Четыре вечера летом 1963 года играли новую постановку на студенческой сцене — четырежды срывали овации. Не было ни порядочного театрального реквизита, ни костюмов, даже игру актеров с натяжкой можно было назвать талантливой. Но что-то было! Что-то настоящее, необыкновенное. Удивляла в первую очередь изобретательность мало кому известного, кроме заядлых театралов, режиссера. Он, как когда-то в дореволюционные годы знаменитый антрепренер Лентовский, а в первые советские — Мейерхольд, поразил зрителей своей необузданной фантазией, смешением театра с маскарадом, ярмаркой, буффонадой. Радостное настроение испытывали зрители и от несокрушимого задора молодых актеров, игравших до самозабвения, не думая о том, главная у них роль или беззвучная пантомима в массовке.
И тогда Целиковская и Любимов решили задействовать всех своих влиятельных друзей и знакомых, "прорвать блокаду" цепко державших в своих руках театральный мир маститых режиссеров и добыть для Юрия Петровича театр. Тем более что подвернулся удобный случай — при Кировском райкоме партии создали комиссию по изучению деятельности Московского театра драмы и комедии, которая пришла к выводу, что "театр утратил интонацию гражданственности, в нем появились черты периферийности".
По старой дружбе Целиковская уговорила посетить спектакль, поставленный мужем, Анастаса Ивановича Микояна. Министры, замы министров, начальники всевозможных управлений культуры — весь московский бомонд потянулся на Старый Арбат взглянуть на студенческий театр, которому уже разрешили выступать на своей основной сцене вахтанговцы.
Впервые, наверное, за многие годы пресса дружно восторгалась спектаклем без подсказки свыше. Летом и осенью 1963 года газеты и журналы наперебой хвалили молодых актеров и режиссера.
Но чаще всего бывает — похвалят, поставят в ряд с лучшими спектаклями года и через несколько месяцев напрочь забудут, начнут восторгаться чем-то другим, только что появившимся. Нужно было достичь главного — создать новый театр во главе с Юрием Любимовым. И тогда ударила "тяжелая артиллерия".
"Пьеса эта сыграна коллективом молодых актеров с редкой цельностью, а ее постановщик проявил себя в этой работе как незаурядный режиссер. И у меня невольно возникает мысль: может быть, коллектив молодых актеров, сыгравших эту пьесу, способен, продолжая свою совместную работу, вырасти в новую молодую театральную студию? Ведь именно так в истории советского искусства и рождались молодые театры!
Константин Симонов".
"Правда", 8 декабря 1963 г.
"Спектакль этот не имеет права на такую короткую жизнь, какая бывает у всех дипломных работ. Потому что в отличие от многих других "Добрый человек из Сезуана" у щукинцев — самостоятельное и большое явление в искусстве. Нельзя допустить, чтобы режиссерское решение Ю. Любимова кануло в вечность весной предстоящего года, когда нынешний дипломный курс окончит училище.
Б. Поюровский".
"Московский комсомолец", 15 декабря 1963 г.
"Молодым и их руководителю, артисту Театра имени Вахтангова Юрию Любимову, желали всяческих благ и, кроме того, желали не расставаться.
Н. Лордкипанидзе".
"Известия", 19 января 1964 г.
Результат не заставил себя долго ждать — решением Моссовета № 7/6 от 18 февраля 1964 года Ю.П.Любимов назначен главным режиссером Московского театра драмы и комедии. Вместе с ним в театре на Таганской площади появились и многие участники нашумевшего студенческого спектакля. На здешней сцене 23 апреля 1964 года состоялась премьера "Доброго человека из Сезуана", и этот день стал днем рождения Театра на Таганке.
Работа Людмилы Целиковской в шестидесятых годах в Вахтанговском театре и в кино, мягко говоря, "складывалась несладко". Помощь мужу в создании, а потом становлении Театра на Таганке стала для нее необходимой отдушиной, она отдавала этому делу всю свою недюжинную энергию. И в очередной раз победила!
Рассказывает Зинаида Славина…
С Людмилой Васильевной мне удалось познакомиться в самом начале существования нашего Театра на Таганке. Целиковская пришла на спектакль "Добрый человек из Сезуана" и по его окончании поздравила меня с большой удачей и добавила, что счастлива присутствовать на появлении нового театра.
— Очень рада вам, девочка. Так держать! — подбодрила меня Людмила Васильевна.
Но это была наша вторая встреча. В первый же раз, когда мы только репетировали первый спектакль и вдруг Юрий Петрович Любимов заболел, я пришла к ней домой с виноградом, яблоками и клубникой.
— Клубнику нужно носить в корзиночке, девочка, — добродушно заметила Людмила Васильевна.
— Хорошо, в следующий раз так и сделаю, — смутилась я.
— Спасибо вам, что заботитесь о Юрии Петровиче, спасибо, что пришли к нам.
Это была первая мимолетная встреча. До этого я знала Целиковскую по кинофильмам, и школьницей, когда уже мечтала стать актрисой, молилась на ее фотографию, преклонялась перед ее красотой и обаянием. Но я тогда не смела и подумать, что когда-нибудь познакомлюсь с ней, что мне выпадет такая счастливая карта.
Я настолько была потрясена и взбудоражена нашей первой встречей, что увидела только очень красиво одетую женщину, которая даже дома не позволяла себе хоть чуточку быть неряшливой или плохо одетой, или непричесанной. Великолепно ухоженная, немного подкрашенная, она и на кухне оставалась королевой, не позволяла себе ни на минуту расслабиться.
Потом мы встречались часто. Она приходила в наш театр на все премьеры, всегда поздравляла меня, мы часто перезванивались, делились театральными новостями. Она стала для меня добрым другом и наставником.
Людмила Васильевна участвовала во всех замыслах Юрия Петровича. Помню, как меня потрясла одна встреча. Это случилось в Риге. Там жили мои родители, и я часто приезжала к ним. Однажды иду по взморью и вдруг вижу перед собой Целиковскую. В жаркий солнечный день она была в свитере, и ее окружали рукописи. Тогда они с Федором Абрамовым и Юрием Петровичем Любимовым готовили спектакль "Деревянные кони".
— Ну, вот видите, Зиночка, — развела руками Людмила Васильевна, — я не могу даже здесь отдохнуть, я должна на пляже заниматься делами вашего театра.
— Людмила Васильевна, так это счастье! — искренне обрадовалась я.
— Счастье для вас, но не для меня, — она притворно-тяжело вздохнула, — потому что мне это трудно. Вы видите, в каком я виде?
— В замечательно необычном.
Она отличалась от всех на пляже не только изумительной красотой, но и тем, что была единственным человеком на морском берегу, который работал, когда другие отдыхали. Тут подошел Федор Абрамов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
