неправильное, противоестественное.
– Ты слишком сильно боишься, – сказала Вита. – Страх смерти сводит тебя с ума, заставляет совершать дурацкие поступки. Ты ведь хотела прикончить меня не только из мести. Ты боялась, что однажды я приду к тебе, чтобы разделаться с бывшей подружкой своего парня. И ты думала, что если тебе удастся уничтожить моего ребенка, я перестану быть женщиной, давшей жизнь бессмертному, и не смогу тебя убить. Вот только нет у меня кретинской привычки убивать чьих бы то ни было любовниц – ни бывших, ни, если на то пошло, настоящих. Ты могла бы подумать об этом, если бы страх не затмил тебе разум.
– Могу я поговорить с тобой, Вита? – Бэла деликатно тронула ее за рукав. Лицо ее было белее савана, еще бледнее, чем у Айанур. – Тебе не обязательно убивать ее этим мечом. Если желаешь, я… я отрекусь от нее, и она развоплотится.
Было заметно, что подобное предложение трудно далось Бэле. Вита посмотрела ей в глаза и покачала головой.
– Ничего не выйдет, Бэла. Отрекайся, не отрекайся – вы с Айанур связаны не только формальной клятвой, и слова мало что изменят. Я, в отличие от тебя, аховый психолог, но и я вижу, что ваша связь – на эмоциональном уровне, на уровне сердца. Иначе бы ты отреклась давно – еще когда она приказала тебе похитить Катю.
– Ну… – Бэла потупилась. – Тогда перережь мне горло, и дело с концом. Полвека раньше, полвека позже, мне-то все равно умирать… А у нее появится возможность когда-нибудь в будущем найти себе нового посвященного.
Вита с лязгом швырнула клинок обратно в ножны:
– Ну тебя к чертям, Бэла! Что ты такое говоришь? Забирай свою описавшуюся от ужаса богиню, и постарайтесь обе не попадаться мне на глаза как можно дольше!
– Не совершай ошибку, детка, – предупредил Хешшкор. – Убей ее! Кто убьет бессмертного, сам может стать бессмертным, это твой шанс!
– Да на кой оно мне, ваше хваленое бессмертие? – устало отмахнулась Вита, направляясь к выходу. – У меня и так есть все, что нужно для счастья.
15. Проблемы и не являющиеся таковыми
Пасмурный день за мозаичными окнами Хешширамана перешел в сумерки незаметно – лишь тучи, застлавшие небо, еще больше потемнели, словно налились свинцом. В окна стучал надоедливый, занудный ноябрьский дождь.
Но все это было там, снаружи. А в обеденной зале горел камин, на столе источали восхитительные запахи ароматические свечи. У порога, словно охраняя покой и уют, царящий внутри, свернулся черно-золотыми кольцами гигантский мудрый змей Аррхх. В низком кресле полулежала распаренная Вита в велюровом халате с узорами и с чалмой из полотенца на голове. Змей чуть виновато косил на нее пурпурным глазом: ему было неловко, что отлучка на этот раз не позволила ему помочь ей, прикрыть спину, оградить от страданий.
Фаирата томно развалилась на стуле напротив, закинув ногу на ногу. Обтягивающее черное трико на изящной фигурке делало ее похожей на девочку-подростка, но присутствующие догадывались, что подобную манеру одеваться она почерпнула не из молодежных журналов мод, а у личного авторитета. Не зря на Валенте Миленион, стоявшей с чашкой кофе у окна, было фиолетовое платье, хотя раньше этому цвету она не отдавала предпочтения.
– Мой племянник – бессмертный, – отрешенно проговорила она уже в пятый раз, устремив невидящий взор в заоконную даль. – Уссаться можно!
– Грубая ты, Валента, – лениво промолвила Фаирата. – Такая молодая и такая грубая.
– А у меня с детства был перед глазами пример для подражания, – усмехнулась она, поворачиваясь к Вите; соломенная коса при резком движении упала на грудь. – Как начнет ругаться, так все цветы в доме вяли от смущения.
– Поливать надо было лучше, – блаженно потянулась Вита и, отпив кофе, зевнула: – Хорошо-то как… Все хорошо, что хорошо кончается. Виталик с папашей, который теперь от него и на шаг не отойдет в ближайшую сотню лет. Катя у Энтелены, которая не даст ее в обиду и сделает из нее к тринадцати годам достойную кандидатку в Черный Круг. Бэла отпаивает валерьянкой свою драгоценную Айанур, неспособную себя вылечить, и бинтует ее раны…
– Как бы светлая Айанур, оклемавшись, не прокляла Бэлу за то, что ослушалась ее и стала нам помогать, – заволновалась Фаирата.
– Я бы на твоем месте за нее не переживала, – Валента отбросила косу на место, за спину. – Айанур должна носить ее на руках и пылинки сдувать! Бэла ведь готова была пожертвовать собой ради спасения ее бесценной жизни. А вот кому светит парочка-другая проклятий, так это мне, – помрачнела она. – Миленион мне все волосы вырвет и развеет по ветру. И буду я лысая…
Вита прыснула:
– Лучше быть лысой, чем одноглазой.
Валента неодобрительно взглянула на нее:
– Тебе еще смешно! – она поставила чашку на подоконник и потянулась за губной помадой, столь же фиолетовой, как ее одеяние. – Пойду я, пожалуй, восвояси… Есть в этом доме зеркало?
Вита протянула сестре зеркальце с резной деревянной ручкой. Та всмотрелась, поправила челку, поднесла помаду к губам.
– Смотри не подавись, – ехидно предупредило зеркало голосом Миленион.
Валента испуганно ойкнула и испарилась. Зеркальце плюхнулось на ковер, полежало и изрекло с обидой и укоризной:
– Не бережете вы меня, – и добавило: – В натуре.
– Ах, извини, – Вита подняла его и сунула в карман халата.
– Кстати, – заметила Фаирата, вглядываясь в темноту за окном, – у тебя есть проблемы поважнее, чем выяснение отношений с этой стекляшкой. До ближайшего полнолуния больше двух недель. И что, все это время Пожиратель Душ будет шляться по окрестностям Хешширамана?
Вите вдруг перестало казаться, что все хорошо. Благодушное настроение покинуло ее. Она отставила кофе, мигом утративший вкус, и застонала в голос. Неужели эти две недели, на которые столько запланировано, ей придется провести, дежуря у Бетреморогской башни с кольцом Тюремщика Флифа?
А чего расстраиваться, внезапно подумалось ей. Ну подежурю, ну и черт с ним. Разве это проблема? Бывали мы в переделках и похуже.
1996-1998
