Его рабочий день был ненормированным, и ему часто приходилось задерживаться на работе допоздна. Впрочем, это его вполне устраивало. Он не стремился возвращаться в свою холостятскую однокомнатную квартиру, в которой он, по большому счёту, только ночевал. Он не любил проводить в ней свободное время (и само свободное время он терпеть не мог), когда он маялся от нечего делать, неприкаянно «кочуя» с дивана к окну, и от окна к креслу. Поддерживать порядок в скромно обставленной квартире не составляло ему особого труда. На своей кухне он только завтракал, – обычно это были бутерброды с маслом или сыром и кофе – предпочитая обедать в заводской столовой недалеко от места работы, а вечерами, по дороге домой, ужинать в уютном кафе, заказывая различные блюда, но с неизменной кружкой тёмного пива. Он зарабатывал достаточно, чтобы позволять себе два-три раза в месяц посещать ресторан; он мог бы ходить и в модные клубы с хорошей кухней, но не любил их излишние, как ему казалось, суету и жизнерадостность. Со стороны могло показаться, что он жил в своё удовольствие. Но именно удовольствия от своей жизни он и не испытывал.
Его отношения с женщинами никогда, почему-то, не складывались должным образом, и в конце концов, он перестал пытаться заигрывать даже с «вольными давалками», предпочитая пользовать, не так уж часто, кстати, проституток по вызову. Но такие чисто физические удовольствия не оставляли после себя практически ничего, кроме смутной досады на себя и свой организм. А о всепоглощающем удовольствии Любви он старался вообще не думать. Когда-то что-то было. Но кончилось всё сильной обидой, разочарованием и отбило всякое желание сделать ещё попытку предложить кому-нибудь свою способность любить. В конце концов, как всё, чем не пользуются, его стремление и способность любить атрофировались, избавив его от своих беспокойных порывов. Теперь ему вполне хватало, сидя в кафе, наблюдать за движениями плотных бёдер двух снующих меж столов официанток и посетительниц. Идя по улицам, он никогда открыто не разглядывал женщин и девушек, предпочитая делать это из окна автобуса или со своего балкона. Так было спокойней и легче.
Он даже не осознавал, что каждый день старается посильнее утомиться, чтобы придя домой и немного посмотрев телевизор, лечь на диван и быстрее уснуть. Выходные всегда раздражали его, потому что ему обычно нечем было заняться в эти дни. Впрочем, с недавних пор он пристрастился обильно разбавлять пустоту этих дней пивом; а давящую тишину можно было заглушить хрустом чипсов и сильными басами хорошей стерео-системы. Вообще-то, как оказалось, заглушить можно практически всё, что исходит «из нутра». Ведь это твоё «нутро», и ты над ним хозяин. Или…?
***
Она открыла глаза, почувствовав, что окончательно проснулась. Из-за плотно задёрнутых штор в хорошо обставленной спальне стоял желтоватый полумрак. Большой спальный гарнитур с двуспальной кроватью был красивым и явно дорогим. Её давно не смущало и не навевало никаких мыслей то, что она всегда спит одна на такой большой кровати. К своему одиночеству она относилась как к совершенно естественному, устраивающему её, положению вещей. Делить постель с кем-то она считала довольно неудобным и ограничивающим делом. Секс её не волновал вообще. Правда, в своё время она строго осознано и, можно сказать, расчетливо имела короткий сексуальный опыт; во-первых, чтобы узнать, что это за ощущение, когда…, во-вторых, и это, наверное, и было первопричиной, чтобы не считаться «старой девой». Свои ощущения она расценила как малозначимые и перестала испытывать к мужчинам даже тот слабый интерес, который, всё-таки, существовал у неё в пору ранней молодости. Впрочем, она не исключала для себя возможности позволить «это» кому-либо, если у неё буду к тому веские причины. Одно время она даже заподозрила в себе лесбийские наклонности, но, как оказалось, и женщины не волновали её в чувственном смысле. В конце концов, она пришла к выводу, что чувственность – не её стихия, и с тех пор спокойно жила в своё удовольствие, не ощущая никакой ущербности в том, что живёт одна. Мысль о том, что она могла бы, в принципе, иметь ребёнка внушала ей эмоции, которые обычно выражаются в слегка раздражённом передергивании плечами. Детей она считала довольно вредными и утомительными существами, и оставляла их «производство» и воспитание на долю других «добровольных мучеников». К проявлениям «женских неприятностей» собственного организма она относилась к совершенно бессмысленному, но неизбежному неудобству.
Она откинула одеяло и спустила ноги на пол, автоматически одёрнув подол задравшейся сорочки на колени, как будто кто-то мог увидеть её заголённость. Эта привычка сохранилась у неё с самого детства; мать с раннего возраста приучала её «следить за своим подолом», и, въевшись в подсознание, это определило многие её машинальные жесты и движения на всю жизнь. В силу воспитания, её застенчивость, свойственная большинству девочек, приобрела гипертрофированную форму; даже в сильную жару она не позволяла себе ходить по дому голышом, как это делали многие её знакомые, говорившие об этом с самодовольным хихиканьем даже в присутствие мужчин. Даже сами эти разговоры казались ей поддразниванием и лёгким заигрыванием с мужиками, которые сразу начинали что-то себе представлять и слюняво лыбиться. Ей казалось это таким пошлым. И хотя большую часть времени шторы на всех её окнах были задёрнуты, по дому она всегда ходила в длинных красивых халатах.
В её квартире не было того запаха, который обычно царит в «женских» квартирах – сладкая смесь ароматов парфюма и косметики, время от времени разбавляемые аппетитными запахами чего-нибудь приготовляемого на кухне. В её же квартире стоял запах просто обитаемого помещения, почему-то вызывающий ассоциации с детской присыпкой. Обставлена квартира была довольно дорогими гарнитурами, которые, однако, не несли на себе «хозяйского отпечатка» и смотрелись так же, как и когда стояли в мебельном салоне. Особенно это касалось массивной мягкой мебели, на которой, практически, никто никогда не сидел. Смотреть телевизор она предпочитала в спальне, лёжа на кровати, так что большим «Панасоником», стоящим в зале, она пользовалась только изредка, когда смотрела видео, что случалось не часто.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
