скрываемой тоски по страсти, по вольной жизни, по беспечности, которая была её верным спутником до замужества, по отсутствию рядом лучшей подруги, а теперь и друга, который попал в тюрьму и наконец, она знала, что может когда-нибудь еще обнимет Игн, но с ним рядом уже никогда не будет Вилмы, и он измениться — станет молчаливым, замкнутым, инертным. Все так резко стало меняться и почему-то, в предвкушении будущности таилась некая новая дорога, на которую ей не хотелось становиться. С каждым годом радость уменьшалась и становилась совсем маленькой, заботы прибивали к земле, делая каждый день серым и безликим. Чего дальше ждать от жизни? В воздухе витало только напряжение и злость людская, невидимый страх. И Миррано стал сдавать. Его уходы из дома — нелепая попытка сопротивляться грузу каждодневной отягощающей ответственности за детей, за пациентов, за будущее своей семьи, на общем фоне его неоцененности. И в глубине души она это знала. А её страсть к дорогим украшениям и нарядам — что это как не попытка заглушить тоску по нереализованной женской сексуальности и побег от внутренней пустоты! У неё никогда не было целей в жизни, четких, видимых. Плывя по жизни как лодка без кормчева и весел, вероятно, пришло время, когда она зашла в тупик и все так обострилось именно сейчас, когда правительство объявило войну. Никогда, никогда она не понимала ту неугомонность Игн, зачем ему с кем-то бороться, зачем ходить на разные митинги, забастовки? Он из дворянской, интеллигентной семьи, состоялся в профессии, нашел добрую спутницу жизни, что он хотел, чего добивался? И тем не менее, как его сердце выдержит столько вошедших в его жизнь бед? Что-то в последний год уходило от неё, что-то основательное и под ногами образовывалась зыбкая топь, по которой ты идешь и не знаешь где провалишься. Миррано стало все надоедать, отец уже не хочет помогать, а дети еще не выросли, и она смутно, на уровне интуиции цеплялась за что-то, что могло бы дать ей возможность жить так же беспечно, как она любила, даже имея четверых детей и не находила. Господь! Он всему помощь и опора, вот она неосознанно пришла сегодня сюда и слезы жалости к себе, а потом уже к другу стали выливаться наружу из её души и вроде бы становилось легче, но …у неё еще не было в жизни ситуаций, когда рука Бога выхватывает тебя из зева пропасти и потому, вера её была такая же зыбкая и слабая, что утешения в ней она практически не нашла.
Как бы там ни было, надо объединяться вместе с родителями Игн и готовиться к похоронам.
Еще через день на пороге её квартиры появилось три фигуры мужского пола, это был Авдей, посередине Миррано и третий неизвестный господин, такой же цыганской национальности. Миррано висел у них на руках и все в жару, напрягая силы, чтобы притащить его домой, были взмылены как скаковые лошади. Авдей даже выругался:
— Притащили, дальше некуда, а-то допьётся до белой горячки — и бережно положил его на порог.
С затуманенными глазами и зловонным перегаром, Миррано попытался встать на колени, но оторвать руки от земли так и не смог, поэтому медленно пополз в квартиру, где первым кто с радостью его встретил был его любимый какаду и все дети, выбежавшие на суету в коридоре. Как бы Хелен не пыхтела от злости, в глубине души ей стало легче, что он сам объявился и ей никого не надо было посылать к цыганам. Михаэль и Гельмут стали живо его раздевать, до трусов и помогать встать на ноги. Это было смешно! Миррано падал тут же и в его затуманенном мозгу работала только одна цель — добраться до кровати.
Вошла Хелен и громко запротестовала:
— Только не на кровать! Направьте его, пусть ползет в ванну. Там заодно помоется и выспится! Ему сейчас все равно где спать!
Гельмут с Михаэлем сочли доводы матери разумными и развернули отца в другую сторону.
Но на этом дело не закончилось. На следующий день Миррано впал в повторную депрессию, ничего не ел и лежа на кровати, тупо смотрел в потолок. Это бесило Хелен больше всего. Чтобы не видеть его отчужденной физиономии, она пораньше сошла с дома и направилась к родителям Игн. Вилму доктор Цобик сегодня утром должен был отдать из больницы. Она то знала, как ему важно было сделать вскрытие. И как доктора, её интересовала причина смерти женщины, уже после благополучного родоразрешения. Как и прогнозировал старый опытный врач, это был тромб. Врачебной ошибки не было и Миррано зря опасался упреков со стороны детей Вилмы, которым придется сказать правду, когда они вырастут. И зря Миррано так себя бичевал. И на днях должен будет состояться суд над Игн. Господи, от всех мыслей голова становилась тяжелой, а настроение портилось мгновенно. Хотя, какое могло быть настроение, после всего случившегося? Она шла под палящем солнцем, чтобы по дороге отправить Ани письмо в Америку. Оно будет идти долго, но она должна знать, какие произошли у них беды! Может вернется на родину? Здесь же её друзья, попавшие в беду?
Вернувшись вечером, очень поздно, измотанная и растерявшаяся от всего, что стало происходить вокруг, она застала своего супруга в том же положении, что и утром.
Она только буркнула через плечо:
— Ты себе бока еще не отлежал, но в ответ ничего не услышала.
— Ты бы с детьми погулял, раз уж дома отдыхаешь, они скоро забудут, как ты выглядишь.
Опять молчание.
На следующий день, после обеда, она привела в семью все того же психотерапевта.
Он водил перед глазами Миррано металлической указкой и задавал ему глупые вопросы, насчет того, как он спит и что ест и когда в последний раз у него была близость с супругой, констатировав у того затяжную депрессию. Единственное на что Миррано отвлекся, так это чтобы поинтересоваться — Почему депрессия затяжная, что есть быстропроходящие?
Хелен все это начинало надоедать. Когда доктор ушел, она раскричалась на супруга.
— Подумаешь, беда у него, все …надо брыкнуться в люльку и ухаживайте за ним, как за младенцем! У меня денег больше нет — вот это проблема! Ты можешь мобилизоваться для того, чтобы семью обеспечить?
Миррано повернул к ней