Ответ Сталина не удовлетворил. Он вызвал министра госбезопасности Игнатьева и задал ему тот же вопрос: откуда могут враги знать о наших приготовлениях?
Игнатьев не ожидал такого вопроса. Ответить на него не подготовился. Он ведь не был профессиональным чекистом (вернее, давно перестал им быть; хоть и говорят, что «бывших чекистов не бывает», но, видно, за многие годы навыки подрастерял), до того (и после, как увидим) работал почти исключительно на партийных должностях. И во главе МГБ, оставаясь штатским, набрал пару десятков «партийцев», которые возглавили самые разные отделы МГБ ( Млечин Л . Смерть Сталина. С. 155–157). Такого, кстати, не было в СССР ни до, ни после…
И выложил Игнатьев теперь все как есть. Утечка происходит, сказал он, от главы МИДа Вышинского через государственного советника первого ранга Володина. Это МГБ доподлинно установило еще десять месяцев назад, когда товарищ Сталин находился на отдыхе на Черном море. О чем им, Игнатьевым, и было доложено товарищу Молотову, который тогда в очередной раз за Сталина оставался. «Разве, товарищ Сталин, товарищ Молотов вам об этом не доложил?» – закончил Игнатьев.
Все присутствующие обернулись к Молотову. Вернее, к тому месту, где он только что сидел, с намерением задать один и тот же вопрос: «неужели это правда?» Но «человека № 2» там уже не было… Пока Сталин задавал Игнатьеву вопрос, а тот на него отвечал, Молотов тихо ушел с заседания.
Сталин, как будто не видя, что его нет, как бы сам себе сказал: «Ну, уж от тебя, Вячеслав, не ожидал…»
В тот же день (вернее, в тот же час) был арестован Иннокентий Володин. Шофер, который вез его с очередного дипломатического приема (подвозил его какой-то чужой, объяснив, что подменяет обычного мидовского, который-де заболел), по пути откликнулся почему-то на просьбу человека («знакомого»), попросившего подвезти. Сел «знакомый» с Володиным на заднее сиденье, сунул ему под нос бумажку, попросив прочитать, «а то в темноте не видно» (на володинском месте лампочка ярче светила). А бумажка оказалась «ордером на арест Володина Иннокентия Артемьевича, 1908 года рождения…» Шофер оказался работником МГБ. И «пассажир» тоже. Прямо в парадном дипломатическом мундире Володина доставили во внутреннюю тюрьму на Лубянку…
Что касается остальных, то их судьба, понятно, тоже была решена. Судьба Молотова и Вышинского – само собой. И судьба Игнатьева: формально он поступил правильно, однако по неписаным правилам обязан был проверить по своим каналам, доложено ли самому Сталину! Вот и решил Вождь, что он дилетант («чтобы не сказать хуже», как по аналогичному поводу товарищ Сталин однажды высказался)! Собственно, игра «и нашим, и вашим» дорого ему обошлась потому, что несколько раньше времени была раскрыта. Теперь Игнатьев был обречен и в случае победы Сталина, и в случае победы его оппонентов: ведь он раскрыл их заговор, хотя бы и частично (сказал только про Вышинского, про «четверку» просто точно не знал). Да и вообще, как мы видели, Берия был против руководящей роли партии «во всем и вся», а уж подавно против «засорения» кадров МГБ руководящими партийными работниками… Так что судьба Игнатьева была в любом случае незавидна. Оставалась у пока еще главы МГБ одна надежда: если сначала будет устранен Сталин, а потом – и Берия… А ведь и правда: перед 1 марта 1953 г. (последний день, когда Сталин руководил страной) Берия должен был получить санкцию на арест Игнатьева, но не успел ( Прудникова Е . 1953 год. Смертельные игры. М., 2011. С. 104). А уже после убийства Сталина Берия снова хотел арестовать Игнатьева, но опять не успел – самого арестовали ( Млечин Л . Смерть Сталина. С. 312–313).
Понятное дело, официальные обвинения в адрес высокопоставленных участников заговора были несколько другие: афишировать широкомасштабный заговор в руководящих кругах Сталину было не с руки. Молотова, помимо туманных намеков на то, что он, оставшись в Москве за Сталина, что-то не так решал (К. Симонов пишет, что так и не понял, в чем дело, но, возможно, Сталин сознательно так неопределенно выразился) обвинили, например, в том, что он то ли разрешил, то ли хотел разрешить «издание буржуазных газет и журналов», что он планировал «передать Крым евреям», а также в том, что он «все решения Политбюро сообщал жене» (последнее обвинение, кстати, было вполне правдоподобно с учетом того, что жена тоже немаленькие руководящие посты занимала).
