:
– Даже если им окажется мой лучший друг, это не будет иметь никакого значения. Он умрет. Она умрет. Они умрут.
Абрамс посмотрел на нее.
– В тридцатых годах Форстер[3] написал:
«Если бы у меня была возможность выбора между предательством по отношению к моей стране и предательством по отношению к другу, я выбрал бы первое».
– Очень глупо.
– Зато интересно. Явление предательства вообще интересно само по себе. Прочтите Декларацию независимости. Это ведь один из самых предательских документов своего времени. У короля Георга было полное юридическое основание, чтобы повесить всех до единого из шестидесяти пяти, его подписавших.
Они остановились у входа на территорию Рокфеллеровского центра.
– Хорошо. Что вы хотите сказать? Что у нас нет юридических оснований для того, чтобы казнить «Талбота»?
– Это ваша проблема. Моральная проблема. Я смотрю на все это с практической точки зрения. «Талбота» вычислить по его внешности невозможно. В его глазах вы не увидите безысходной тоски или чувства вины, о которых говорил Джеймс Аллертон. Его душа не отлетает в полнолуние, от него не несет запахом крови. Думаю, он носит смокинг и благоухает дорогим одеколоном.
