— Ты хорошо осведомлен о том, что творится в мире, — одобрительно заметил Молчаливый. — Знаешь, чем дольше я слушаю тебя, тем больше думаю, что я хочу иметь такого советчика. Будешь моим гохоном, если не сочтешь это недостаточной честью для себя.
— Какая разница, как называться, — отмахнулся Декла. — Главное, чтобы твои подданные знали, что остальные гохоны не могут противоречить мне. Если им что‑то не по душе, то они должны обращаться к тебе, чтобы решить спор.
— Это обрадует тебя?
— Нет, но сильно поможет в работе. Ты вообрази, Самаэль, что ведешь войска на приступ, а твои гохоны начинают сомневаться, колебаться и задавать вопросы. Что делать?
— Убью. — Урмай‑гохон был краток.
— Я не смогу убивать твоих военачальников. Но какие‑то меры принимать буду должен. Вот и прошу о таком указе.
— Согласен. Ты будешь служить именно мне?
— Да, Самаэль. Но только об этом никто не должен знать.
— Умно, — кивнул головой Молчаливый. — Продолжай про войну.
— В Джералане восстание. Зу‑Л‑Карнайну придется трудно, потому что тагары — народ сильный и отчаянный. Для них смерть значит гораздо меньше, чем бесчестье. Прибудет помощь с Иманы. И еще — если все будет развиваться по плану, то очень скоро я смогу сообщить тебе новые сведения.
— Это хорошо. А теперь расскажи мне о твоей бывшей повелительнице, об Интагейя Сангасойе. Мне нужно знать, что она собой представляет.
— Этого я доподлинно не ведаю, Самаэль. Потому что я ушел из Сонандана почти одновременно с ее прибытием. Скажем так, мы разминулись. Однако я видел ее несколько раз и уверен, что в ней есть скрытая сила при кажущейся внешней слабости. Внешность ее обманчива, и потому нужно всегда помнить, кто стоит перед тобой в обличье юной, хрупкой, ранимой женщины.
— Ладно, это мы обсудим позже. А теперь ответь — есть у тебя еще какие‑нибудь просьбы или пожелания? Я постараюсь исполнить их, чтобы показать тебе, что по‑настоящему ценю преданных и умных людей.
— Есть, урмай‑гохон, — ответил старик и твердо посмотрел в глаза Самаэлю. — Мне нужен один человек ежедневно. Все равно кто — мужчина, женщина или ребенок. Главное, чтобы он был не стар и не болен.
— И что ты будешь с ним делать? — заинтересовался Самаэль.
— Это неинтересно, урмай‑гохон, а потому позволь мне не отвечать на этот вопрос.
— Пусть. Тогда я спрошу иначе: тебе нужен каждый день новый человек — значит ли это, что предыдущего в живых уже не будет?
— Да.
— Это я и хотел услышать с самого начала. Я велю воинам приводить к тебе пленников и рабов. Ты будешь сам выбирать свою еду, — безразличным голосом сказал Молчаливый, делая вид, что не замечает удивления Деклы. Ему было необходимо доказать старику свою проницательность и остроту ума, дабы тот с самого начала понял, что обманывать урмай‑гохона бесполезно и даже опасно.
Декла оценил этот ход. Внимательно посмотрел на урмай‑гохона, взвешивая, стоит ли сейчас открывать ему тайны, связанные с его происхождением. Но потом решил, что для этого еще не пришло время. И пошел к выходу, твердо печатая шаг.
— А как мы свяжемся с избранными? — внезапно спросил Самаэль.
— Не нужно с ними связываться. Они сами найдут, нас, когда придет срок.
* * *
Понтифик Хадрамаута Дайнити Нерай пребывал в глубоком унынии.
Внезапная и трагическая гибель первого советника Вегонабы Лина не просто удручила его, но и лишила единственного человека, которому он по‑настоящему доверял. За последние несколько дней понтифик очень много думал и пришел к выводу, что даже при небезразличном отношении к судьбе своей страны он понятия не имеет, как поступать. Дайнити Нераю было поздно вступать на зыбкую почву интриг и политики — слишком много лет своей жизни он проходил мимо очевидных вещей, и нынче, за неделю‑две, было немыслимо им обучиться. Требовались для этого долгие годы кропотливого и вдумчивого труда, а именно этих долгих лет у Нерая и не было.
После последнего разговора с Вегонабой понтифик как бы ожил и включился в окружающую его жизнь. Отпуская первого советника, он с нетерпением ждал, когда тот вернется и продолжит поучительную беседу со своим повелителем, когда ознакомит его со всеми трудностями и сложностями. Дайнити Нерай хотел и стремился стать полезным. И когда слуга доложил о прибытии Дженнина Эльвагана, понтифик даже обрадовался. Ему предоставлялась прекрасная возможность не просто сидеть и томиться бесплодным ожиданием, но и поговорить с настоящим мастером своего дела. Он помнил, как лестно отзывался Вегонаба Лин о молодом флотоводце, как высоко ценил его талант.
