– И чем же вы с ним занимались все это время? – наигранно весело спросил Тим.
– Ты псих, – покрутила я пальцем у виска. – Тебя послушать, так графу только и надо!.. А он, между прочим, совсем не такой! – бросилась я на защиту Йарры. – Он меня учил! Если бы не он, я бы умереть могла, понял?
Тимар оторопел.
– То есть?
– Вот так! Рох закостенел в своих традициях! Он не учитывает того, что мы с графом другие! – Идея вспыхнула яркой кометой. – Водопад, шторм – Йарра берет силу оттуда, из разрушающей стихии, и пытался научить тому же меня! Старый болван!
– За языком следи!
Мы с Тимом уставились друг на друга нос к носу. Разве что дым из ноздрей не шел.
Я опустила глаза первой и, уже тише, продолжила:
– Ты же сам видел, Рох не хочет меня учить. Он здесь только из-за обещанной платы, потому даже не пытался помочь мне найти точку покоя, требуя, чтобы я отыскала ее самостоятельно. И если бы не граф, я бы сгорела, Тимар, сгорела бы в прямом смысле. У таких, как я, сердце не выдерживает.
Тим побледнел.
– Это так опасно?
– Уже нет. – Я обошла стол, крепко обняла брата. – Теперь все будет хорошо.
Утром я смогла удивить Наставника. Сразу же после поклона я нырнула в свою пустыню, играя с песком, ловя солнечные лучи, отраженные от сланцевого столба, и позволила телу самому выполнять затверженные движения. Звенели бубенцы играющих песчанников, барханы медленно текли вслед за ветром, а я растворялась в жаре, исходящем от розового песка, и едва не мурлыкала от чувственной щекотки сухого ветра.
– Достаточно, – сказал Рох, прикоснувшись палкой к моему плечу.
Я моргнула, фокусируя зрение на старом островитянине.
– Я видеть гордыня в твои глаза. Это Раду тебя учить?
Я не сразу сообразила, что он говорит о графе. Раду… Красивое имя.
– Да, господин.
– Ты думать, он тебе помогать, спасать. Но он вредить. Ты знать, что он не доучиться? Я выгнать его из школа. Ты повторять его путь.
Рох снял пиалу с моей головы и выплеснул воду на песок. Положил чашку в карман широкого халата и слегка поклонился мне.
– Завтра начинаться настоящая учеба. Но не обольщаться – искусником ты не стать.
На этой оптимистичной ноте он ушел.
А я легко выпрямилась стройным движением – у меня впервые не затекли руки и ноги после «всадника».
Еще поглядим, что я смогу, а что нет.
Переодевшись и искупавшись, я отпросилась у Тима на конюшню, хотела навестить Ворону. Помню, еле выбила несчастные пару часов. Одолжила на кухне чищеной морковки – угостить свою кобылу, Халле и Звездочета, призывно заржавших, стоило мне войти в денник. Халле, так и не привыкший к Галии, захрумкал морковью, Звездочет, скучавший по Тимару, забил копытом в дверь стойла.
– Не обижайся, – погладила я коня по высокому лбу. – Я обязательно приведу Тима. Или сама с тобой погуляю, хочешь?
Конь фыркнул и отвернулся.
Ворона попыталась цапнуть меня зубами – запах Уголька, моей любимицы-пантеры, все еще ее раздражал.
– Порвешь воротник – будешь на корде бегать, с конюхами, поняла? – пригрозила я. Кобыла подумала, выплюнула ткань и громко заржала мне в ухо. Свинюшка такая.
Эх, как здорово было бы снова пуститься вскачь по пыльной проселочной дороге между холмами! А вместо этого – размеренная рысь по леваде. И стража, следящая за мной. Неужели они правда думают, что я дам Вороне шенкелей, мы перепрыгнем ограду и сбежим?..
Похоже, да, ибо напрягаются всякий раз, когда я приближаюсь к забору.
На самом деле, к ограде я направляла Ворону потому, что у одного из столбов стоял Алан. Стоял и тоскливо смотрел, положив на поперечную жердь подбородок.
– Привет, – остановилась я рядом с ним.
– Доброго дня, госпожа, – поклонился оруженосец.
Извиняться, глядя сверху вниз, показалось неловким, и я спешилась.
– Прости, что накричала на тебя. У меня был очень плохой день. Я понимаю, что это не оправдание, и все же извини. И спасибо за ягоды, я очень люблю землянику. – Соврать стоило хотя бы для того, чтобы увидеть, как сияют его глаза.
– Хотите, я почищу вашу лошадь? – поднырнул оруженосец под жерди.
– Не нужно, конюх… Хотя давай вместе, – неожиданно для себя самой предложила я.
Я давно не возилась со скребком и подрастеряла навыки. Алан уже справился со своей половиной и начал помогать мне, вычищая бок.
– Откуда ты? – спросила я, чтобы завязать разговор.
