одноглазая немочь? Лучше бы ты не рождалась на свет!
Вита не сразу поняла, о чем говорит Айанур, потом перевела взгляд на Хешшкора, и в голове будто щелкнул переключатель. Мать родная! Эта могущественная богиня исходила ядовитой слюной от ревности, как последняя идиотка! Все это было так нелепо, что Вита, бросив ей фляжку с эликсиром, против воли расхохоталась, держась за живот и истерически подвывая.
– Не вижу ничего смешного, – прошипела Айанур, спровоцировав новый приступ неудержимого хохота.
– Ты, конечно, красива, – выговорила Вита сквозь смех, – но глупа, как курица. Зачем тебе понадобилось меня убивать? Я и так очень скоро умру, и ты снова сумеешь занять место в сердце любимого. У тебя-то в запасе вечность!
– Вот уж это вряд ли, – сумрачно проговорил Хешшкор, сплюнув сгусток крови и подойдя ближе. – После того, что она натворила, я с ней рядом и загорать не лягу, не говоря обо всем остальном. Она держит моего ребенка в железной конуре и мечтает его уничтожить, подумать только! И ты всерьез надеешься, что я прощу тебе такое? Да никогда в жизни, даже через миллион лет! Я бы сам тебя убил, если б мог. Детка, – он повернулся к Вите, – только ты сможешь это сделать.
– Нет! – лицо Айанур исказилось в испуге.
– Убей ее, милая, – глухо повторил Хешшкор. – У меня, к сожалению, не получится.
– А у меня получится? – Вита припомнила невразумительное сообщение Бэлы. – Как это? Она же бессмертна.
– Не говори ей! – взмолилась Айанур. – Не говори, пожалуйста! Ради нашей былой любви…
– Это была не любовь, – жестоко отрезал Хешшкор. – Видишь ли, детка, убить кого-то из нас в самом деле почти невозможно. Почти, – подчеркнул он.
– Замолчи! – завизжала Айанур.
Молнии, тлеющие на кончиках ее пальцев, еще не погасли. Обезумев от ужаса, она выпустила их в грудь расслабившемуся Хешшкору. Он стоял совсем рядом, промахнуться было невозможно.
– Сволочь! – Вита с силой пнула лежащую ногой, отчего та застонала, и бросилась к Хешшкору.
Ее опередила Фаирата, вынырнувшая из коридора и мгновенно оценившая ситуацию. Она подхватила падающее тело и осторожно опустила его на пол. Хешшкор успел прикрыть руками левую сторону груди, и обугленные кисти цеплялись за обрывки одежды.
– Хешшкор Всемогущий! – судорожно всхлипнула колдунья, поддерживая его голову.
Сгоревшие ладони защитили сердце, и тело еще жило, но при дыхании на губах выступала розовая пена. Вита грубо вырвала у Айанур бутылочку, влила несколько глотков эликсира Хешшкору в рот.
– Проклятье, – прохрипел он, давясь питьем и кровью. – Мои руки… Я не смогу исцелить себя…
– Скажи, что мне делать, – Вита решительно взялась за меч. – Я убью гадину, если только это и впрямь в моих силах!
Айанур зарыдала.
– Лишь тот, кто дал бессмертному жизнь, может отнять ее у другого бессмертного, – с трудом выговорил Хешшкор. – Ему необходимо для этого оружие, освященное бессмертным. На твоем мече, – голос его становился все тише и тише, – лежит печать одного из богов Света…
Меч предков, подаренный ей китайским пиратом Дэном Ши! Оружие, выкованное на заре истории в тибетских горах!
Вита шагнула к съежившейся Айанур, замахиваясь сверкающим клинком.
– Мама!
В дверях появилась Бэла, держащая за руку живого и невредимого Виталика. Он подбежал к Вите. Она отпустила меч и радостно подхватила его, закружив.
– Сыночек! С тобой все хорошо?
