2003 год
Десятая баллада
И подходят они ко мне в духоте барака, в тесноте, и вони, и гомоне блатоты. Посмотри вокруг, они говорят, рубака, — посмотри, говорят, понюхай, все это ты! Сократись, сократик, — теперь ты спорить не будешь. И добро б тебя одного — а ведь весь народ! Полюбуйся на дело рук своих, душегубец, духовидец, свободолюбец, козлобород! На парашу, шконку, на вшивых под одеялом, на скелеты, марширующие по три, — полюбуйся своим надличностным идеалом, на свои надменные ценности посмотри. Посмотри — вертухаи брюкву кидают детям. Посмотри — доходяг прикладами гонят в лес. Если даже прекрасная дама кончилась этим, если даже ночная фиалка — куда ты лез?! Твое место здесь, шмотье твое делят воры, на соседних нарах куражатся стукачи. Посмотри, дерьмо, чем кончаются разговоры об Отечестве. Вот Отечество, получи. Что, не нравится? Забирай его под расписку. Шевели ноздрей: так пахнет только в раю. И суют мне под нос пайку мою и миску — мою черную пайку, пустую миску мою.
Ваша правда, псы, не щадите меня, Иуду, это сделал я, это местность моей мечты. Да, я им говорю, ода, я больше не буду, никогда не буду, меня уже нет почти. Слава Богу, теперь я знаю не понаслышке (а когда я, впрочем, не знал в глубине души?): вертикалей нет, имеются только вышки, а на вышках мишки, а у них калаши! Отрекаюсь от слов, от гибельной их отравы, как звалась она в старину. Позор старине. До чего я знал, что всегда вы будете правы, — потому что вы на правильной стороне, потому что вы воинство смрада, распада, ада, вы цветущая гниль, лепрозной язвы соскоб, ибо все идет в эту сторону — так и надо, — и стоять у вас на пути — значит множить скорбь, значит глотки рвать, и кровь проливать как воду, и болото мостить костями под хриплый вой; что поделать, я слишком знаю вашу свободу — несравненное право дерева стать травой! О блаженство распада, сладостный плен гниенья, попустительства, эволюции в никуда, о шакалья святость, о доброта гиенья, гениальность гноя, армада, морда, орда! Вы — осиновый трепет, ползучий полет осиный, переполз ужиный, сладкий мушиный зуд. Никаких усилий — поскольку любых усилий несравненный венец мы явственно видим тут! Поцелуй трясину. Ляг, если ты мужчина. Не перечь пружине, сбитая шестерня. Это я, говорю я вам, я один причина, это я виноват во всем, убейте меня.
И внезапно в моем бараке постройки хлипкой затыкаются щели и вспыхивают огни. Вот теперь ты понял, они говорят с улыбкой, вот теперь ты почти что наш, говорят они. Убирают овчарку, меняют ее на лайку, отбирают кирку, вручают мне молоток, ударяют в рельс, суют мне белую пайку и по проволоке без колючек пускают ток.
2003 год
Одиннадцатая баллада
Серым мартом, промозглым апрелем,Миновав турникеты у врат,Я сошел бы московским ОрфеемВ кольцевой концентрический ад,
Где влачатся, с рожденья усталы,Позабывшие, в чем их вина,Персефоны, Сизифы, ТанталыИз Медведкова и Люблина,—
И в последнем вагоне состава,Что с гуденьем вползает в дыру,Поглядевши налево-направо,Я увижу тебя — и замру.
Прошептав машинально «Неужто?»И заранее зная ответ,Я протиснусь к тебе, потому чтоУ теней самолюбия нет.
Принимать горделивую позуНе пристало спустившимся в ад.Если честно, я даже не помню,Кто из нас перед кем виноват.
И когда твои хмурые бровиОт обиды сомкнутся в черту,—Как Тиресий от жертвенной крови,Речь и память я вновь обрету.
Даже страшно мне будет, какаяЗолотая, как блик на волне,Перекатываясь и сверкая,Жизнь лавиной вернется ко мне.
Я оглохну под этим напоромИ не сразу в сознанье приду,Устыдившись обличья, в которомБез тебя пресмыкался в аду,
И забьется душа моя птичья,И, выпрастываясь из тенет,Дорастет до былого величья —Вот тогда-то как раз и рванет.
Ведь когда мы при жизни встречались,То, бывало, на целый кварталБуря выла, деревья качались,Бельевой такелаж трепетал.
Шум дворов, разошедшийся Шуман,Дранг-унд-штурмом врывался в дома —То есть видя, каким он задуман,Мир сходил на секунду с ума.
