Он улыбается белозубо, весело отвечая:
- А ты, Сорока, почаще меня «придурком» называй. До конца года будешь гранит технической науки в одиночку грызть.
И салютирует нам стаканом. Вот уж правда гений. Злобный.
Глава 24
Когда нас было всего двое – это казалось забавным приключением. Я и Надя вместе против великого загадочного конспиратора да преступника, ворующего продукты из столовой. Для меня ни сколько важным стало узнать кто, сколько находится рядом с ней. В тот вечер в столовую потащился от скуки, Олег все шутил на тему, что стоит исследовать место преступления и я, ввязавшись в сомнительную авантюру, бросился воплощать план в жизнь. Подозреваю у Грозы были те же мотивы, но встреча с ней в тот момент оказалась благом. Мы сблизились больше, чем за все время учебы в школе. Я уж молчу о ночевке в прошлую субботу, позволившую наконец сдвинуться нашим отношениям с мертвой точки.
Впервые можно было открыто обнять ее, проводить домой или наоборот в школу. Встречать, ходить на свидания, целовать и ощущать ответную реакцию. Даже не парило, что несколько раз видел, как она разговаривала с Артуром. Рябин после той смс подошел ко мне еще в столовой, когда мы разбредались догуливать остатки свободного окна в расписании, проговорив искренне:
- Я рад за вас, - он подмигнул, протягивая руку. – Мир? Надя мне нравилась, но стоять на пути чувств не буду. У вас с ней явно все гораздо серьезнее.
В тот момент, я парня зауважал. Понимаю, почему Гроза к нему питала интерес. Рябин оказался не наивным дураком, увлечённым поэзией. Серьезный парень, распланировавший свое будущие. В этом он явно взрослее меня, я до сих пор не дал матери четкого ответа, куда хочу поступать. Она несколько раз задавала этот раз вопрос, получая уклончивые ответы или вовсе свернутый разговор. Отец тоже долбил, интересовался, звонил несколько раз. Не понимаю, почему мать так отчаянно пытается нас помирить. Видел, как она общается с этой Наташей. Оказывается, они уже почти подружки и вместе ходят на духовную практику к какому-то там специалисту. Тьфу!
- Нравишься ты мне, Максимка, - слышу голос бабушки Нади, ощущая перед носом аромат наваристого борща. Вот за него родину продать можно, просто сидя посреди светлой кухни в квартире Грозновой, вдыхая божественный запах. В желудке заурчало, а Гроза ехидно потянула:
- Эй, лучший друг органики, разве поедание мяса не вредит твоему ментальному здоровью? – отправляю в рот ложку супа, игнорируя шуточки, за которые получает замечание от Марии Игнатовны. Эта женщина, старушкой я ее попросту назвать не могу, настоящая заводила. Глядя только на одну ее прическу с ультрамодной нынче короткой стрижкой, длинной косой челкой и зеленым цветом волос, понимаешь – перед тобой явно неклассическая бабушка. Моя-то только бурчит на дурное влияние «этих ваших ентернатов да кампуктеров». Я ее очень люблю, но лучше с ней видится в родном стане глухой деревеньки, чем везти в большой город, где «разврат и американские шпионы». Хотя пирожки она делает божественные, ничуть не хуже бабушки Нади. Может лучше, не стану сравнивать. И хотя бы никогда не стала бы якшаться с врагом, как делает мама в своей попытке всем угодить.
- Ты так и не сказал, почему поругался сегодня с мамой, - интересуется Надя, когда ее бабушка тактично выход с кухни, крикнув нам, что пойдет к соседке посмотреть какие-то там привезенные из Тайланда сувениры. Просит вести себя хорошо и дарит мне красноречивый взгляд: мол, ты мне нравишься, но ручки от внучки подальше пока держи.
