Встав на ноги, Никита некоторое время осматривался вокруг себя, понимая, что всё осталось как прежде и только его как-то изменившееся состояние слегка изменило его виденье окружающего мира. Что-то явно изменилось в его взгляде. Постояв немного, он повернулся и медленно побрёл прочь.
Через несколько дней, проведённых обыденно бессобытийно, Никита собрался ехать домой. В последний день он решился подойти к соседнему заброшенному дому, на крыльце которого он впервые увидел Наташу. Дверь, конечно, оказалась запертой. Он заглянул внутрь сквозь мутные стёкла, и увидел остатки чисто деревенской обстановки в комнате, казавшейся заполненной серой атмосферой необитаемости. Или это было только обманчивое впечатление, навязанное немытыми стёклами? Никита не был уверен, но ему показалось, что-то лежит на углу большого обеденного стола. Он не смог рассмотреть, что это такое, но ему вспомнилось, как тогда, войдя в дом, Наташа что-то подняла с пола и положила на стол. Никита подавил в себе желание забраться в дом и взять эту вещь (если она там была) и сошёл с крыльца.
Из деревни он уезжал в совершенной неуверенности в том, приедет ли он сюда ещё когда-нибудь или нет.
Вернувшись в город в начале августа, Никита ещё некоторое время бездельничал, позволяя поочерёдно гостящим племянникам бойко оккупировать свой компьютер. С наступлением осени он снова стал востребован, к его удовлетворению, как переводчик, и постепенно его жизнь вошла в уже привычно ограниченное русло.
В середине октября к нему пришёл немного странный молодой человек с несуразными манерами. Казалось, что он физически неспособен удержать свой взгляд в одном направлении более трёх секунд. Он принёс текст на английском, объяснив, что перевод нужен его дяде, очень занятому человеку, не очень срочно, но как можно ближе к дословному. Он несколько раз подчеркнул это, немного рассердив Никиту, вынужденного усиленно кивать в знак того, что он всё понял. Сказав, что придёт за переводом через две недели и три дня (ещё бы часы упомянул, усмехнулся про себя Никита), парень суетливо выскочил за дверь.
Пройдя в свою комнату и сев в кресло, Никита принялся рассматривать текст. Текст был явно напечатан на старой печатной машинке довольно давно – страницы были пятнисто пожелтевшими, когда-то помятыми, но, видимо, расправленными под прессом. Озаглавлен он был немного напыщенно и загадочно – «Существование не завит от определения и понимания» – и, судя по орфографии, был написан не в наше время. Никита усмехнулся, вспомнив, как клиент настаивал на буквальном переводе и начал читать. Прочитав первый абзац, он почувствовал, как по коже головы начинают бегать «мурашки», постепенно перебираясь по позвоночнику на спину. Он быстро прочитывал строку за строкой, не тратя время на поиск в словаре значений нескольких незнакомых ему слов; но даже без них смысл написанного поверг Никиту в такое состояние, когда мысли проносятся в голове с огромной скоростью, а собственные движения кажутся замедленными. Не дочитав и третьей страницы, Никита включил компьютер и, время от времени обращаясь к словарю, принялся за перевод, надеясь, что работа сгладит впечатление, производимое текстом.
«В мире иногда происходят вещи, которые, по мнению человека, происходить не могут и не должны. Но они происходят. Просто происходят. И их нельзя объяснить по той простой причине, что для них никаких объяснений не существует. И именно поэтому – потому что их нельзя объяснить словами, а не в силу их необычности, – люди считают их невозможными. Люди придают словам преувеличенное значение. Считается, что всё можно, и нужно, определить словами, а то для чего нет «подходящего» слова – нереально. Своим стремлением всё назвать, всему дать определение, люди очень сильно ограничили сами себя, свой разум, и даже свои чувства, рамками словарного запаса. Надо сказать, очень скудного словарного запаса, большая часть которого практически ничего не определяет. Но ещё хуже, когда такие, мало что определяющие слова, становятся символами.
Взять, например, так превозносимое практически всеми слово «Любовь». Что оно определяет? Большинство людей скажут – нежное чувство одного человека к другому. Но это будет верно лишь отчасти. Прежде всего, не «чувство», а «чувства». Разнообразие эмоций, которые люди могут испытывать друг к другу, слишком велико, чтобы каждую из них можно было определить отдельным словом. Да и нужно ли? Так почему бы просто не наслаждаться своими эмоциями, а не стараться навесить на них красочный ярлычок «Великого чувства»? Излишний символизм слова «Любовь» заставляет людей предъявлять завышенные требования к своим эмоциям, низводя те из них, которые, как им кажется, недостаточно сильны и глубоки в ранг «приятных мелочей», тем самым обесценивая то, что могло бы сделать их счастливыми. В поисках великого теряется насущное.
Несколько иная ситуация со словом «Смерть». Оно как раз определяет конкретную вещь – прекращение функционирования живого организма. Казалось бы, о чём ещё рассуждать? Но нет. И это слово стало символом, о котором можно пофилософствовать, поразмышлять с глубокомысленным видом, утверждать что-либо, с претензией на истину, не особо утруждаясь доказательством того, что нельзя опровергнуть. Слово «Смерть» стало означать не только сам процесс умирания, но и то, что следует после. Как будто нет никаких сомнений, что это «после» существует. Более того, существуют различные версии и варианты, описывающие это самое «после». Таким образом, по воле человеческой, слово «Смерть» приобрело дополнительное значение жизни после Жизни, чем немного «ретушировало» своё, такое пугающее, всё-таки, людей, основное значение».
Дойдя до этого места, Никита перестал печатать, и некоторое время неотрывно смотрел на мигающий курсор. Ему подумалось, что только люди живущие полной жизнью могут мечтать о возможности некоего своёго существования после смерти. Но вряд ли такая перспектива прельщает людей, которые ощущают себя не живущими, а лишь существующим. Для таких людей смерть предпочтительней как прекращение всего, чем как переход от одного вида существования к другому.
От работы над переводом мысли Никиты упорядочились, и теперь он мог даже несколько отстранённо проанализировать, что его так сильно поразило в этом тексте. Он понял, что написанное в первом абзаце напомнили ему слова Наташи о вещах, которые «просто» происходят. Он усмехнулся, поймав себя на том, что надеялся обнаружить в тексте какие-нибудь объяснения тому, что произошло с ним в деревне, проигнорировав слова о том, что никаких объяснений не существует.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
