Мелкие тёрки всё же случаются, но чисто по рабочей специфике. Надо отдать должное Софе, она нарочно не ищет причин, ругает за профессиональные огрехи. А я держусь особняком, не примешивая личное к делам. По этой же причине мы с Андреем так и не съезжаемся. Ждём с моря погоды, когда родительница отпустит натянутые нити, освобождая давно повзрослевшего сына.
Хотя в свете событий сегодняшнего вечера случится это не скоро. В ресторан заказанный по случаю празднования юбилея нашей редакции я еду не с Андреем, а Олей и навязавшимся к нам Славиком. Они мило беседуют всю дорогу, а по приезду на место, Славян обхаживает спутницу очень галантно и на удивление трепетно.
— С кем он пришёл? — больше удивлённо, чем буднично интересуюсь у Ольки, небрежно указав в сторону, не веря глазам, понимая что он не может вот так запросто прийти на закрытое мероприятие.
Вадим стоит чуть поодаль от основной толпы сотрудников редакции. Один, одетый достойно для вечернего приёма, но не без собственного видения, каким должен быть модный мужчина. А главное что чувствует он себя в своей тарелке, поза расслабленная, лишь хищный взгляд блуждающий по залу выдаёт его, делая немного контрастным персонажем среди деловитого сборища.
Я помню его разным, но таким, как сейчас, вроде он никогда не был. Белая рубашка не застёгнута на все пуговки, небрежно оголяет смуглую кожу, оттеняясь в приглушенном освещении тёплым оливковым оттенком.
Видимо заскучав, он крутит в руке бокал, а после поднеся к губам, делает один изрядный глоток.
— Кажется со Смирновой, — в недоумении шепчет Оля, нервно постукивая красным ноготком по фужеру с шампанским.
— Как это? — отворачиваюсь к собеседнице, чувствуя удушливую жару, решившую от волнения свести меня с ума, хоть я и в лёгком коктейльном платье, и стою в зоне охлаждения кондиционером. — Приглашения плюс один только для семейных пар.
— Я не знаю, — взбрыкивает она, растерянная и сбитая с толку моей нападкой. — Софья Михайловна сама диктовала фамилии тех, кто должен получить такие приглашения. — А в чём собственно дело, Ксюшик?
— Ни в чём, — натягиваю улыбку, пряча за маской весёлости тревогу, словно яд, проникающую в трещины былого спокойствия. — Это мой бывший, держись от него подальше.
— Не на меня ли ориентировку даёшь?
Звучит с ехидством где-то над ухом, тревожа дыханием витую прядку волос, окутывая её маревом сотканным из дорогого алкоголя и сигаретного дыма.
— Что тебе нужно? — спрашиваю, пытаясь придать голосу уверенности и наблюдая как Оля пятится в противоположную от нас сторону.
Умная девочка быстро реагирует и пользуется предложенным советом. Но своим трусливым бегством она показательно приговаривает меня к смертной казни через нежелательное общение со Штрихом. Хотя я не в праве винить её. Это моя битва и стоит держать оборону, вгрызаясь самостоятельно в настоящее, не прибегая к помощи буфера.
— Пока всего лишь выпить в твоей компании.
«Пока» это слово он произносит тягучим голосом, пробираясь им в подсознание, которое прекрасно осознает, что в случае с Вадимом может следовать за этой безобидной фразой. Нельзя его баловать, надо подводить чёрту, ведь противоестественно вестись на сладость добротно смазывающую приглашение выпить.
Я умею быть вежливой, но держаться отстраненно, так чтобы человеку и в голову не приходило строить насчёт меня какие-нибудь планы. Но с Вадимом невербальные штучки не пройдут, я открытая книга прочитанная им от корки до корки, даже с загнутыми на самом интересном месте страничками.
— Оставь меня в покое, — осмеливаюсь развернуться, дабы встретить угрозу лицом к лицу, поймать каждый жест его тела и не дать себя провести в очередной раз. — Не утруждайся. В твоей компании только яд принимать, чтобы быстро и навсегда отвязаться.
— А где же твой Андрей? — наигранно, плохо скрывая ненависть, интересуется Вадим, игнорируя моё нежелание продолжать любезничать.
— А где твоя Надя? — совсем беззлобно парирую я.
