— Завтра поутряни за ворота меня вывезешь, — сказал он внуку. — Сам отправлю.
К рассвету буря улеглась, выгладив белое полотнище полей. Но недолго тому оставаться чистым: скоро разлетится труха от дятловых кузней, расчертят сугробы хорьи следы да стопчут снег широкие лосиные копыта… Но все это будет потом, сейчас же лес молчал, отходя от бури, и даже Салмовы гари были покойны.
Ирджин сидел на краю поляны, прямо поверх плаща, небрежно брошенного на сугроб. Рядом переминалась привязанная к сосенке лошадь. На коленях его лежало отливающее зеленью тельце. Свешивались кожистые крылья, блестели тонкие кости-спицы, растянулась до полупрозрачности шелковая перепонка. Сдавив по бокам маленькую лягушачью пасть, Ирджин пропихнул между крошечных зубок голубую жемчужину. Существо сжало челюсти и тяжело проглотило кругляш.
Кам приблизил губы к едва видимому отверстию ушной раковины на змееподобной головке и заговорил:
— Мой дорогой друг, уведомляю тебе, что сложившаяся ситуация, хотя и не является критичной, но может стать таковой. Я совершил ошибку, оказавшись под пристальным вниманием одного из нюхачей Лылаха, но успел нейтрализовать его. Тем не менее, пропажа активного агента наверняка вызовет повышенный интерес самого Лылаха.
Крылья внезапно вздрогнули, расправляясь и снова сжимаясь, забились, застучали, превращаясь в размазанные пятна тумана, а из сжатых ладоней донесся невнятный писк.
Ирджин успокаивающе почесал существо под подбородком и продолжил:
— Что же касается твоего вопроса по поводу кхарнца, то пока не представляется возможным сказать что-либо определенное. Особо хочу заметить, что индивидуальные качества Словоплёта вкупе с осложнившейся ситуацией заставляют приступить к его немедленной обработке. Процесс запущен, но к чему он приведет — пока неизвестно. В любом случае, время теперь работает против меня. Не исключено, однако, что трепыхания Лылаха прояснят некоторые моменты и даже окажутся полезны. Тем не менее, я предпочел бы не рисковать с такими «помощниками». Прошу тебя подумать над этим и еще над вопросом, обсуждавшимся прежде. Зная о твоем отношении к Лылаху, тем не менее скажу — пришло время думать не о личном. Да, всем известна верность Лылаха кагану, но верность Наирату превыше, а благо страны требует действий решительных и быстрых. Потому возможно ли, что доведись Лылаху узнать то же, что знаем мы, из опасного врага он превратился бы в сильного союзника? Жду твоего решения.
Кам подсадил вестника на ближайшее дерево, и тот, цепляясь коготками за кору, покарабкался вверх.
Ветка, еще ветка. Рыжее и быстрое метнулось влево. Не опасно. Вверх. Ветер слабый. Плохо. Надо. Подняться. Ступать нельзя — тонкое. Но еще выше.
Достигнув вершины, Вестник некоторое время сидел, уцепившись всеми четырьмя лапами за сучок, прислушиваясь к ветру. Но вот, поймав нужный поток, он расправил крылья: где-то впереди, на одной из линий-направлений смутно замаячила зеленая искорка-цель. До нее было не так и далеко.
Прямо… Правее. Путеводное красное… И еще правее. Темные проплешины гарей, ломаная линия реки. Город. Снова город. Скоро. Скоро уже…
Вот оно. Внизу расходящейся спиралью, дымной, шумной и живой, лежал город. И Вестник, рухнув вниз, торопливо заработал крыльями. Зато цель стала четкой и совсем близкой — в самом сердце спирали возвышалась бело-серая громада дворца.
Туда. Левее. Пойти в сторону, уходя от столкновения с другим вестником, зашипеть, требуя дороги и, сложив крылья, рухнуть вниз, целясь в широкий балкон, выступающий из башни. Тот, другой, который тоже спешил, избрал целью соседнюю башню.
Впрочем, вестнику было все равно. Главное, он свою задачу почти выполнил.
— Зеленый вестник первого класса, личная линия господина Кырыма!
Второй вестник, выпачканный гусиным жиром и сажей, прибыл по месту назначения несколькими мгновениями позже.
— Серый вестник третьего класса, литерная линия господина Лылаха!
Триада 3.1 Элья
Те, кому посчастливилось сражаться бок о бок с яснооким Ырхызом при Вед-Хаальд, неоднократно упоминали о незаурядных талантах юного тегина, умелого тактика и дальновидного стратега. Но особое восхищение в сердцах и умах подданных вызвала отчаянная храбрость, с которой он ринулся в битву, не щадя живота своего. И даже будучи серьезно ранен, не покинул он поля боя до тех пор, пока не получил известия об одержанной победе.
Дхар А-Шу. «Величайшие полководцы нашей эпохи».
«Псих… И безмозглый идиот. Угробил вахтагу и еще полдня гацал по полю с раздолбленной башкой».
Неосторожная фраза сразу после боя.
Отблески света скользили по стенам, подымаясь к украшенному лепниной потолку и стекая на мозаичный пол. Накатывали волны тепла, подстегивая музыкантов и полуобнаженную девицу, что извивалась, плыла в тягучем стоне музыки. Тяжко ухал думбек, стучали сагаты в руках танцовщицы, вплетались в нежные переливы кануна, создавая мелодию вязкую и бесконечную.
И разрушая ее, грубо, зло гремели медные тарелки в руках двух горбунов. Тут же повизгивал, норовя взобраться верхом на собаку, шут; толстая, поперек себя шире карлица нелепо переваливалась с ноги на ногу, бултыхая голым брюхом. Улюлюкали уродцы, тянули руки, хватая её то за зад, то за бока, а она отбрыкивалась и хрипло хохотала.
Это было отвратительно. И притягательно. А люди будто бы и не замечали — ни стражу, окаменевшую в дверях, ни музыкантов, ни шутов, ни саму Элью, хотя она стояла достаточно близко, чтобы слышать разговор.
— Мой драгоценный племянник, лишь Всевидящему ведомо, как я счастлив застать тебя в добром здравии.
— Были сомнения? Любезный мой дядя, ваша озабоченность моим добрым здоровьем прямо таки переполняет мое сердце радостью, — подняв кубок, Ырхыз поднес к губам, принюхался и, подумав, поставил на место. Поправил на голове кожаный чепец.
— А мое сердце болит, ибо до ушей моих дошли слухи… Мой драгоценный племянник снова был неосторожен в высказываниях.
— Неужели?
— Ырхыз, ты же не глуп. Ты понимаешь, что все это может закончиться обвинением в измене? Об этом уже говорят, хотя и шепотом. — Урлак был раздражен, нефритовые четки начали набирать бег, но бусины касались друг друга беззвучно: музыка мешала расслышать знакомый глухой стук.
Светлейший князь и будущий хозяин Наирата Ырхыз-тегин, лежал, закинув ноги на валик белого шелка так, что Элья имела великолепную возможность разглядеть сапоги. Хорошая толстая кожа, резная подошва, мелкие гвоздики, правда, их почти не видно, потому что сапоги грязные. Странный он, этот тегин. Почему-то Элья представляла его похожим на Скэра. А он другой. Он высокий даже для человека, жилистый и смуглый, словно сплетенный из медной проволоки. Круглое лицо его дисгармонично: широко разнесенные скулы, узкий длинный нос и узкие же глаза. Подбородок жесткий, а губы пухлые, капризные, и тонкое серебряное кольцо в нижней смотрится почти уместно. Как и то, второе, что в ухе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