– Из Гадейры, – ответил мальчишка. – Есть такой городок на побережье. Родился там, там же рос при гарнизоне. Когда мне исполнилось восемь, господин Динас взял меня в оруженосцы. – Динаса я знала. Широкоплечий, с волосами, растущими мысом, он был вечно угрюм и безупречно вежлив. – Мы жили в Оваре, Мельяде, были на островах, а потом граф взял моего господина на службу. И вот я здесь, – закончил Алан, отбирая у меня губку, которой я хотела промыть глаза Вороне. – Давайте я.
– Укусит, – пыталась предостеречь я оруженосца.
– Лошади меня любят, – отвел на сторону конскую челку Алан.
– А сколько тебе лет?
– Шестнадцать, зимой исполнилось.
– Ого, – удивилась я.
– Да, я выгляжу младше, – недовольно проворчал Алан. – Но я еще вырасту!
Смешной такой.
Я уселась на охапку сена, глядя, как он обихаживает Ворону. Вредная кобыла действительно смирно стояла, пока Алан чистил ей глаза и расчесывал гриву.
– А вы совсем никогда не выходите из замка, госпожа? – наступил на больную мозоль оруженосец.
– Меня не выпускают, – поморщилась я.
– Ваш брат боится похищения?
– Мой брат вообще всего боится. Алан, где ты выучил наречие Острова Сладкой Росы?
Юноша медленно водил гребнем по лошадиной гриве, растягивая время.
– Я специально не учил. Мне языки легко даются. Услышу здесь, там… Ну и запоминаю.
– О-о, – завистливо протянула я. Мне мозгодробительные конструкции зачастую приходилось зубрить.
Сидеть было хорошо. В стойле тихо, прохладно. Но два часа уже прошли, еще немного – и Тим сам сюда придет, проверять, чем это я занимаюсь на конюшне.
Я поднялась, отряхивая штаны.
– Мне пора, Алан. Спасибо, что помог.
– Я рад вам помочь, госпожа, – поклонился оруженосец.
– Еще увидимся, – попрощалась я.
Сегодня Светлые мне благоволили: я смогла заставить Роха разглядеть во мне человека, а не злую обезьяну, подружилась, не побоюсь этого слова, с Аланом, в счетах, которые дал мне Тим, не было ошибок – ни приписок, ни, наоборот, усохших товаров, я даже нелюбимые инженерные расчеты произвела правильно. И карту нарисовала, не поставив ни единой кляксы тушью.
Тим, правда, все равно нашел к чему придраться:
– А скажи-ка, любезная сестрица, почему у тебя карта ориентирована не по сторонам света, а относительно княжества? Ты где такое видела? В каком учебнике?
– Ар-р-р! – Я выхватила бумагу, дорисовала значки С-Ю, В-З. – Так лучше?
– Лизария с юга, дальше Степь, Меот за горами, Рау на северо-западе… Масштаб прыгает, и Борг с Оазисами ты сместила. Лучше, лучше, – засмеялся Тим, заметив, что я поигрываю перочинным ножом. – Пойдем спать? – поднял он подсвечник.
– Ага, – убрала я свое «оружие». – Устала я сегодня.
– От того, что сидела в углу, пока Алан чистил твою лошадь?
– Ты что, следишь за мной? – возмущенно ткнула Тимара в бок кулаком.
– Слежу, конечно, – изогнулся он, перехватывая мою руку. Свечи в светильнике опасно накренились. Забыв про зачатки ссоры, мы бросились их поправлять – Тимар хоть и сенешаль, а воск – это воск, а домоправительница – это домоправительница, которая по-матерински может надавать подзатыльников.
– Лира, я за тебя волнуюсь, – сказал Тимар уже в спальне. Я заняла ванную, умываясь, а он прислонился к двери с обратной стороны. – Ты растешь, и мне не нравится излишнее внимание, которое уделяет тебе граф, не нравится, что ты по полдня проводишь на плацу среди солдат, да и этот Алан…
– Он мне ничего не сделает, Тим. Ну правда, – откликнулась я, вытирая мокрую физиономию. – Я чувствую. И я могу себя защитить, причем благодаря графу.
Я переоделась в ночную сорочку. Длинную, почти до пола, с завязками под горло и рукавами до запястья. В ней я, очень прилично, фланировала до кровати, а потом снимала эту душную тряпку и падала на прохладные простыни.
– Заметь, Тим, ты бы учил меня метать ножи, если бы не Йарра?
– Если бы не его сиятельство, я бы тебя в пансионат отправил, – проворчал заботливый братец. – А лучше в монастырь, лет до семнадцати.
– Вот спасибо! – распахнула я дверь, упирая руки в бока. – Всю жизнь мечтала послушницей стать, ага-а-ах! – вскрикнула я, хватаясь за дверной косяк. Уже ставшая привычной ноющая боль внизу живота сменилась острым ножом, который какой-то садист проворачивал из стороны в сторону.
