Пауза затянулась.
Сара чувствовала, что если не произнесет сейчас какую-нибудь избитую фразу, то сгорит со стыда, сойдет с ума от неловкости. Но набор ничего не значащих реплик, придуманных людьми для поддержания светских разговоров, словно выветрился из головы.
Она уже собралась пожелать Николасу приятного вечера и уйти, когда он прервал напряженное молчание.
— Неужели в своей старой любви ты тоже успела разочароваться? — произнес он, прищуриваясь сильнее. — В противном случае ты пришла бы сюда наверняка не одна. Или Гарольду нездоровится? — Выражение его лица было невозмутимо бесстрастным, но сквозь эту маску Сара отчетливо увидела боль и страдание.
— Во-первых, я пришла сюда не одна, а с сестрой и зятем, — пробормотала она, совершенно сбитая с толку. — А во-вторых... Послушай, я честное слово, ничего не понимаю. С какой стати ты вспомнил о моей старой любви? Почему решил, что я должна была явиться сюда с Гарольдом? — Она усмехнулась, только теперь вполне осознавая всю нелепость его слов.
На губах Николаса появилась улыбка. Совсем не такая, какую обожала Сара. Не та, от которой мгновенно теряла голову, а злая, колючая, презрительная.
— За кого ты меня принимаешь? — произнес он угрожающе медленно. — По-твоему, я дурак?
Проплывающие мимо две дамы в мехах и бриллиантах повернули в их сторону головы и о чем-то перешепнулись. Николас не обратил на них ни малейшего внимания. Он смотрел на Сару теперь широко открытыми глазами и явно ждал ответа.
Но она не знала, что сказать. Понятия не имела, что ему от нее нужно, почему он злится и на кой черт вспомнил о Гарольде, человеке, которого, как ни странно, она с легкостью выкинула из своего сердца.
Они смотрели друг на друга пару минут. У Николаса заходили желваки на скулах — он злился все сильнее.
— Я, пожалуй, пойду, — произнесла Сара, начиная терять терпение. — Наверное, мне вообще не следовало подходить к тебе и заводить разговор.
Она сделала всего шаг в сторону и была вынуждена остановиться. Николас схватил ее за руку.
— Нет уж, изволь остаться, — сказал он, с трудом удерживаясь, чтобы не перейти на повышенные тона. — И выслушать все, что я хочу тебе сказать.
Сара отдернула руку и с возмущением посмотрела на него. Ее волнение, страх, смущение поглотила волна вызванного странным поведением Николаса гнева.
— Какое ты имеешь право прикасаться ко мне? — произнесла она строго, чеканя каждое слово. — Разговаривать со мной подобным образом? Я ни словом, ни делом ни разу тебя не обидела и не позволю...
— Ни словом, ни делом, говоришь? — буквально прошипел Николас. На его щеках проступили темно-красные пятна, ноздри при каждом выдохе сильно раздувались, зрачки расширились до такой степени, что глаза казались черными. Он был в ярости. — Твоей наглости нет предела!
— Сейчас же прекрати меня оскорблять! — потребовала Сара. — Несешь какой-то бред, бесишься, и это после того, как без объяснений исчез!
На этот раз Николас замер в ошеломлении.
— Ты это о чем?
В этот самый момент негромкая музыка стихла и мистер Тьерри, поднявшись на освещенное прожекторами возвышение для музыкантов, обратился ко всем собравшимся с приветствием:
— Дорогие друзья, я безмерно рад, что в этот знаменательный день все вы собрались здесь, в этом чудесном зале. Пожалуйста, уделите мне минуточку вашего внимания. Я хочу в нескольких словах напомнить вам историю создания нашей фабрики.
Он сделал паузу, давая возможность гостям подойди к нему ближе. Сара закрутила головой, ища в толпе Патрицию и Эрни. А Николас, поставив бокал с остатками шампанского на поднос проходившего мимо официанта, опустился на один из стоящих здесь же, у стены, стульев с мягким сиденьем.
— Вряд ли ты найдешь кого-то в этой движущейся массе, — сказал он Саре. — Сядь пока здесь.
Сара еще минуту выискивала сестру взглядом, но, так и не увидев ни ее, ни зятя, опустилась на один из стульев.
Мистер Тьерри принялся рассказывать, как тридцать лет назад создал «Фэшн тудей», упоминал имена людей, сыгравших в этом событии немаловажную роль, и выражал им сердечную благодарность. Сара не слышала его. Снова и снова прокручивала она в мыслях то, что успел наговорить ей Николас, сильнее и сильнее напрягала мозг, желая понять хоть десятую часть сказанного. Но все было тщетно.
Когда мистер Тьерри закончил свою речь и музыканты вновь заиграли, она повернула к Николасу голову. Он тоже, судя по сдвинутым бровям и недоуменному выражению лица, пребывал в замешательстве.
— Ты сказала, что я без объяснений исчез? — задумчиво произнес он, продолжая смотреть куда-то в пол.
Сара пожала плечами.
— Ну да.
— А как же твое письмо? Вернее, два письма... Объяснения, извинения... — Николас резко повернулся и уставился на нее в напряженном ожидании.
Сара сдвинула брови.
— Извинения? — Она нервно рассмеялась. — За что мне перед тобой извиняться?
Николас смотрел на нее очень долго, явно над чем-то размышляя. Она разглядывала его, и любовь в ее сердце, невостребованная, засаженная под замок, все увереннее расправляла крылья, разливаясь будоражащим кровь теплом по всему ее существу.
— Нам надо спокойно обо всем поговорить, — произнес наконец Николас. — По-моему, произошло какое-то чудовищное недоразумение. — Он взглянул на музыкантов на сцене, на разговаривающих и смеющихся людей. — Может, выйдем в холл? Здесь слишком шумно.
Сара кивнула.
Они поднялись и поспешно покинули зал.
— Пойдем вон туда, — предложил Николас, указывая рукой на диванчик у стены, под огромным морским пейзажем.
Когда они опустились на диван, Николас потер рукой лоб и сбивчиво заговорил:
— Итак, ты считаешь, что никогда не обижала меня ни словом, ни делом... Не понимаешь, почему я завел сегодня речь о Гарольде, и утверждаешь, будто я исчез без объяснений...
— Но так оно и... — попыталась было вставить слово Сара.
Однако Николас жестом попросил не перебивать его.
— Я же в свою очередь убежден, что это ты по собственному желанию исчезла из моей жизни... Причем с объяснением. Мы не общаемся почти три месяца, и каждый винит в расставании другого... Что-то здесь не так...
— Ты убежден, что я исчезла из твоей жизни по собственному желанию? — Сара покачала головой. — Еще и с объяснением? Да это же просто смешно! — Она вспомнила, как места себе не находила, ожидая его письма, как, полностью утратив интерес к жизни, была вынуждена обратиться к врачу. Как до сих пор страдает по его милости. И ей стало до того обидно, что она чуть было опять не попыталась уйти.
