— Ты же знаешь, что я, если выпью, работать не могу, — запричитала Ида.
— На сегодня твоя работа кончена, — заявила Гретхен. — И моя тоже. Ты сама, по-моему, кричала, что женщин заставляют трудиться до седьмого пота. Особенно по субботам. Разве не ты утверждала, что в нашей стране необходима двадцатичасовая рабочая неделя?
— Теоретически да, — осторожно призналась Ида, с явным отвращением поглядывая на стакан, который поставил перед ней бармен. — Лично я предпочитаю работать больше.
— Но не сегодня, — твердо сказала Гретхен. Она подозвала метрдотеля. — Столик на двоих, пожалуйста. И пусть туда перенесут наши стаканы. — Величественным жестом она положила на стойку два доллара.
— Зачем ты ему столько дала за три виски? — прошептала Ида, когда они вслед за метрдотелем шли в глубь ресторана.
— Размер чаевых, — ответила Гретхен, — уравнивает нас с мужчинами.
Метрдотель усадил их за столик рядом с кухней.
— Видишь… — Ида обвела зал взглядом. — Ресторан почти пустой, а он сажает нас возле кухни. Только потому, что мы без мужчин.
— Пей лучше виски, — посоветовала Гретхен. — Мы отомстим им на том свете.
Ида сделала глоток и скривилась.
— Раз уж ты заказываешь, — сказала она, — то могла бы выбрать что-нибудь послаще.
— На баррикадах сладкого не подадут, — ответила Гретхен. — А теперь расскажи, как тебе понравился сценарий.
Ида просияла. Она искренне радовалась, увидев удачно снятую сцену в фильме, прочитав пришедшуюся по душе страницу в книге.
— Сценарий чудесный, — сказала она. — Знаешь, какую из него можно сделать картину!
— Беда только в том, что никто вроде не собирается ее снимать, — сказала Гретхен. — По-моему, этот сценарий уже многим показывали, и наш ненаглядный Эванс Кинселла был последней надеждой агента.
— Эванс его уже читал?
— Да, — ответила Гретхен. — И назвал дерьмом. Велел отдать сценарий секретарше, чтобы она его вернула.
— Выскочка! — взорвалась Ида. — А еще считается фигурой! Во сколько обойдется теперешняя картина?
— В три с половиной миллиона.
— Не только в кино, но и вообще в мире что-то неладно, — заметила Ида, — если такому идиоту дают три с половиной миллиона, с которыми он может поступать, как ему заблагорассудится.
— За последние три года он сделал две очень нашумевшие картины, — возразила Гретхен.
— Случайность, — отозвалась Ида. — Счастливая случайность.
— Ну, не только, — снова возразила Гретхен. — У него иногда бывают взлеты.
— Но они не стоят трех с половиной миллионов, — не сдавалась Ида. — И чего ты к нему липнешь, не понимаю. Черт знает как он с тобой обращается. И не только на работе.
— Да ладно! — воскликнула Гретхен с притворной беспечностью. — Мазохизм в небольших дозах еще никогда не приносил вреда женщине.
— Иногда с тобой можно спятить, честное слово, — поджала губы Ида.
Возле них появился официант, держа наготове блокнот и карандаш.
— Давай заказывать, — предложила Гретхен. Она пробежала глазами меню. — У них есть жареная утка с маслинами. Порции большие, одной хватит на двоих. Возьмем?
— Возьмем, — согласилась Ида. — Тем более что маслины я не люблю. Можешь их съесть все.
Гретхен заказала утку и бутылку «Пуйи фюме».
— Зачем нам целая бутылка? — запротестовала Ида. — Я больше полбокала не выпью.
— Бутылку, — повторила Гретхен официанту, не обращая внимания на Иду.
— Ты напьешься, — предупредила ее Ида.
— И хорошо, — ответила Гретхен. — Мне надо принять серьезные решения, а на трезвую голову это у меня может и не выйти.
— У тебя сегодня странные глаза, — заметила Ида.
— А ты как думаешь?! — Гретхен залпом проглотила вторую порцию виски.
— Что ты затеяла? — встревожилась Ида. — Опомнись. Ты разозлилась, а виски ты уже выпила столько…
— Правильно, разозлилась, — подтвердила Гретхен. — Но виски я выпила чуть-чуть, а вот вина, если ты мне не поможешь, выпью целую бутылку. А потом… — Она умолкла.
— Что потом?
— Что потом, не знаю, — ответила Гретхен и засмеялась. Смех ее звучал так странно, что Ида больше не сомневалась: Гретхен опьянела. — Потом я поговорю с Эвансом Кинселлой. Если разыщу его, в чем не совсем уверена.
— И что ты ему скажешь? — забеспокоилась Ида.
— Для начала несколько слов — невежливых, но зато чистой правды.