– Все в порядке, мамочка, – Виталик зарылся лицом в теплый уютный мамин свитер. – Эта тетка с желтыми волосами говорила мне какие-то глупости. Будто она, а не ты, моя настоящая мама. Но я люблю только тебя! А она на меня рассердилась и сказала, что я никогда тебя не увижу. Я так и знал, что она врет! Ой, мамочка, а что у тебя с глазиком?
Неужели чертово зеркало не работает, забеспокоилась Вита. Вот и Айанур назвала ее одноглазой! Не иначе, проклятая Миленион подсунула брак!
– Бэла, – позвала Вита колдунью, тихо плачущую рядом с Айанур. – С моим лицом что-то не так?
Она смахнула слезы и недоуменно воззрилась на Виту:
– Да нет, все на месте…
– Бессмертных не обмануть таким примитивным колдовством, – Хешшкор вымученно улыбнулся половинкой рта. – Я старался не подавать виду…
– Ой, папа! – Виталик соскочил с рук матери. – Папочка! Тетя Фая, что с ним?
Фаирата не могла говорить – в горле стоял комок. Хешшкор был в гораздо худшем состоянии, чем Айанур, над которой проливала слезы Бэла.
Виталик встал на коленки, незамедлительно выпачкавшись в луже запекшейся крови, накрыл своими маленькими ладошками страшные облезлые костяки, оставшиеся от рук Хешшкора. И тут произошло чудо. Под детскими ручонками вдруг возникла живая упругая кожа, под которой заиграли жилы.
– Спасибо, сынок, – шепнул Хешшкор. – Не трать больше силу, у тебя ее пока немного.
Он аккуратно отстранил Виталика и провел возрожденными руками вдоль своих ран. Они начали постепенно затягиваться – довольно медленно, слишком уж он был измотан. Дыры в одежде тоже принялись зарастать будто сами собой.
– Хешшвитал, – Айанур моляще протянула к мальчику свои вспухшие ладони. – Помоги и мне.
Виталик отвернулся:
– Ты плохая.
– Вряд ли тебе потребуется лечение, Айанур, – Вита вспомнила о своем намерении убить ее.
Теперь, когда Виталик был в безопасности, и Хешшкор цел и невредим, она не чувствовала прежней ярости. Но дело должно быть доделано. С этой мыслью она подняла меч.
– Не надо, – пискнула Айанур, зажмурившись и пытаясь заслониться руками. – Нет!.. Я не хочу умирать, я не могу умереть вот так, навсегда… Зачем он сказал? – она заплакала тихонько и беззащитно, как скулящий щенок. Сейчас в ней не осталось ничего от гордой величественной богини.
Вита попыталась представить, каково смотреть в глаза смерти тому, кто привык считать, что такое никогда с ним не произойдет. Вместо вечности впереди – миг ослепительной боли, а затем тьма и небытие; и ничего не успето за века, прожитые неторопливо и в полной уверенности, что за сегодня всегда последует завтра… Для людей смерть – неизбежный финал, конец пути, а для бессмертных – наверное, катастрофа, крушение мира.
– Боишься? – спросила она.
Айанур приоткрыла глаза, переполненные запредельным ужасом.
– Я стану… частицей Тьмы, – голос ее срывался. – Черной точкой, ничего не ощущающей, не осознающей, – губы едва шевелились, немея от страха, и слова были еле слышны. – Кляксой пустоты, из которой мы рождены и в которой живем, даже не замечая ее… Возможно, когда-нибудь из нее родится другая душа… но это буду не я! Моя память, мысли, чувства – все исчезнет, растворится в безразличной Тьме… А, может быть, сотрется и сама память обо мне, о том, что я была когда-то?.. Пожалуйста, – она попыталась подползти, глаза ее были мокры, – оставь мне жизнь!
– Не слушай ее, – встрял Хешшкор. – Убей!
– Я никогда больше не встану у тебя на дороге, – пролепетала Айанур. – Я не буду пытаться вернуть Хешшкора, ничего не предприму против твоего сына… Требуй, чего хочешь, я все тебе дам…
Рука Виты задрожала. Ей не нравилось, что богиня так унижается. Было в этом нечто
