16 января все центральные газеты опубликовали ответы Леонида Брежнева на вопросы американского журнала «Тайм». Ничего нового в них в общем-то не содержалось, но интересно другое: Брежнев ответил на семь вопросов, а советская пресса опубликовала только пять (американский народ, естественно, прочитал все семь ответов). Таким образом глава государства подвергся (вольной или невольной) цензуре! Правда, ничего крамольного в этих ответах не содержалось, и под нож цензуры они попали исключительно из-за своей чрезмерной эмоциональности, не принятой в политической журналистике. К примеру, в числе купированных ответов оказался такой: «Мир, мир и еще раз мир — наша главная цель, — заявил Брежнев. — Если хоть одна ядерная бомба взорвется в какой-либо части мира, не поздоровится ни журналистам, ни мне, никому на земле».
16 января в Москве начался закрытый процесс над террористами, устроившими взрывы в Москве в январе 1977 года. На скамью подсудимых сели трое: 32-летний слесарь-сборщик Степан Затикян (организатор взрывов), 32-летний художник Завен Багдасарян и 24-летний рабочий Акоп Степанян. Стоит отметить, что в ходе следствия только один из них — Багдасарян — полностью признал свою вину в совершении терактов. Степанян сделал это частично (при этом отрицая участие Затикяна), Затикян вообще отказался признавать себя виновным. По указанию сверху процесс решено было сделать закрытым: на него не были допущены не только представители прессы, но даже родственники подсудимых.
В среду, 17 января, в 8.00 утра по-московскому времени в Советском Союзе началась очередная (шестая по счету) перепись населения (последняя проходила в 1970 году). Точнее будет сказать, что перепись началась еще минувшей ночью, затронув пассажиров поездов дальнего следования. Штаб переписи находился в Москве на улице Кирова — туда стекалась вся информация по стране.
В тот же день два организатора и составителя альманаха «Метрополь» — Виктор Ерофеев и Евгений Попов — принесли свое творение (его копию) в Московскую писательскую организацию с тем, чтобы там с ним ознакомились и дали добро на публикацию. Настроение у «метропольцев» было прекрасное: отдав рукопись в секретариат, они спустились в ресторан, чтобы «обмыть» случившееся. Когда спустя час они покидали это заведение, их чуткий слух уловил яростный стук пишущих машинок: это 1-й секретарь Московской писательской организации Феликс Кузнецов отдал приказ размножить альманах в количестве 10 экземпляров, чтобы раздать его для ознакомления членам секретариата. Ерофеев и Попов могли быть довольны: их творение тиражировалось чужими руками. Но оба еще не подозревали, какой грандиозный скандал ждет их уже в ближайшем будущем.
Между тем, если до скандала с «Метрополем» осталось несколько дней, другой литературный скандал уже грянул. Речь идет о декабрьском номере журнала «Аврора», который «Союзпечать», чуть запоздав, начала распространять среди подписчиков в январе. В нем было опубликовано стихотворение Евгения Евтушенко «Москва — Иваново», которое и стало поводом к грандиозному скандалу. Спросите, почему? В своем произведении Евтушенко описал суровые будни жителей «города невест», в частности — рассказал о том, как они мотаются в Москву в поисках хлеба насущного (эти электрички в народе не случайно называли «колбасными»). Как вспоминает ивановец Д. Губин:
«Ох уж этот нескорый поезд № 662! Я изучил его, пока был студентом, вдоль и поперек и навеки запомнил, какое тяжкое зрелище он представляет даже в купейном варианте, не говоря уж про общие вагоны, где с третьих полок капает на вторые оттаявшее в поезде мясо, где люди сидят голова на голове и две соседки ночь напролет спорят, сколько зарабатывает Эдуард Хиль и стухнет колбаса «Останкинская» до Иванова или же обождет…»
Евтушенко описал в своем стихотворении этот «рейд за продуктами» со всей, присущей ему резкостью. Процитирую лишь несколько строчек:
Прижимала к сердцу бабушка ценный сверток, где была с растворимым кофе баночка. Чутко бабушка спала. Прижимал командированный, истерзав свою постель, важный мусор, замурованный в замордованный портфель… Мы за столько горьких лет заслужили жизнь хорошую? Заслужили или нет?..
