Я вспомнила также о том, как быстро Соболев сориентировался, как быстро придумал ложь, оправдывающую Аньку, только бы защитить мою маму и бабушку от потрясения.
И этот человек шантажировал меня моими родными?
Я мысленно усмехнулась, признавая очевидное: Соболев мог быть кем угодно: монстром, неверным мужем, властным гадом… но сволочью он никогда не был. Он никогда бы не выполнил своих угроз. Он просто пугал меня, точно зная, как я отреагирую.
Он читал меня, как открытую книгу.
Глава 26
— Я видела помощника мэра, — сказала я, когда вернулась назад, к Соболеву. Посмотрев на меня, Дмитрий поскреб подбородок и невинно спросил:
— Какого именно?
Я громко рассмеялась, вызвав добродушную усмешку на лице мужа.
— Его сбила машина? — иронично поинтересовалась я, «пропустив» вопрос Соболева мимо ушей.
Соболев фыркнул.
— Его сбил Раф.
— Ааа….
— Дорогая, что тебя не устраивает? – поинтересовался мой супруг, с интересом вглядываясь в моё лицо. — Ты хотела подставить вторую щеку?
Издёвка, прозвучавшая в его голосе, заставила меня вздрогнуть.
— Интересно, почему он ещё живой? – также иронично протянула я. — И даже ходить вон может.
Если я хотела уесть Соболева, то у меня это не вышло.
— Он живой, потому что не виноват, – мой супруг неприятно улыбнулся. — Твоя сестра – шалава и воровка, и тут у меня к нему претензий нет. Просто не надо было трогать моих тещ.
— А, ну конечно… Прости, я об этом как-то не подумала. — Кивнув, я замолчала, вглядываясь в лицо Соболева и поражаясь той силе, с которой прозвучало его последнее утверждение.
После его слов, у меня не было особого желания заговаривать с ним ещё раз об Аньке. К моему прискорбию, его мнение не было таким уж неправильным… А других тем, почему-то, не находилось. Но Соболева вполне устраивало мое молчаливое поведение. Обнимая меня за талию, он весело проводил время в компании сильных мира сего – и, кажется, искренне развлекался.
Я же весь оставшийся вечер украдкой поглядывала на Диму, всё больше уверяясь в той мысли, что Соболев, даже не смотря на свою язвительность, никогда бы не причинил вреда невиновным людям. Да, он не новогодний подарок. Он может наказать тех, кто, по его мнению, нечист на руку или совершил что-то гадкое, но… не невинных.
«Дима бывает злым. Бывает опасным. Но мои мама и бабушка с самого начала были в безопасности».
В каком-то старом кино говорили, что хороший человек — не профессия. Я мысленно усмехнулась, только сейчас поняв, настолько точна эта фраза. У Соболева было много достоинств и много недостатков. Он бывал любящим и нежным; бывал заботливым и раздражительным, злым и мстительным. Он вынудил меня выйти за него замуж и принять его как мужа под надуманным предлогом. Да, пусть это всё было простым блефом, но без этого блефа я бы никогда не согласилась остаться с ним после того насилия, что он учинил со мной в своём доме.
… я вспомнила ночной клуб и девушку, с которой он занимался сексом.
Видимо, ему нужна такая близость… Не те нежности, которые бывали у нас в постели, а что-то более агрессивное, более… животное, что ли. И дело даже не только в той оргии, которую я видела в клубе или на видео, которое прислала Анька… Это было внутри него с самого начала — иначе он не стал бы, при первой же крупной ссоре, вызывать проститутку для своего удовлетворения.
Анька…
Я вдруг подумала, что вряд ли бы Соболев настолько внимательно относился к поведению моей сестры, не окажись я его женой. Он бывал мстительным и раздраженным – но не сверх меры. Он не стал бы придираться к Ане, если бы она не изображала меня.
Почувствовав на своей шее горячий поцелуй, я мысленно согласилась со своими предыдущими выводами: мой супруг мог быть жестоким, но только когда защищал своё.
Он защищал моих родных, наказывая помощника мэра; наказал Аню, думая, что защищает меня.