Попутно попал под горячую руку и Микоян – за то, что выступал против снижения налогов на колхозников. А ведь и пора было снижать! Об аховом положении в сельском хозяйстве к 1953 г. уже говорилось, даже Сергей Кремлев вынужден его признавать. Непонятно после этого, почему Микоян осуждал Берия за отказ от поставок зерна Индии ( Кремлев С . Если бы Берию не убили… С. 50–51), но, вероятно, его заставили уже при Хрущеве или позже…
«Английским шпионом» объявили и Ворошилова… ( Млечин Л . Смерть Сталина. С. 78–80). Впрочем, ему досталось меньше, чем двум другим. «Сразу после XIX съезда КПСС, – свидетельствует и Хрущев, – Сталин повел линию на изоляцию Молотова и Микояна… Не приглашал их никуда, ни на дачу или на квартиру, ни в кино, куда раньше ходили вместе» (цит. по: Костин А . Смерть Сталина. При чем здесь Брежнев? С. 43).
А в воспоминаниях Микояна есть интересный эпизод. «За полгода до съезда, в 1948 г. (?! – так в тексте . – В. К. ) Микоян приехал к Сталину, который отдыхал на юге вместе с Молотовым. За обедом на сталинской даче присутствовал также верный сталинский секретарь А. Поскребышев. И вдруг во время обеда последний сказал: «Товарищ Сталин, пока вы отдыхаете на юге, Молотов и Микоян готовят в Москве заговор против вас». Дело, как сообщает Микоян, чуть не дошло до драки двух членов Политбюро со сталинским секретарем-«клеветником», но Вождь обратил все в шутку: не обращайте, мол, внимания. Ясно, резюмирует Микоян, что Поскребышев это говорил не сам, это была «сталинская проверка на вшивость» (там же. С. 77).
Неправдоподобно этот рассказ выглядит в изложении Микояна, хотя бы по датировке события: «1948 год, за полгода до съезда», однако своеобразным отраженным светом он повествует о том, что произошло на самом деле. Микоян, вообще-то, как всегда, верно уловил, чья возьмет, но на сей раз поторопился, а точнее, того, что произошло 22 сентября, предвидеть не мог. Поэтому и пришлось заплатить несколькими месяцами страха ежедневного ареста.
Интересно другое: почему все виновные (кроме «мелкой сошки» Володина) не были арестованы тут же? В былые времена (да еще совсем недавно!) Сталин бы, несомненно, сразу им головы оторвал! Ну, или как минимум арестовал, чтобы уже никогда не выпустить! Что же случилось сейчас?
Ответ может быть только один: Сталин планировал после съезда провести Пленум ЦК, который замышлялся как нечто вроде февральско-мартовского (1937) Пленума (на котором прямо после его окончания и были арестованы последние оставшиеся крупные оппозиционеры – Бухарин и Рыков). И уж там, на Пленуме, обвинить и арестовать всех! И Молотова, и Кагановича, и Микояна, и Ворошилова, и Вышинского, и Игнатьева! Именно в Молотове, Кагановиче, Микояне и Ворошилове, а не в Берия, Маленкове, Булганине и примкнувшем к ним Хрущеве и видел теперь Сталин врагов. Да после доклада Игнатьева на заседании 22 сентября и сложно было ожидать другой реакции! Тем более что «четверка» на тот момент еще ничего не сделала.
Ну, а остальных старых руководителей – в том числе и последнюю «четверку» – можно было «кончить» и потом. Те, конечно, тоже это понимали. И логично, что они в дальнейшем боролись за то, чтобы у Сталина не было никакого «потом».
А все-таки – почему не всех сразу? Я считаю, что Сталину нужно было сначала победоносно завершить операцию «Путятин». И уж потом, на волне победы, расправиться с сомневающимися и колеблющимися, не говоря уже об откровенных «предателях». А уж после того – с остальными старыми членами Политбюро. Вот этой задаче он и посвятил несколько дальнейших дней…
24 сентября 1952 г. небольшое японское исследовательское судно «Кайо-Мару» (водоизмещением 210 тонн) с экипажем в 22 человека и девятью (по другим данным – семью) учеными на борту приближалось к недавно появившемуся подводному вулкану Мэдзин. На подходе к вулкану судно перестало отвечать на радиопозывные, а два-три дня спустя поисковые суда и самолеты обнаружили на месте предполагаемой гибели корабля обломки, явно принадлежавшие ему. Считается, что шхуна «Кайо-Мару» погибла 24 сентября 1952 г. в 12:30 по местному времени.
Вопрос, однако, в том, отчего она погибла. Вот описание гибели судна в изложении профессионального вулканолога: «Указанное координатами место достигнуто. Судно сбавляет ход… Подводный вулкан притаился. И вдруг (для вулканов это особенно характерно – вдруг) огромный столб пара, газа, водяных брызг и кусков пемзы взмывает в воздух; он, как щепку, подхватывает судно… Никто не видел, как погибла «Кайо-Мару», но точно известно, что это случилось 24 сентября 1952 г. в 12 часов 30 минут» ( Мархинин Е.К . Цепь Плутона. М., 1973. С. 193–194).
