Во Франции было множество «невозделанных земель», то есть земель, у которых не было неоспоримых владельцев; каждый из этих случаев подлежал судебному разбирательству. Красавица прибрала их к своим рукам. После чего, вспомнив о непреклонности своего веропослушания, она присвоила также имущество, конфискованное у протестантов или отобранное у евреев. Оценка примерно в три миллиарда современных франков первых подарков, сделанных Угрюмым красавцем своей любовнице, не будет преувеличением.
В июне фаворитка получила также поместье и замок Шенонсо. Эта история стоит нашего более пристального внимания, так как невозможно подобрать лучшего примера, чтобы показать, как вела себя вдова Великого Сенешаля в случаях, когда дело затрагивало ее интересы.
Перестроенный финансистом Тома Бойе в 1513 году, приобретенный Франциском I в 1535-м, восхитительный Шенонсо с тех пор принадлежал короне и, согласно королевскому эдикту от 30 июня 1539 года, являлся неотчуждаемым имуществом. Поэтому царственный Амадис окружил этот недозволенный законом поступок предосторожностями, которые сделали бы честь опытному юристу.
В письмах, предназначавшихся для огласки, король ссылался на неоценимые услуги, за которые его «досточтимый господин и отец, да спасет его Господь, обремененный делами и затрудненный ведением важных сражений вплоть до самой своей кончины, не смог соответственно вознаградить Людовика де Брезе». Это вознаграждение он с радостью передавал, наконец, «своей милейшей, любезной кузине». Контракт, санкционирующий это деяние, содержал ответы на все возражения, которые, так или иначе, могли возникнуть.
Но последний пункт контракта содержал в себе подвох: он позволял получающей выгоду стороне оспорить соглашение, заключенное в 1535 году между Франциском I и Антуаном Бойе, наследником Тома, если доходы от поместья не достигали той суммы, которая послужила базой для определения продажной цены.
Третьего июля Диана отправилась на поклон к Его Величеству уже как владелица замка Шенонсо.
Все же она не была спокойна: проклятый эдикт 1539 года представлял для нее угрозу, пока ее земля считалась ранее принадлежавшей короне. Существовал только один способ избавиться от этого «домениального пятна»: потребовать аннулирования сделки по продаже 1535 года, обвинив несчастного Антуана Бойе в том, что он преувеличил сумму доходов от Шенонсо.
Уличенному в этом мошенничестве бедняге пришлось бы вернуть девяносто тысяч ливров, которые он получил двенадцать лет тому назад, чего он никак не смог бы сделать. Тогда бы его имущество конфисковали, поставили на торги, и ничто уже не помешало бы Мадам с чистой совестью приобрести собственность, превратившуюся в частную. Таков был макиавеллевский план, разработанный божественной Орианой.
В суде Бойе показал, что оценкой занимался не он, а люди короля. Когда стало ясно, что парижский Парламент удовлетворился таким ответом, король тут же передал дело в Анжуйскую Палату, от услуг которой отказался, так как она оказалась тоже слишком снисходительной. Когда процесс начался в Большом Совете, то есть на чрезвычайном суде, Бойе понял, в чем дело, и сбежал в Венецию.
Тем не менее дело рассматривалось и дальше в течение многих лет. Из-за беззаконного отказа в правосудии оно завершилось так, как того хотела Диана, и 8 июня 1555 года она смогла, наконец, купить Шенонсо с аукциона, заплатив пятьдесят тысяч ливров (сумма затем была возмещена из казны). Так как Большой Совет одобрил этот акт, невзирая на прерогативы Парижского Парламента, король был вынужден издать специальный эдикт, даровавший Большому Совету такую же власть, какой обладали другие суды с их юрисдикцией. И он заранее отменил все приговоры судов, препятствующие осуществлению этого нового права.
Тем временем документы, подтверждающие право владения, оставались в руках Бойе. Он приехал и отдал их, согласившись с условиями сделки, которая позволяла ему вернуться во Францию и вновь обрести свою должность.
«Так закончилась эта комедия, которая ничего не принесла в королевскую казну, отняла у Бойе часть его состояния и стоила ему пяти лет изгнания».109
Отныне Мадам считала себя мирной собственницей великолепного поместья, откуда начиная 1547 года она не переставала доказывать свое неограниченное могущество.