Что там люди? Какой-нибудь атом,Увидавши себя в чертежеИ сравнивши его с результатом,Двадцать раз бы взорвался уже.
Мир тебе, неразумный чеченец,С заготовленной парою фразУлетающий в рай подбоченясь:Не присваивай. Все из-за нас.
…Так я брежу в дрожащем вагоне,Припадая к бутылке вина,Поздним вечером, на перегонеОт Кузнецкого до Ногина.
Эмиссар за спиною маячит,В чемоданчике прячет чуму…Только равный убьет меня, значит?Вот теперь я равняюсь чему.
Остается просить у Вселенной,Замирая оглохшей душой,Если смерти — то лучше мгновенной,Если раны — то пусть небольшой.
2004 год
Двенадцатая баллада
Хорошо, говорю. Хорошо, говорю тогда. Беспощадность вашу могу понять я. Но допустим, что я отрекся от моего труда и нашел себе другое занятье. Воздержусь от врак, позабуду, что я вам враг, буду низко кланяться всем прохожим. Нет, они говорят, никак. Нет, они отвечают, никак-никак. Сохранить тебе жизнь мы никак не можем.
Хорошо, говорю. Хорошо, говорю я им. Поднимаю лапки, нет разговору. Но допустим, я буду неслышен, буду незрим, уползу куда-нибудь в щелку, в нору, стану тише воды и ниже травы, как рак. Превращусь в тритона, в пейзаж, в топоним. Нет, они говорят, никак. Нет, они отвечают, никак-никак. Только полная сдача и смерть, ты понял?
Хорошо, говорю. Хорошо же, я им шепчу. Все уже повисло на паутинке. Но допустим, я сдамся, допустим, я сам себя растопчу, но допустим, я вычищу вам ботинки! Ради собственных ваших женщин, детей, стариков, калек: что вам проку во мне, уроде, юроде?
Нет, они говорят. Без отсрочек, враз и навек. Чтоб таких, как ты, вообще не стало в природе.
Ну так что же, я говорю. Ну так что же-с, я в ответ говорю. О, как много попыток, как мало проку-с. Это значит, придется мне вам и вашему королю в сотый раз показывать этот фокус. Запускать во вселенную мелкую крошку из ваших тел, низводить вас до статуса звездной пыли. То есть можно подумать, что мне приятно. Я не хотел, но не я виноват, что вы все забыли! Раз-два-три. Посчитать расстояние по прямой. Небольшая вспышка в точке прицела. До чего надоело, Господи Боже мой. Не поверишь, Боже, как надоело.
2004 год
Тринадцатая баллада
О, как все ликовало в первые пять минутПосле того как, бывало, на фиг меня пошлютИли даже дадут по роже (такое бывало тоже),Почву обыденности разрыв гордым словом «Разрыв».
Правду сказать, я люблю разрывы! Решительный взмах метлы!Они подтверждают нам, что мы живы, когда мы уже мертвы.И сколько, братцы, было свободы, когда сквозь вешние водыИдешь, бывало, ночной Москвой — отвергнутый, но живой!
В первые пять минут не больно, поскольку действует шок.В первые пять минут так вольно, словно сбросил мешок.Это потом ты поймешь, что вместо, скажем, мешка асбестаТеперь несешь железобетон; но это потом, потом.
Хотя обладаю беззлобным нравом, я все-таки не святойИ чувствую себя правым только рядом с неправотой,Так что хамство на грани порно мне нравственно благотворно,Как завершал еще Томас Манн не помню какой роман.
Если честно, то так и с Богом (Господи, ты простишь?).Просишь, казалось бы, о немногом, а получаешь шиш.Тогда ты громко хлопаешь дверью и говоришь «Не верю»,Как режиссер, когда травести рявкает «Отпусти!».
В первые пять минут отлично. Вьюга, и черт бы с ней.В первые пять минут обычно думаешь: «Так честней.Сгинули Рим, Вавилон, Эллада. Бессмертья нет и не надо.Другие молятся палачу — и ладно! Я не хочу».
Потом, конечно, приходит опыт, словно солдат с войны.Потом прорезывается шепот чувства личной вины.Потом вспоминаешь, как было славно еще довольно недавно.А если вспомнится, как давно, — становится все равно,
И ты плюешь на всякую гордость, твердость и трам-пам-пам,И виноватясь, сутулясь, горбясь, ползешь припадать к стопам,И по усмешке в обычном стиле видишь: тебя простили,И в общем, в первые пять минут приятно, чего уж тут.
2004 год