Звериная, нечеловеческая логика…
Я читала много биографий правителей, великих воинов и завоевателей. Каждый из них обладал похожими чертами характера: лидеры по натуре, они всегда тяжело принимали поражение, пусть даже это поражение было и на другом, не военном и не государственном поле.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Не поэтому ли Петру Первому было проще убить своего сына, чем принять свое поражение как отца и воспитателя – ведь из сына не вышло второго «Петра Великого».
Не поэтому ли Соболев так стремится сохранить наш брак? Не потому, что он очень любит меня – нет, он всего лишь защищает меня как часть своего имущества, как помеченную им территорию.
Закрыв глаза, я снова вспомнила ту сцену в ночном клубе – и Соболева, удовлетворявшего свои потребности с чужой женщиной.
«Да, он никогда на самом деле не воспринимал меня как настоящую жену и постоянного партнёра по жизни. Я для него всего лишь игрушка… прихоть, которую он, тем не менее, охраняет».
Однако теперь… теперь, когда я знала, что маме и бабушке ничего не грозит, я вдруг поняла, что мы…
Значит, мы спокойно можем развестись.
Эта мысль окрылила меня.
Неужели я смогу начать свою жизнь заново?
Сейчас, представляя всё в деталях как возможное будущее, я отчетливо понимала, что мне будет тяжело пережить развод, ещё тяжелее вырвать любовь к этому мужчине из своего сердца. Но это будет правильным, верным решением для нас обоих. В конце концов, Дима тоже когда-нибудь это поймет.
Я дождалась конца вечера и уже в машине, когда мы ехали домой (точнее, когда меня довозили до моего дома), осторожно заговорила с Соболевым о разводе.
Супруг, моргнув несколько раз глазами, удивлённо посмотрел на меня.
— Ян, ты перепила сегодня, да? – спросил он, прищурившись. — Или заболела?
Не обращая внимания на тяжелую тишину, повисшую внутри автомобиля, я преувеличенно спокойно ответила:
— Дима, ты же видишь, что у нас не получилось построить семью.
— У нас все ещё период притирки, — фыркнул Соболев.
— Я бы не назвала период, когда я тихонько пью вино в чужой квартире, а ты занимаешься сексом в ночном клубе с чужими женщинами, притиркой… — сдержав рвущийся наружу всхлип, я добавила. — Это дно, неужели ты сам этого не видишь?
Соболев с силой ударил кулаком по обивке кресла.
— Я предупреждал, что не стану жить евнухом, пока ты ищешь себя, на время отделившись от меня как от мужа, — рявкнул Соболев, приблизившись своё лицо к моему. — Я не трахал бы шлюх, если бы ты не отлучила меня от своего тела!
— Ты слышишь, что ты говоришь?
— А что, дорогая, правда глаза колет? – Соболев громко рассмеялся. — В прошлые века я даже не должен был спрашивать твоего мнения: моя жена — моя собственность.
Я вздрогнула и на всякий случай осторожно отодвинулась как можно дальше от Соболева, надеясь, что машина и водитель, сидящий спереди, немного сдержат буйный нрав моего супруга.
— Тогда какое счастье, что мы живём в двадцать первом веке, да? — покачала я головой. — И мы можем просто развестись.
— Я не дам тебе развода, — огрызнулся Соболев. — И не мечтай.
— Дима…, — просительно простонала я.
— Не дам, — снова рявкнул он.
Я прикусила внутреннюю сторону щеки, не желая говорить об этом вслух… но выбора не было. После всего, что произошло за эти несколько дней, я настолько вымоталась, что не могла больше притворяться; играть, делать вид, что всё хорошо или всё скоро будет хорошо.
— Ты не сможешь мне запретить получить развод.
— Попытайся, — насмешливо усмехнулся Соболев. — Тебя удивит результат.
Нажав на кнопку, Соболев поднял перегородку между водителем и пассажирами. Стало понятно, что неприятностей мне не избежать. И я пошла в ва банк.
— Допустим, у меня не получится получить развод здесь, но есть другие города, другие области. Есть Москва, например.
Соболев смерил меня высокомерным взглядом, а затем зачем-то поддел мыском ботинка каблук на моей туфле.