Приобретать, укреплять, обеспечивать: эта тройная забота никогда не оставляла ее. Ее вторая дочь уже давно вышла из того возраста, в котором обычно выдавали замуж девиц такого знатного рода. Дело было в том, что Диана собиралась с ее помощью скрепить могущественный союз Гизов и Пуатье, на тот момент особенно полезный для семьи зятя, но и способный в дальнейшем сделать неуязвимой семью тещи. Ощутив в самый последний момент угрызения совести, Франциск Лотарингский, по свидетельству Брантома, обратился за советом к Колиньи. Суровый сеньор заявил, «что он ценит немного доброй славы больше, чем много богатства». Эти слова были «очень неприятны для обоих братьев», но, в конечном счете, не изменили их решения.
Как только не стало Франциска I, союз был поспешно заключен, и Луиза де Брезе стала маркизой Майеннской. Ее супруг, молодой Клод де Гиз, обладал многими прекрасными качествами, которые несколько затмевали блеск его старших братьев. Ему удалось добиться дружбы Мадам и, кроме того, укрепить ее доверие к членам его семьи.
С самого начала нового правления итальянские послы отмечали как важный факт то, что Карл Лотарингский обедал за одним столом с Дианой и что оба они образовывали вместе с Франциском нечто вроде Секретного совета. Нунций называл отпрысков Гиза «любимчиками и фаворитами». Мадам считала, что величие выдающегося дома без таких сынов не было бы столь непоколебимым.
Накопив за несколько недель такое состояние, была ли ученица Анны де Боже и Великого Сенешаля удовлетворена? Ничуть нет. Частного состояния, каким бы огромным оно ни было, ей было недостаточно. Ее завораживали государственные финансы, контроль над ними был ей необходим.
Дюваль, государственный казначей, к собственному несчастью, не понял, каким был каприз этой красивой женщины. Его изгнали и заменили неким Блонде, который так не церемонился. Каждое утро после холодного душа и скачки по лесу Диана принимала его у себя и получала информацию о денежных поступлениях, расходах, «сделках», особенно о судебных делах, за которыми следовали уплаты штрафов или конфискации. Бывшей супруге Сенешаля Нормандии очень нравились процессы, результат которых приносил выгоду тем, кто, как казалось, никак не относился к делу. Никто так изящно, как она, не наживался на сутягах.
Наряду с Екатериной Медичи, Диана была достойна стать одним из персонажей Бальзака.
Месть
Укрывшись в Лимуре, герцогиня д'Этамп ожидала, что ее арестуют, предадут смерти. Так как ничего подобного не происходило, она расхрабрилась до такой степени, что настояла на аудиенции у короля и попросила вернуть ей апартаменты в замке Сен-Жермен, который уже занял коннетабль. Король, насмехаясь, отправил ее к королеве Элеоноре, сказав, что «он сделает так, как будет угодно Ее Величеству». Анна не стала настаивать.
Диана не находила никакого удовольствия в жестоком мщении. Денежные дела и все те же судебные процессы были ее излюбленными средствами как собственного возвеличивания, так и борьбы с врагами. Против той, которая так долго ее оскорбляла, она собиралась использовать механизм, способный стереть в порошок и потерпевшую поражение фаворитку, и ее предполагаемого любовника, графа де Лонгваля. Роковая кампания 1544 года, распространившиеся тогда слухи о сдаче Эперне должны были послужить основой для двойного обвинения в государственной измене. «Все делалось, — заявил Сен-Морис, — с целью усугубить общее состояние госпожи д'Этамп, которая вскоре должна была оказаться поверженной».
Лонгваль нашел единственный способ отразить такую опасность. Он отправился к Карлу Лотарингскому, теперь уже кардиналу де Гизу, и пообещал ему восхитительный замок Марше за то, «что он сам и все его владения во Франции окажутся в безопасности». Эта попытка удалась.110
Ловкий кардинал убедил короля и Мадам оставить их замысел. Может быть, Диана увидела опасность в возникновении подобной традиции преследовать попавших в немилость королевских любовниц. Но Анна так просто не отделалась. Внезапно появился ее забытый муж, отправлявший ей выплаты в течение пятнадцати лет, горечь которого усугублялась еще и тем фактом, что он лишался части своих благ, Этампа, Шевреза, Дурдана, Лимура.
«Упомянутый господин д'Этамп отправил ее в Бретань, — рассказал Сен-Морис своему господину, — и говорят, что сейчас она превосходит всех своим вынужденным, или притворным, смирением». Запоздалая ревность довела герцога до того, что он отобрал драгоценности у своей жены и возбудил против нее дело в суде. Диана, которая, вероятно, являлась вдохновительницей происходившего, смогла убедить безвольного короля самому отправиться в Парламент и в качестве свидетеля обвинять бывшую спутницу своего отца!