— Ты с ума сошла! — воскликнула Ида. — В каких бы отношениях вы ни были, помни: он твой босс.
— Ида, тебе никогда не говорили, что у тебя патологическое уважение к начальству?
— Вовсе не патологическое, — обиделась Ида.
— А какое? Непомерное, подхалимское, восторженное?
— Самое обычное, если тебе уж так хочется знать. И давай забудем на время обо мне. Что ты собираешься ему сказать?
— Что картина, над которой мы работаем, — дрянь. Но это будет только увертюра, — ответила Гретхен.
— Прошу тебя, Гретхен… — Ида протянула руки, словно пытаясь удержать ее от ложного шага.
— Пора кому-нибудь купить тебе кольца, — заметила Гретхен. — У тебя красивые руки, и кольца их только бы украсили. Если мы не найдем этого негодяя Кинселлу, тогда, может, потратим остаток дня на поиски колец.
Ида встревоженно огляделась. Ресторан был уже почти полон, и рядом с ними сидели двое мужчин.
— Тебя могут услышать.
— Пусть слушают, — пожала плечами Гретхен. — Умное слово всем на пользу.
У столика вновь появился официант и принялся ловко разделывать утку. Вино было в ведерке со льдом.
— Мне без маслин, — сказала Ида. — Положите их все этой даме.
Гретхен с восхищением смотрела, как умело официант делит утку на порции.
— Держу пари, что вот он не пьет во время работы, — заметила она. Все знали, что за Кинселлой водится подобная слабость.
— Тсс, — остановила ее Ида и улыбнулась официанту, словно прося извинения за свою эксцентричную приятельницу.
— Пьете? — спросила Гретхен у официанта.
— Нет, мэм, — ответил официант. — Но не отказался бы, если бы угостили, — усмехнулся он.
— Утром первым делом пошлю вам бутылку, — пообещала Гретхен.
— Гретхен, — сказала Ида, — я тебя никогда такой не видела. Что на тебя нашло?
— Бунт, — ответила Гретхен. — Я взбунтовалась. — Она попробовала утку, с удовольствием причмокнула и отпила большой глоток вина.
— На твоем месте, — заметила Ида, отщипывая маленькие кусочки, — я не стала бы этого делать в субботу или воскресенье.
— Бунт нельзя откладывать. Таков девиз нашей семьи, — сказала Гретхен. — Особенно в выходные дни. В понедельник утром нелегко бунтовать. К этому следует готовиться целую неделю.
— Кинселла никогда не простит тебе, — заметила Ида.
— А после увертюры, — продолжала Гретхен, не обращая внимания на слова Иды, — мы перейдем к самой опере. Я скажу ему, что согласилась работать над этой дрянью, которую он стряпает, только ради того, чтобы спать с ним.
— Гретхен, — с упреком воскликнула Ида, — ты же говорила мне, что любишь его! — Ей, старой деве, любовь представлялась чем-то необыкновенным.
— Когда-то любила, — согласилась Гретхен.
— Он жутко разозлится.
— Это мне и нужно, — сказала Гретхен. — А затем я объясню ему, что прочитала сценарий, который он велел вернуть агенту, и что, по-моему, это оригинальное, умное произведение, чересчур хорошее для таких, как он. Но поскольку он единственный режиссер, с которым я в данный момент нахожусь, можно считать, в сожительстве, и, несомненно, единственный из близко знакомых мне режиссеров, который может под одно свое имя получить деньги на постановку фильма, я скажу ему, что если у него еще сохранился разум, которым природа наградила его от рождения, то он завтра же купит этот сценарий — хотя бы просто потому, что об этом прошу я.
— Ты же знаешь, что он откажет, — сказала Ида.
— Возможно.
— И тогда как ты поступишь? Расплачешься и будешь просить прощения?
Гретхен посмотрела на нее с удивлением. Сарказмом Ида никогда не отличалась. Значит, разговор этот ее по-настоящему взволновал.
— Ида, милая, — ласково сказала Гретхен, — не нужно так нервничать. Ведь это мне, а не тебе придется воевать.
— Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, — ответила Ида.
— Бывает, что их не избежать. Сейчас как раз такой случай. Ты спросила меня, что я буду делать, если он откажется.
— Когда он откажется.
— Я скажу ему, что немедленно ухожу из его группы.
— Но у тебя же контракт! — воскликнула Ида.
— Пусть подает на меня в суд. Может заодно потребовать, чтобы меня заставили вернуться к нему в постель.
— Тебе известно, что, если ты уйдешь, я тоже уйду, — сказала Ида, и голос ее задрожал от сдержанной гордости.
— На войне, — сурово заметила Гретхен, — порой приходится жертвовать солдатами.
— Но это не война, — возразила Ида, — а всего лишь кинофильм, каких тысячи.
