– В Москве у меня кен… друзья, одним словом. Позвонил, продиктовал текст, выслал деньги, попросил зайти на почту и переслать тебе деньги и телеграмму. Якобы от имени дяди Вити.
– Но ведь… Перед родственником неудобно!
– Родственники – это группа лиц, собирающихся периодически пересчитаться и вкусно покушать по поводу изменения их количества. А потому проще действовать от их имени, – улыбнулся сын. – Тем более родственники на этот раз действительно ни при чем.
– Зачем же так, Лешенька? Неужели ты не мог сам позвонить? – Прижимая к груди Тасика, Александра Федоровна удивленно смотрела на сына. – Как ты изменился… А как же… тюрьма? Тебя выпустили, или…
Кивнув в сторону черной «Волги» с тонированными стеклами и длинным отростком антенны на крыше, Леха обезоруживающе заулыбался.
– Никаких «или». В Париже меня действительно задержали… По ошибке. Приняв за страшного-страшного русского уголовника. Но ведь западное правосудие – это не наша слепая Фемида! Разобрались и выпустили. Мама, ну посмотри же на меня! Неужели я похож на бандита, насильника или наемного убийцу?! – громогласно вопросил Жулик, врастая в тротуар, словно памятник.
Александра Федоровна внимательно взглянула на сына. Перед ней стоял импозантный, улыбчивый и очень уверенный в себе джентльмен. Элегантный летний костюм, модные плетеные туфли, изящные руки с тонкими ломкими пальцами… Леша был прав: бежавший из тюрьмы арестант явно не мог выглядеть подобным образом. Фраза «разобрались и выпустили» прозвучала из его уст с завлекающей убедительностью. Так что неясные подозрения, если таковые и были, просто не успели сформироваться у мамы из-за небывалого эмоционального потрясения.
– А это была хоть хорошая тюрьма? – спросила старушка.
– Не убежишь! – веско заверил Сазонов.
– Да я не о том… Кормили-то как? Не голодал? Условия человеческие?
– Двухместные камеры с телевизорами и холодильниками, чистое белье, отдельные душевые, ежедневные прогулки, – принялся перечислять бывший арестант «Сантэ». – Да и пайка не чета российской баланде на комбижире: мясо, фрукты, лягушачьи лапки и даже столовое вино. Но больше всего мне понравилось подземелье со старинной печью!
Раскрыв заднюю дверку «Волги», Леха сделал приглашающий жест.
– Прошу.
За рулем сидел нескладный безбородый мужик в кожаной куртке, франтоватой кепке и в модных очках, чем-то неуловимо напоминающий бабу.
– Здра-асьте, теть Шура! – услышала Александра Федоровна прокуренный баритон. – А я вас тут в натуре заждалась. Поезд, что ли, опаздывал?
Узнав в безбородом мужике шестикратно судимую Маргариту Пиляеву, Лехина мать даже не удивилась. На это просто не оставалось сил.
– Здравствуй, Риточка… – растерянно отозвалась она, кутая Тасика в кофту; запах бензина и машинного масла заставил кота негодующе фыркать.
– Пиля, поехали, – скомандовал Жулик.
Черная «Волга» с козырным московским номером описала на привокзальной площади полукруг и неторопливо покатила в сторону загородной трассы.
– Как же ты изменился, Лешенька! – Старушка никак не могла насмотреться на сына и, подмечая в его облике все новые и новые черты, сентиментально шмыгала носом. – Как посветлел…
– На Французской Ривьере, где я отдыхал, было слишком солнечно, – безмятежно сообщил Сазонов. – Вот на пляже и выгорел…
– А бородавка у тебя… откуда?
– Познакомился с одной жабой. Там же, во Франции. Ты ведь мне сама с детства говорила: не трогай жаб, бородавка вырастет!
– А машина? Давно она у тебя?
– Купил. Мама, я что – не могу ездить на машине? – искренне удивился Жулик. – Ладно, все это мелочи. Главное, что теперь мы вместе. Видишь – я отдохнул, посвежел и… вернулся к созидательному труду! – серьезно закончил профессиональный аферист.
Вырулив на шоссе, Рита повела «Волгу» в сторону родного города.
– Но почему ты мне сразу не мог позвонить? Зачем весь этот цирк с телеграммой? – Вопросы старушки зазвучали куда более осмысленно. – Почему домой не приехал? Я бы хоть праздничный обед приготовила…
– Боюсь, мама, что в родных стенах нам не дадут душевно поговорить! А уж пообедать по-праздничному – тем паче.
