— Несси…
Прохрипел пересохшим горлом и дрожал так сильно, что уже рисковал уронить девушку и упасть сам. Она встретила мой взгляд, приоткрыла рот и медленно повела языком от одного уголка к другому…
…и меня разбило в осколки, как хрустальный бокал, плеснувший щедро и густо тем, чем наполнен, и мир на секунду замер, сверкая яркими красками на острых гранях наслаждения. Я с хриплым стоном освободился от всего, что меня наполняло: спермы, страха сорваться и возбуждения… Хоть на минуту, но утолить голод похотливого зверя.
— Несси…
Я прижал её к себе, чувствуя, как по нашим животам стекает моё семя. Накрыл губы девчонки нежным благодарным поцелуем. И долго ласкал и терзал сладкий рот, отрывисто шепча её имя и слова благодарности.
И надо было бы унести её в ванную, но она так пылко отвечала и прижималась ко мне, что я не мог не усладить её желание.
Подхватил под попу и уложил на постель, снял с неё трусики и подмял под себя, сгребая в охапку и снова накрывая её губы поцелуем…
* * *
Я пронеслась до спальни, не чувствуя под ногами пол. В груди клокотало от обиды и злости, в глазах застыли слёзы. Хлопнула дверью комнаты и заметалась, не зная, как выплеснуть душившие меня эмоции.
Я не хотела уходить! Мне нужен этот зверь! Я не могла лишиться его из-за какой-то минуты мужской слабости!
О, флаг Америки!
Так высоко парить от наслаждения ночью и так больно рухнуть днём… Я рычала и глубоко отрывисто дышала, стараясь взять себя в руки. И не представляла, что делать. Гордо вскинуть голову и уйти? Кому нужна гордость, которая лишает того, что безумно необходимо?! Остаться? Но как? Это дом Никиты, я здесь никто.
Он привёз меня сюда трахать и дорого заплатил за это. И от этого всё совсем запуталось. Ну и трахал бы! Мне нравится, как он делает это! Всё, что он со мной делал, мне очень нравилось!
О, флаг Америки!
Да причём тут это?! Я просто люблю его! Этого ненасытного мужчину!
Может быть, во мне говорит сексуальный голод? Может быть, я уйду, и позже буду вспоминать Никиту с благодарностью за то, что примирил меня с собственным телом, за то, что узнала, какой мужчина мне нужен? Может быть, это не любовь? Наверное, все девчонки влюбляются в первого мужчину, перед кем раскрываются вот так, как раскрыл меня этот зверь? Может быть, это увлечённость?
Я села на кровать и уставилась в окно на Центральный парк. Потихоньку усмирила дыхание и прикрыла глаза, чтобы собраться с мыслями и решить, куда идти — в ту комнату у стадиона «Янки» я не вернусь.
В голову ещё не пришла ни одна мысль, когда дверь распахнулась, и в спальню ворвался Никита. Повернул ручку, запирая дверь, и я вскочила, когда он обернулся — его взгляд горел такой яростью, он рванул ко мне так решительно, что я пискнула, когда мужчина схватил меня и притянул к себе.
Он тяжело дышал и дрожал, и смотрел в глаза так дико, что душа обмерла и облилась кипятком. Никита сжал меня в руках и впечатал в себя.
Я обняла его, чувствуя, как он вдыхает запах моих волос и перестаёт дрожать.
Он всё ещё душил меня в объятиях, но касался губами лба и висков так нежно, что я поняла — он не убивать меня пришёл. Он был сильно возбуждён — я чувствовала его закаменевший член и прижалась к нему ещё плотнее, хотя это казалось невозможным.
— Скажи, что мне делать, Несси?
И так хотелось ответить: «Люби меня. Не прогоняй». Но я ещё сама не разобралась, люблю его по-настоящему или увлечена нашей страстью.
Я всего один день прожила в постоянном возбуждении, и это тянущее болезненное состояние выматывало: сердце терялось в ритме, воспалённая плоть горела так, что хотелось избавиться от трусиков и сесть в прохладную воду, болела голова, и уже казалось, что ни самый яростный, ни самый нежный секс не избавит от этого раздражающего состояния.