Но Джаннин Эльваган принес страшную весть.
По его словам выходило, что, забывшись, с головой уйдя в работу, первый советник оказался настолько неосторожным, что распечатал какой‑то конверт. Будучи молодым человеком, к тому же воином, Дженнин успел отскочить назад, почуяв опасность, но сам Вегонаба остался на месте, парализованный дымком, струившимся из конверта. А после явился демон, которого было невозможно одолеть сталью, и Эльвагану пришлось просто‑напросто сбежать, ибо его друг был мертв, а шаммемм не был силен в магии и ничего не мог противопоставить исчадию зла.
К счастью Дайнити Нерая, Вегонаба не рассказал ничего о том, что случилось между ними несколько часов назад. Так, упомянул вскользь, считая подробности делом сугубо личным. Именно деликатность советника спасла жизнь понтифика Хадрамаута. Дженнин Эльваган продолжал считать его полным ничтожеством, неспособным заметить — в силу своей лени — даже конец света, буде тот состоится прямо у него под носом. И он не считал необходимым слишком притворяться перед этим жирным тупицей. Ему бы стоило уничтожить Нерая, но он сдерживал себя из тех соображений, что это‑то всегда успеется, а пока необходимо заняться более важными и неотложными делами.
Понтифик слушал и всматривался в лицо адмирала‑шаммемма.
И чем больше он слушал, тем меньше верил его рассказу. Как бы ни был он раньше безразличен ко всем делам, но все же не был слеп. И он прекрасно помнил, что молодой Эльваган никогда так не выглядел. Прежде, когда понтифику случалось видеть его на празднествах или больших приемах, где Нераю волей‑неволей приходилось появляться перед своими подданными, чтобы таким образом засвидетельствовать факт своего существования, шаммемм казался скромным, совсем еще юным. Несмотря на свой высокий пост и несомненный талант флотоводца, он был скромен, тих и застенчив. Легко краснел.
«Да‑да, — вспомнил понтифик, — конечно же, краснел. Вегонаба представлял его мне в первый раз после какой‑то там морской баталии, где Эльваган проявил себя с лучшей стороны, и мальчик смущался и был абсолютно бордовым. Что же с ним произошло? «
Надменный, сильно повзрослевший, с холодными, льдистыми глазами, суровый человек, стоявший сейчас перед ним, лишь отдаленно походил на того Дженнина Эльвагана, которого он знал прежде. И этот человек отчаянно лгал понтифику. Но доказать сам факт лжи Дайнити Нерай не мог ничем, а заяви он о своих подозрениях кому‑либо из придворных, те сочтут это еще одним монаршим капризом, еще одним проявлением его беспросветного безразличия к окружающим, обернувшегося своей противной стороной — подозрительностью.
О, как горько жалел теперь понтифик Хадрамаута о том, что прослыл среди своих подданных ленивым и неразумным человеком!
Но он уже достаточно хорошо ориентировался в событиях, чтобы прикинуться собою прежним, чтобы не пробудить у Эльвагана никаких подозрений.
— Ладно, — вяло шевельнул кистью. — Это… благодарю.
Шаммемм поклонился до неприличного небрежно и быстро вышел из комнаты, окна которой выходили на море. Его вел тихий, шелестящий голос Корс Торуна, указывавший путь и последовательность его дальнейших действий.
— Ты убедишь этих тупиц в необходимости рейда на Сарконовы острова. Ты должен победить пиратов. Ты должен добыть еще один талисман. Без тебя, шаммемм, никто не сможет ничего сделать. Ты избран повелителем Мелькартом, и блестящее будущее ждет тебя.
Ты отдашь другому избранному добытый тобой талисман, а взамен получишь корону Морских эльфов. И ты станешь братом Йа Тайбрайя. Стоит ли говорить тебе, что Хадрамаут будет лежать у твоих ног? Но и это лишь малая толика тех благодеяний, которыми осыплет тебя наш повелитель, когда придет в этот мир.
— Что скажешь, господин? — спрашивало украшение, висевшее под одеждой, на груди шаммемма.
— Я сделаю все, я все сделаю, — твердил он, шагая по направлению ко дворцу Войны, где располагались все службы, связанные с ведением боевых действий на море.
* * *
Сказать, что Тхагаледжа был приятно удивлен, обнаружив Каэтану во дворце, — значит не сказать ничего. На самом деле владыка Сонандана испытывал смутные чувства. Он собирался завтракать, и ему уже доложили о том, что стол накрыт, так что повелитель может приступать к трапезе когда пожелает. Татхагатха весьма желал пригласить во дворец Нингишзиду, потому что вездесущего жреца везде видели, но никому не удавалось настолько приблизиться к нему, чтобы поговорить. Тхагаледжа очень хотел обсудить с верховным жрецом текущие дела, а потому принял самые решительные меры, приказав посланным не возвращаться без него.