Вожу ложкой по рубиново-красной жидкости, вылавливая аккуратно нарезанную кубиками свеклу да тонкие соломки моркови с капустой. Сегодня Гроза стала свидетельницей моей ругани с мамой по телефону. Меньше всего хотелось бы ее втягивать в сеть наших странных семейных отношений. Еремины - шведская семья какая-то, где мужика и сына меж двух баб туда-сюда передают. Примерно так это выглядит, потому пожимаю плечами, отделавшим простым:
- Все офигеть, как сложно. Развод родителей, любовница, клоунада из серии: «ну мы же одна семья, Максим», - передразниваю слова родителей, которые слышал с взаимным постоянством. Грознова ничего не отвечает, молчит, потому медленно наслаждаемся обедом, а потом пьем чай с вишневым пирогом. Обсуждаем все подряд: фильмы, сериалы, игры, мои соревнования, тренировки. Рассказываю ей курьезные ситуации с ребятами, она мне о зомбированном Ваське и вместе хохочем над его пристрастиями к играм ММОРПГ больше, чем к девушкам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
С кухни плавно переходим в ее комнату. Я раньше никогда в девчачьих спальнях не бывал, но мне кажется они не так уж сильно отлично от мужских. Те же безделушки, только у нас диски, кубки, медали, плакаты. У них – плакаты, мягкие игрушки, различные брелочки да символы Нового года. Ну и отделка. У меня спальня в серо-синих тонах, у нее все золотое да коричневое. Даже покрывало на раскладном диване шоколадного цвета. Ничего особенного вокруг. Шкаф, письменный стол с ноутбуком, мягкое кресло, в которое Надя падает, крутясь и пара подвесных полок под различные книжки – судя по ярким обложкам в основном любовные романы, отчего усмехаюсь. Надя Грознова – тот еще романтик. На стене картина со львами, какие-то окаменелости между вещами, оказавшиеся частями мамонтов и даже динозавров. Несколько маленьких макетов трицератопса да кажется брахиозавр, если я что-то помню из курса палеонтологии в школе.
Внимание привлекает всего одна единственная фотография в яркой рамке с цветочками. На ней восьмилетняя Надя с двумя взрослыми. Темноволосая красивая женщина в очках с улыбкой и высокий русый мужчина, с таким рассеянным взглядом, будто вообще не понимает, что он тут делает. Оба темноглазые, хотя в чертах Нади больше узнаю даму – видимо родители.
- Мама с папой, - подтверждает мою догадку Гроза, с равнодушием наблюдая за тем, как я рассматриваю фото, опираясь о край стола.
- Сколько ты их уже не видела? – спрашиваю, потому что сам никогда раньше с ними не встречался. Мне всегда казалось, что у Нади только бабушка и есть.
Она пожимает плечами, отводя взор.
- Вживую – три года.
Ох… вот это да. Я грешил на собственного отца? Да он у меня образец отцовской любви. Даже в самые загруженные дни всегда возвращался домой. Помнится, как-то я заболел ангиной, а мама уехала на конференцию. Он даже забил на деловую встречу, вернувшись домой и сидел со мной рядом у кровати.
От воспоминаний сердце ёкнуло, отзываясь тянущей болью. Почему он ушел из семьи? Чего не хватало, что это нашел на стороне? До сих пор не могу понять его мотивов и поступков.
Осторожно ставлю фотографию обратно на полку и протянув руку, чувствую, как Надя хватается за нее, поднимаясь под моими настойчивыми движениями. Обхватываю руками, притягивая ближе и вместе с ней падаю на мягкий диван так, что она оказывается сверху. Глядя в карие глаза, в глубине которых застыла детская обида, понимаю – мы не такие уж разные. Но моя семья хотя бы меня любит, а ее вообще непонятно чем руководствуется, бросив дочь на целых три года в самые тяжелые школьные годы. И сомневаюсь, что в первый раз.
- Я люблю тебя, - выдыхаю в губы, проводя ладонью по спину. Ничего такого, мне просто жизненно важно ей сказать эти слова, чтобы знала. И она улыбается, прекрасно поняв мой порыв, устраиваясь удобнее, обхватив лицо ладонями.
- Возможно, я тоже, - шепчет, прикасаясь к губам своими.
За этими поцелуями скрыты все наши переживания и чувства. Достаточно просто обнимать, дабы почувствовать биение сердец друг друга, касаться волос, зарываться в них пальцами и закрывать глаза на все что творится в нашей жизни помимо школы. Родители, учеба – все вторично. Губы двигаются, а пальцы осторожно скользят, пробираясь под ее футболку, касаясь спины. Надя вздрагивает, пока я осторожно поглаживаю ее вдоль позвоночника.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Тшш, просто прикосновения, - мой голос хрипит, но несмотря на внутреннее пламя, держу себя в руках и понимаю, что еще очень-очень рано двигаться дальше. – Пять лет ждал и сейчас подожду.