Стихотворение стало поводом к скандалу, разразившемуся непосредственно в самом Иванове. Если народ буквально выхватывал номер «Авроры» с этим стихотворением друг у друга из рук, то партийное начальство скрежетало зубами в бессильной ярости. 17 января по этому поводу был даже созван идеологический актив области, на котором публикация была подвергнута дружному остракизму. Евтушенко называли антисоветчиком, идеологическим диверсантом и все такое прочее. Короче, нашли стрелочника: в отсутствии продуктов в магазинах был повинен поэт! Итогом совещания стало распоряжение об изъятии из всех ивановских библиотек крамольного номера «Авроры» (тираж номера по Союзу был 169 тысяч), а также приказ запретить передавать по радио песни на стихи Евтушенко, за исключением одной — «Хотят ли русские войны» (покуситься на нее у ивановских идеологов смелости не хватило). Почин ивановцев поддержали и в Москве: на ТВ запретили двухчасовую программу Евгения Евтушенко, которая была записана еще в сентябре и прошла все цензурные рогатки. Кстати, обо всех этих перипетиях поэт узнал, будучи далеко от дома — в Америке, куда он выехал с чтением своих стихов. «Москва — Иваново» он там тоже читал.
В той же Америке находится и Владимир Высоцкий. 17 января концертом в Бруклин-колледже в Нью-Йорке он начал свои выступления в США. Неделю назад Высоцкий выехал к своей жене во Францию, и только — никакой Америки он посещать не должен был. Но Высоцкий власти обманул: Марина Влади отправилась туда на лечение, а Высоцкий составил ей компанию, попутно спланировав там свои концерты. В первый же день своего пребывания в Нью-Йорке Высоцкий совершил смелый поступок: дал интервью радиостанции «Голос Америки» (в СССР ее постоянно глушили) и спел три песни: «Что за дом притих…», «А ну отдай мой каменный топор…» и «Песенку про слухи».
18 января в Москве скончался известный актер Валентин Зубков. В кино он пришел в конце 50-х, не имея за плечами никакого профессионального образования: только участие в художественной самодеятельности, Однако прекрасная фактура — доброе и открытое лицо, ладная фигура — Зубкова привлекла внимание кинематографистов. Свою первую роль он сыграл в 1955 году, снявшись в фильме «Это начиналось так». Эта лента стала его пропуском в большой кинематограф. В следующем десятилетии Зубков снялся в нескольких десятках фильмов, многие из которых вошли в сокровищницу советского кинематографа. Среди них «Летят журавли» (1957), «Коммунист», «Трое вышли из леса» (оба — 1958), «Северная повесть» (1960), «Евдокия» (1961), «Иваново детство» (1962), «День счастья» (1964), «Поезд милосердия» (1965), «На войне как на войне» (1969) и др. Примерно с середины 60-х в советском кинематографе выросло новое поколение актеров, которое оттеснило своих предшественников с главных ролей. Ушел в тень и Валентин Зубков. Теперь если он и появлялся на экране, то крайне редко и преимущественно в эпизодических ролях.
Летом 1977 года в семье актера произошло несчастье — погиб его единственный сын, 23-летний Сергей Зубков. Будучи на отдыхе в деревне у своей тетки под Угличем, он вместе с другом отправился кататься на лодке и утонул. Смерть сына подкосила актера, что называется, под корень. Вскоре после этого Валентин Зубков серьезно заболел: врачи обнаружили у него глубокий склероз. Актер практически ничего не помнил, даже не мог назвать по имени свою жену Нину, с которой прожил тридцать лет (они поженились в 1947 году). В последнее время болезнь прогрессировала: когда Зубков выходил погулять, супруга клала ему в карман записку с домашним адресом, чтобы он мог вернуться назад. Сразу после Нового года актер в очередной раз угодил в больницу, откуда живым уже не вернулся. Было ему 56 лет.
Продолжается пребывание Владимира Высоцкого в Нью-Йорке. Там он посетил своего родственника — бывшего советского гражданина, поэта-песенника Павла Леонидова, который вспоминает об этом следующим образом:
«День жаркий и душный. Мы идем по Третьей авеню. Володя бледен и молчалив. Идет быстро. Я прошу его притормозить. Напоминаю о моих инфарктах. Он говорит: «Да, да!», на минутку замедляет шаг и снова бежит.
Утром он несколько раз прикладывался. И запирался в ванной, хотя мы все знали. И все понимали. И мы боялись за Володю…
Подошли к углу Третьей авеню и 72-й улицы. Тут Володя остановился возле дома, который строился и вырос уже наполовину. Он поглядел на недостроенный дом и сказал: «Здесь хочу жить! Знаешь, я много ездил. Шарик круглый и безуглый. По-моему, без балды, мир — провинция, а Нью-Йорк — столица. Сумасшедший город! Потрясающий город! Жди меня насовсем в восемьдесят втором. Только не трепи. А Марина тебя еще с Москвы не любит…» Я спросил: «Может, оттого, что она, хоть и французская, но коммунистка?»