И так оно и было: я оседлала член Никиты и не испытала облегчения даже после оргазма. Хотелось рвать и метать, набрасываться на него и выть от вроде удовлетворённого, но какого-то больного ненормального возбуждения.
Меня трясло как в лихорадке, руки сами тянули мужчину на себя, лишь бы он трахал, и трахал, и трахал… лишь бы получить наслаждение, которое принесёт облегчение.
А он сказал «горю в этом аду уже много лет». И единственное правильное, что я могла сейчас ответить, это повторить его слова:
— Расслабляться и получать удовольствие…
Мне стоило всего лишь потереться о его твёрдую плоть, и он весь будто подобрался, как перед прыжком. Его зрачки расширились и лихорадочно заблестели, как в тот раз, когда она набросился на меня без ума и памяти.
Но я не боялась этого. Просто не отводила взгляда, и он будто держался за него и мой голос, когда я шептала его имя, лаская его плоть.
Каждый раз он реагировал на моё тихое «Никита», и я поняла, почему он требовал звать его, когда трахал меня: его имя — его якорь, так он помнит себя, и не проваливается в безумное насилие.
И Никита как очнулся, его глаза засветились синими огнями, осмысленно и жадно.
И показалось, что в этот момент он отдался в мои руки полностью… доверился… и отпустил себя…
* * *
Секс с Никитой — это американские горки обострившихся ощущений. Каждый раз он находил все новые точки на теле, прикосновение к которым выгибало меня мостиком или заставляло виться в его руках.
Каждый раз секс с Никитой был наполнен разным смыслом и оставлял богатую гамму новых эмоций. Всякий раз близость с ним становилась откровением, преодолением границ возможностей. Они уже не стискивали меня, заставляя стыдиться лишнего движения, они отодвигались, и скоро растворились совсем.
Невозможно стыдиться своего тела и своих желаний, когда мужчина не стесняется себя и искренне говорит, чего хочет, когда, наслаждаясь, настолько открыт, что заражаешься этим.
«Расскажи мне о своих эротических фантазиях. Я воплощу любые».
И он воплощал даже больше, чем я смела мечтать. Ещё недавно я отводила взгляд от его члена, а теперь не хотела выпускать его из лона, рук и рта. Я знала каждую венку, по которой вела языком, знала, как сводит Никиту с ума, когда я прижимаюсь приоткрытыми губами в головке и дразню её кончиком языка, пальцами скользя по набухшим венам.
У Никиты потрясающая гибкость и растяжка, он легко разводил согнутые в коленях ноги на шпагат, открываясь ласкам так вызывающе, что перехватывало дыхание.
Я полюбила его тело, мне нравилась его большая мошонка и гладкая кожа под ней, нравились его ягодицы и ямочки над ними, нравилась его спина и плоский живот, его широкие плечи и узкие бёдра, его длинные сильные ноги и аккуратные ступни, его красивые руки и сильная шея…
Я просто залипала, глядя на него, возбуждалась на ровном месте от одного его вида. Я дышала им и в любой удобный момент вкладывала себя в его руки и раздвигала ноги, чтобы утолить жар между ними и снова почувствовать его моим, а себя — его.
А он с таким упоением и удовольствием скользил кончиком языка в складках моей плоти, заставляя трепетать, умел так накрыть её горячим языком, что я ритмично двигалась бёдрами ему навстречу, вспыхивая, всхлипывая и прося «ещё… ещё…»
Отдаваясь ему, я становилась внутренне свободней и уверенней уже не только в постели. Это просто не передать словами, что чувствуешь, когда знаешь, что стоит попросить, и этот мощный, сбитый в монолит жёсткий мужчина окажется у ног и вознесёт на небеса одним только языком.
Он целовал вход в ждущее открытое для него лоно точно так же, как и рот, обхватывая нежно губами и дразня языком, посасывая и согревая дыханием, вторгаясь языком внутрь так, что я замирала и проваливалась в омут сладкой похоти. Я для себя назвала это «верхними» и «нижними» поцелуями, потому что Никите не было разницы, что целовать.
Поцелуй в губы теперь вызывали такой шквал эмоций и дикое возбуждение, что я сама сдёргивала с мужчины штаны и запрыгивала на руки, целуя его страстно и нежно, опускаясь на его член.
