— Помнится, я предупреждал ясноокого, что лекарством нельзя злоупотреблять. В вашей неосмотрительности моей вины нет. Я лишь надеюсь, что вы не настолько увлеклись, чтобы навредить еще и себе. Будьте любезны подойти сюда.
Кырым поставил кофр на столик. Щелкнули замки, бесшумно откинулась крышка. Кырым — доктор? Как Ваабе? Доктора жестоки, Элья помнила и об этом.
Один доктор отрезал крылья, второй лечить собирается. А раньше ей лечение было без надобности. Мембрана на крыле горела, эман в крови лечил. Теперь Элья в крови с головы до ног, и кожа горит, а заживать не торопится. Может, у человека найдется пара капель восстановителя или даже корректор?
— Тем не менее, мой тегин, ваш приступ сегодня был необычайно короток: как вижу, вы даже успели привести себя в порядок. А посему либо мои старания, наконец, дали результат, либо, наоборот, мы имеем дело с неким латентным внутренним обострением. Идите сюда.
Ырхыз не двинулся с места.
— Мой тегин, чем дольше вы будете упрямиться, тем позже я займусь вашей игрушкой, — говорит с Ырхызом, а смотрит все время на неё.
Ледяной человек. Наглый человек, которого Ырхыз сейчас убьет: безумцам не следует перечить.
Очистив один из подносов, Кырым накрыл его куском полотна. Следом из кофра появился узкий планшет с набором крючков и лезвий, горелка, несколько склянок с растворами и ящичек из отливающего зеленью металла, расчерченного сложной вязью символов. Несколько прикосновений и слов, показавшихся Элье смутно знакомыми, и он раскрылся, разделился на несколько частей и собрался в нечто совсем уж непонятное: металлический полукруг, прикрученный к металлической же раме, и конструкция из стекол и серебряной сетки напротив.
Ырхыз попятился.
— Ну же, яснокоий, вы сегодня и так уже достаточно натворили, так проявите благоразумие. — Подвинув ногой одну из подушек, Кырым сделал приглашающий жест. — Услуга за услугу.
Происходящее было непонятно. Неужели Ырхыз боится этого человека? Почему? Хан-кам Кырым невысок, субтилен и безоружен, даже плети при нем нет. Раздражен. Нетерпелив — пальцы отбивают дробь по столешнице.
Ырхыз медленно сел на подушку. Руки он положил на стол, подбородок — на подставку, отходящую от рамы, при этом лоб его уперся в центр полукруга, а концы последнего оказались на висках.
— И не сопите с такой ненавистью. Я знаю, чего вам хочется, но моя смерть расстроит вашего отца, — ответил Кырым, закрепляя обруч.
— Тогда почему ты сам не убьешь меня?
— Это тоже расстроит вашего отца. Смотрите прямо перед собой, прекратите моргать и разговаривать. Задержите дыхание.
То, что происходило дальше, было еще менее понятно. Кырым наблюдал, изредка поворачивая винтики на приборе. Цветные стеклышки скользили по струне, то приближаясь к лицу Ырхыза, то отползая в самую дальнюю точку конструкции. Затем стекла сменились узкими пучками света, и тегин, до сего момента неподвижный, дернулся, едва не опрокинув стол.
— Сидеть! — рявкнул Кырым.
Что он делает? Безобидная на вид процедура тегину явно не нравилась. Он разозлится. Снова схватится за плеть. А Элья не может даже перевернуться на бок и закрыться.
Сиреневый лучик мигнул раз, другой и оборвался. С легким жужжанием прибор вновь изменил конфигурацию, ощетинившись десятком тонких игл, но терпение Ырхыза, похоже, истощилось. Содрав обруч — на висках остались красные ссадины от винтов, он потряс головой и глаза потер.
— Я тебя ненавижу.
— Это непринципиально. Тем более в данный момент, — отрезал хан-кам. И добавил: — Мне нужно немного вашей крови. Руку.
Тегин молча задрал расшитый тяжелой нитью рукав. Кожаный шнурок сдавил кожу, игла вошла в русло вены, и потянувшаяся от нее трубка вскоре потемнела. Потом игла вернулась на место, а прибор снова защелкал, как показалось Элье — озадаченно. Видимо, это что-то значило, ибо хан-кам, вытащив из кофра проволочную рамку и прут, принялся ходить с ними вокруг тегина. Заставил того снять чепец, под которым оказалась тугая и не слишком чистая повязка. На ней расползалось темное пятно.
— Сколько гран вы съели и как давно? Или вы нарушили запрет и глотаете еще какую-то дрянь?
— Только твою. Сегодня — горсть с утра. Не считал.
— Или ясноокий принимает лекарство гораздо чаще, чем говорят, или пришла пора искать другое средство.
— Мне плохо. — Ырхыз сидел, обняв ладонями голову. По левой руке поползла черная дорожка крови, по правой, симметрично, — крупная капля пота. — Сделай что-нибудь… Я же просил, не сегодня, я же говорил.
Он раскачивался со стороны в сторону, задевая локтем стол, и прибор на нем, позвякивая, шевелил иглами, точно пытался защититься.
— Пожалуй, вы были правы. Не стоило, — нехотя согласился Кырым. — Абсолютно странная клиническая картина. Не люблю я непонятных изменений.
А Элья подумала, что если с треклятым мальчишкой что-нибудь случится, то казнят ее.
Этот мешочек появился не из сундука — из кошеля на поясе Кырыма. Из мешочка тот достал миниатюрную шкатулку, из нее — крохотную склянку прозрачного стекла и шприц.
— Ладно, попробуем справиться. Будьте добры другую вашу руку. Потерпите, скоро станет легче. Вот так. Вам лучше будет лечь. А еще лучше несколько дней провести в тишине и покое. Не стоит завтра выходить отсюда.
— Не буду.
— И правильно. Будущему кагану не простят слабости, даже недолгой. — Хан-кам опустился на колени рядом с Ырхызом, пальцы его легли на сонную артерию, а губы зашевелились, отсчитывая пульс. Видимо, лекарство подействовало, поскольку обеспокоенное выражение лица ушло, сменившись прежним, деловито-равнодушным. — Прошу простить меня за некоторую резкость, но я весьма обеспокоен состоянием вашего здоровья, мой тегин.
Ырхыз не ответил. Кажется, он спал.
Кырым повернулся к склане.
— Что ж, наконец-то можно заняться и тобой. — Хан-кам застыл, сцепив ладони в замок и уткнув его в подбородок. — Даже не знаю с чего и начать. Трупы твоих соплеменников дают больше вопросов, чем ответов, а это не способствует продвижению научной мысли. Но Всевидящий иногда помогает ищущим. Ну-с, приступим.
Кырым начал осмотр. Он совершенно не заботился о том, чтобы не причинять боли, исследовал Элью дотошно, профессионально и мучительно. И явно намного более тщательно, чем того требовали побои.
— Всевидящий кладет свой символ белой стороной вверх, но мы ведь знаем, что с обратной-то он чёрен. Увы, крыльев у тебя нет. Зато есть множественные рассечения мягких тканей и ушибы… обошлось без переломов… Нос цел, зубы… Зубы тоже целы. В общем, можно сказать, что тебе повезло. Кое-где зашьем, пара шрамов останется, но жить будешь. Еще как будешь. Уж я позабочусь, чтобы ты попала в прозекторскую как можно позже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