— Она не моя…
— Зачем ты здесь? — пожимаю плечами, развеивая оторопь и придавая лицу непроницаемое выражение, намереваясь холодностью выстроить барьер.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А если я скажу что, люблю тебя, что хочу вернуть. Поверишь? — отрицательный кивок выводит его из себя. — Хреново мне без тебя, ломает всего, — сжимает ладонь в кулак от безысходности, обрушиваясь им на столешницу бара. — Лихорадит дико когда представляю, как он тебя трахает, а ты от этого стонешь шлюшкой.
Отталкиваю руку, которой он тянется в порыве коснуться меня. Мне это больше не нужно: ни его лживые слова, основательно сдобренные фальшью, ни клятвы, ни он сам. Я давно переросла наши токсические отношения, которые не без помощи Андрея разлетелись на куски, выпустив меня на свободу.
— Обратись к врачу. Думаю это лечится и не затягивай.
Поспешно отворачиваюсь в поисках хоть кого-то кто смог бы избавить меня от Штриха. Зло насмехаясь над невезением, набираю номер Крутилина, раз за разом вслушиваюсь в автоответчик.
— Ты нужна мне. Чёрт бы тебя побрал.
От слов пробивает озноб, а волна тревоги прошибает словно током, отскакивая от стоящего на грани Вадима.
— Любишь его? — рвано выдыхает вопрос, просительно касаясь кончиками пальцев моей щеки. Стискивает до боли, переползая на подбородок, властно приподнимая и заставляя посмотреть в глаза. А там набирает обороты буря, грозящая смести все ориентиры, прогнуть под гнётом раздирающих чувств.
— Люблю, — вижу, как он хочет возразить и повторяю твёрже. — Люблю.
— Тогда выпьем. Ты за любовь, я с горя.
На стойке уже стоит два пузатых винных бокала и Вадим отсалютовав своим, ждёт когда я последую его примеру. Мои глотки грубо проталкивают терпкое красное с лёгким налётом горечи, но с приятной ленцой разлившейся по телу, успокаивая внутренний мандраж.
Непродолжительная эйфория набирая колоссальную скорость, со всей своей ужасающей мощью врезается в меня. Беспощадно наваливаясь необычной сонливость, склеивая спазмом, который замедляя сердце еле слышно бьётся под рёбрами.
Меня внезапно накрывают воспоминания. Появляются из ниоткуда, словно оплеуха, явственно подкашивая ноги. И от падения спасает лишь хватка Вадима, дерзко впивающаяся пальцами в кожу, удерживающая пошатнувшуюся меня за локоть.
— Мне надо идти, — в растянутой фразе не узнаю свою речь, которая звучит невнятно, с неимоверным трудом отлепляясь языком от нёба.
Такое состояние мне смутно знакомо из моего прошлого и я мечтаю скинуть с себя оковы кайфа, пролившегося в кровь, плотно отравив изнутри. Сожрав каждую клеточку, притупив ответные реакции организма на несправедливую игру против правил, искусственно созданную с целью разрушить меня окончательно.
— Допей, — шепчет у самых губ на грани поцелуя. — И я тебя провожу.
Заворожено смотрю на часы, стиснув зубы, но не могу понять сколько прошло минут, может часов, как в замедленной съёмке. Время замедляется, утягивает меня вниз, на самое дно и как бы я ни старалась отбиться, сопротивление тщетно. Ведь под кожей давно разносится знакомое забвение, коварно иссушающее изнутри.
Понятно, что скоро начнётся обратный отсчёт. Здравый смысл пробьется на поверхность, но куда ему сейчас тягаться с тем, что мне подмешали в бокал.
— Нет.
— Опозоришься же, — грубо подхватывает под мышками, вжавшись грудью в мою полуголую спину. — Давай я помогу тебе, а ты поможешь мне.
По всему моему телу резко, как трещина по льду, проходит дрожь от спутанных мыслей, что нестройным рядом выстраиваются в голове. Удерживаются из последних сил чтобы не разлететься от затормаживающего эффекта любезно добавленного в меня вместе с алкоголем.
— Отпусти, — слабо шевеля, произношу одними губами, повисая в объятиях Вадима, не в состоянии без его помощи выйти на улицу.
Горячий, ещё не успевший остыть августовский ветерок обдувает лицо, вытесняя слёзы. Судорожно глотаю воздух, но он не доходит до лёгких, так и оставаясь на пересохшей слизистой рта, скованной в тиски.