– Имеешь в виду…
– …ту самую малолетку, якобы от меня беременную. Ты ведь мне сама о ней рассказала… Когда я тебе из Марселя звонил! Налицо – классический милицейский шантаж и вымогательство десяти тысяч долларов. Но почему этот шантаж должен препятствовать нашей встрече?! Вот я и решил, что тебе под каким-нибудь благовидным предлогом следует исчезнуть из города. Московская телеграмма, денежный перевод и железнодорожный билет, зафиксированный в компьютерной базе данных на твое имя, вполне объясняют такое исчезновение… для правоохранительных органов.
– Если ты действительно невиновен, зачем прятаться? – недоверчиво перебила мать.
– Чтобы доказать свою невиновность, – упало спокойное.
– А эта девушка… точно не от тебя беременна? – уточнила Александра Федоровна.
– Да че вы, теть Шура! – не выдержала сидевшая за рулем Пиля. – Я эту козу как облупленную знаю! Да она на Центральном рынке за триста рэ у любого…
– Сыночек, ты меня не обманываешь? – строго спросила старушка.
– Мама, это тебе всю жизнь врут. А ты всем веришь, – вздохнул Леха чуть виновато; ведь полчаса назад он и сам, не желая расстраивать мать, обманул ее сказкой о «беспристрастности французской Фемиды».
– А как же… твоя фотография с дарственной надписью? – подозрительно спросила Александра Федоровна. – Почерк ведь твой.
– Подделка, – категорично заявил Сазонов. – За десять тысяч долларов и не такое можно нарисовать.
– Теть Шур, да за такое лавэ я… всю Доску почета в нашей ментуре обрисую! – горячо заверила Рита. – Я там таких слов понаписываю!..
– Шантаж это, мама. Неужели не ясно? – подвел черту Жулик.
– Слышь, Леха, я сегодня рядом с мусорней проезжала, – сообщила Пиляева. – Так вот: на розыскном стенде твоей «вывески» больше нет. Не думаю, чтобы тебя с розыска сняли… Но кому твоя фотка могла понадобиться – ума не приложу!
– Наверное, поклонницы украли, – отмахнулся Сазонов, поглядывая на мать.
Всю дорогу до города Александра Федоровна печально молчала, то и дело вздыхая. Жулик, знавший все материнские вздохи, определил безошибочно: добрая и наивная мама убеждена, что базарная проститутка беременна именно от него…
Глава 11
Стареющих блядей всегда терзает демон ненасытности, порождающий при сне разума двух родственных чудовищ: цинизм поступков и лживость слов.
Наташа Голенкова не считала себя слишком старой: ей было всего тридцать шесть. Однако приметы грядущего увядания были налицо. Глядя по утрам в зеркало, жена экс-мента обнаруживала у себя то седину в проборе, то новые морщинки у глаз, то шелушение кожи…
Надвигавшийся климакс заставлял вибрировать внизу живота тугую струну сладострастия. Беспощадное зеркало подсказывало: еще немного – и она вообще никому не будет нужна, даже козлу-мужу. Блядское естество требовало ежедневного подтверждения того, что она, Наташа, – очень даже еще ничего и что мужики на нее западают. Не все мужики, к сожалению, только один… Но зато какой! Толстый, красивый и очень-очень крутой, с погонами подполковника милиции. С Коробейником она теперь трахалась ежедневно, и поздние возвращения домой подталкивали стареющую профуру на примитивную и циничную ложь.
Грамотно лгать умеют лишь люди расчетливые, умные, с богатой художественной фантазией. Школьная медсестра не обладала такими полезными качествами, и потому объяснения регулярных опозданий звучали кондово и примитивно: «день рождения подруги», «троллейбус сломался», «медосмотр в младших классах».
Конечно, бывший оперативник прекрасно понимал, что супруга банально лжет. Но пока не спешил уличить ее в обмане. Эдуарду Ивановичу было теперь совершенно не до жены… Однако такое положение вещей не могло продолжаться вечно. Да и легкость, с какой Наташе удавалось впаривать Эдику про подруг, троллейбусы и медосмотры, способствовала полной потере бдительности.
…Наташа вернулась домой в десять вечера навеселе – перед тем как отвезти любовницу домой, Коробейник угостил ее в баре винцом. С мужем она столкнулась в прихожей. Эдик стоял одетый, снимая с ротвейлера поводок, – видимо, оба мента только что пришли с прогулки.
Появление Голенковой не вызвало у домочадцев никакой радости. Эдуард Иванович, взглянув сквозь жену, сумрачно поздоровался и отвернулся. Пес обнюхал Наташины брюки, тихонько зарычал и отошел в сторону. В последнее время Мент почему-то невзлюбил хозяйку: то ли проникся своим собачьим превосходством, то ли Эдик потихоньку науськивал пса… Как бы то ни было, Наташа поняла: муж наверняка не заинтересуется причиной задержки. Так что врать про плохую работу общественного транспорта не придется.
