— Не верю, — стряхнул мои руки Михаил и попятился, глядя мне в лицо, в руке он сжимал розовый, неизвестно откуда взявшийся камень, — Не верю! Слышишь, не верю! Ты виновата! Ты так же виновата как те, кто пытал ребенка. Я не верю тебе. Такие как ты не имеют права на жизнь!
— Какая теперь разница, — сознание в очередной раз решило подвести меня.
Высокий темноволосый мужчина склонился над хрупкой женской фигуркой. Когда она падала, лучи солнца на секунду превратили светлые волосы в золотое пламя. И когда женщина сломанной куклой упала на траву, пламя погасло. И он смог услышать только сказанные шепотом слова:
— Какая теперь разница. Завтра все равно не будет рассвета….
Голубые глаза закатились. Безвольное тело свело судорогой, ноги и руки задергались. Мужчина думал не долго. В сердцах бросив:
— Будь все проклято, — Михаил достал камень голубого цвета из кармана и приложил ко лбу женщины.
Когда судороги прекратились, он подхватил безвольное тело на руки и бегом направился к оставленной на входе в парк машине.
Только примятая трава, сумочка на скамейке и забытый женский шифоновый серо-зеленый шарф, остались как напоминание обо всем произошедшем. Легкая ткань шевелилась на ветру, словно живая. Она как будто говорила. Я живу, и вы ничего с этим не сделаете. Забывайте меня, затаптывайте, а я все равно живая. Все равно…
Безлюдная аллея, все так же оставалась тихой и пустой. А сумочка и шарфик, медленно, очень медленно растворились в воздухе.
Глава 12.
Право на смерть.
Дождь. Это точно дождь. Закрытые тяжелые веки, мешали определению источника шума. С трудом, но я сообразила, тихий шорох, обозначает, что на улице идет дождь. Я не понимала, почему мне никак не удается проснуться. Да и сам сон. Такой странный, такой реальный. Да, нет, это не сон. Это все-таки реальность. Грустно, что Михаил оказался свихнувшимся маньяком. Надо попробовать сообщить Ищейкам. Хотя. Стоят ли люди, которые тогда избегнут справедливого возмездия, моего участия в своей судьбе? Но Михаилу все равно не удастся расправиться со всеми. Это только в дурацких боевиках возможно такое. Реальная же жизнь ничего общего с кино не имеет. И потом, с этой своей одержимостью, он перебьет половину населения планеты, если понадобиться. Так что надо сообщить в органы. Еще бы глаза открыть. Удалось проделать данную операцию не сразу. Но получилось же.
Открыла глаза, и тут же закрыла их обратно. Свет, льющийся в окно, прожигал насквозь радужку, сил терпеть такую пытку не нашлось. Правда, беглого взгляда хватило, чтобы понять, что нахожусь я в отдельной палате в больнице.
— Галин. Как ты? — муж, сидевший у кровати, очнулся от тяжких дум.
— Слабость. И глазам больно на свет смотреть, — мой голос дрогнул, когда я вспомнила, причину своего плохого самочувствия.
— Почему ты ничего не сказала о своей болезни? — Сергей взял меня за руку.
— Я сама только узнала, — приоткрыла один глаз, не век же с закрытыми гляделками лежать.
— Надо было позвонить, — супруг расстроено потер лоб, свободной рукой, не выпуская мою конечность из другой, — Мы бы нашли хорошую больницу. А не так, чтобы оказаться неизвестно где, и неизвестно как. У меня есть знакомые. Они могут порекомендовать замечательных специалистов.
— Не надо Сереж, — остановила я этот словесный поток, вырвав свою руку из захвата. — Пойми. Для меня не осталось шансов. Никаких. Я понимаю это. Только все никак не смирюсь. Любой день может оказаться последним. Просто пойми и прими.
— Не могу и не хочу понимать, — упрямо поджал губы мужчина. — Надо бороться. Если необходимо, делать операцию. Деньги я найду.
— Скажи. Зачем тебе головная боль, связанная со мной? Для чего ты проявляешь заботу о том, кто тебе уже давно не дорог.
— Ты не права. Семь лет брака за спиной, это не пустой звук для меня. И ты близкий и нужный мне человек.
В ответ на эту фразу я открыла глаза, и горько усмехнулась. Сколько лет я ждала этих слов. Нет, не слов любви. А просто признания себя нужной ему. Но как поздно он их мне сказал.
— Не надо, Сереж. В твоей жизни нашелся уже человек, который стал и нужным, и близким. Теперь я могу только сказать, что сама во многом виновата. Например, в том, что так и не научилась не бояться любви. И в том, что могла быть лучшей женой для тебя. За это прошу простить меня. А вот все остальное. Имеет ли оно сейчас значение? Мне, кажется, нет, не имеет. Осталось так мало времени впереди. Давай не будем тратить его на выяснение отношений и ссоры. Их практически не было в нашей прошлой жизни. Пусть их не будет и сейчас.
— Ты все о том же, — его губы скривились в непонятной ухмылке. — И опять не хочешь ничего слышать. Но я заставлю тебя слушать. Ты должна знать правду.
— Сережа, — страдальчески поморщилась я. — Я же попросила. Давай, не будем выяснять отношения. На это у меня нет ни времени, ни желания. Мне уже ничего не надо. Я просто хочу провести оставшиеся дни в покое. Я просто хочу жить. Видеть солнце или дождь за окном, а лучше в живую. Дышать, ощущать, как бьется сердце. Только это. А все остальное. Просто суета. Если удастся выжить, тогда я с удовольствием послушаю твои объяснения. Пока же, прошу. Не нужно ничего говорить об этом. Просто прошу. Надеюсь, ты услышишь мою просьбу.
Упрямо поджатые губы, сморщенный лоб и жесткое выражение лица говорили о том, что он не послушается. И понимать, что все это было и прошло не хочет. Смиренно приготовилась слушать его объяснения.
— Надеюсь, ты передумаешь. Скажешь, как будешь готова выслушать все, что я хочу тебе сказать. Не сомневайся, это действительно важно, — от удивления я даже дернула головой, что вызвало не очень приятные ощущения.
— Ты действительно не стал настаивать? — приподняла руку и коснулась его колена.
— Да, действительно, — подтверждение прозвучало как-то рассеянно, а мужская ладонь накрыла мои пальцы. — Не могу же я насильно заставить тебя слушать. Но, надеюсь, ты переменишь свое решение.
— Так странно слышать от тебя слышать все вышесказанное. Но спасибо, что не стал настаивать.
— Просто ты права, — непримиримое выражение исчезло с его лица, — Сейчас лучше потратить время на поиск хорошего врача, а не на споры. Обо всем другом мы сможем поговорить, когда ты пойдешь на поправку.
— Да, конечно, — отвернулась я, пряча слезы, навернувшиеся на глаза, при мысли, что возможно уже завтра я не увижу больше неба.
— Ты главное, верь, — прижал мою руку муж к своему колену. — Мы обязательно найдем способ справиться с бедой.
— У меня не хватит решимости сообщить маме, — решила я сменить направленность разговора, — Сможешь, ей сам рассказать?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
