Я понимающе кивнула и сменила тему. Если мы хотим сохранить и чувства, и должности, то должны научиться ставить жёсткие границы. Без этого у нас не будет ни шанса.
— Да, — сказал Вил. — Всё так: эта история с отравлением очень выгодна Светлому Императору. Видите ли, безумный фанатик, организовавший у нас тут тайное общество — ни много ни мало магистр Ордена Белой Лилии.
Я присвистнула.
Мы сидели в кафе для изменённых, окружённые чарами против прослушивания. Виллан вырвался буквально на минуту (судя по всему, во дворце сейчас весело), и рассказывал вещи настолько интересные, что совсем не удивительно, почему он не доверил их зеркалу или бумаге: такие новости доносят лично.
— Как вы знаете, в Светлой Империи сейчас всё неспокойно, — говорил он. — Отношения между Императором и Первосвященником всё накаляются. Причины очевидны: Император хочет построить светское государство, где религия — это исключительно духовная сторона жизни. Говорить о тезисе "верить или нет — личный выбор" в контексте светлых ещё рано, и, думаю, лет сто будет рано — слишком уж глубоко впаян в их культуру религиозный фанатизм. Но Его Величество уже делает шаги, чтобы упразднить храмовые суды, карающие за "неверие и ересь", ограничить вмешательство Храма в приватную жизнь людей, культуру и магическую науку. Молодой Император — на редкость практичный человек и прекрасно понимает, что такие вещи только тормозят развитие государства. Впрочем, власть Первосвященника, которая почти равна власти Императора, тоже не вызывает у правителя восторга.
Я понимающе кивнула. Ну ещё бы…
— К слову, я не назвал бы нынешнего Первосвященника совсем уж неприятным человеком, — огорошил Виллан.
— Учитывая неприязнь нашего общества к светлым Жрецам следует понимать, что Первосвященник — весьма приятный человек? — усмехнулась я.
— Как минимум, образованный, неглупый и адекватный. Или кажется адекватным на фоне предшественника.
Н-да, как же, наслышана! О мелочности, злопамятности и жестокости предыдущего Первосвященника слагали легенды. Как и о любви (платонической, да-да) к маленьким детям, особенно — мальчикам-послушникам. Подозреваю, что многие из этих слухов могли быть преувеличены, но почти не сомневаюсь, что некое основание для них было.
— Но это даже хуже, — продолжил Вил. — Потому что нынешним Первосвященнику и Императору откровенно тесно друг с другом в одной стране. Полагаю, личностям такого масштаба и типа было бы тесно даже на одной планете.
— Да, бывает такое, — признала я вынужденно: наблюдать подобное приходилось.
— Первосвященник хочет удержать власть Храмов и использует для этого в первую очередь рыцарей Белой Лилии и собственных верующих. Это не афишируется, но теракты, самосуды, восстания староверов и прочие прелести имеют место. Тем не менее, делается это с умом, то есть доказать причастность Пресвятого Главы Храма практически невозможно.
— И тут у нас крайне удачно обнаружился этот псих… — протянула я понимающе.
— Да, — оскалил клыки Вил. — Настолько удачно, что причастность Белой Лилии доказана, и назревает международный конфликт. Храм будет выставлен убийцей детей…
— Если не пойдёт на уступки, — я покачала головой. — Шах и мат.
— Именно, — усмехнулся Виллан. — Император готов замять скандал, если Храм позволит членам Священной Чаши работать на территории Тёмной Империи. Делиться опытом — и приобретать его.
Мы помолчали.
— Что же, — сказал Вил негромко. — Простите, но мне нужно идти. Во дворце сейчас… скажем так, весело.
Ученик ушёл, а я осталась. Сидела и думала об этой ситуации, об умерших детях и о том, что политика, даже если вершится во имя прогресса и правильных идей — это грязь. Специфика работы. Быть может, мне пора подыскать себе преемника? Всё же, в чём-то Саннар прав: я тоже от этого устала.
Но… это позже. Сейчас, когда всё висит на волоске, я не имею права спихнуть ответственность на нового Главу. Нравятся ли мне методы союзников, в восторге ли я от ситуации — не важно. Важно отбросить морализаторство и поступить так, чтобы в долгосрочной перспективе нашей общине это пошло на пользу. Собрать информацию, собрать совет, всё проанализировать…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вперёд, леди Адри. Надо работать.
Разумеется, мне хотелось послать своего зеркального двойника проследить за Саннаром, дабы посмотреть, как пройдёт облава. Но, по-счатью, я уже выросла из того возраста, когда могла бы так поступить.
Бывают личности (как правило юные, но не всегда), которые стремятся во что бы то ни стало поучаствовать в таких мероприятиях — или хотя бы посмотреть. Кто-то — из праздного любопытства, кто-то же искренне полагает, что без него там вот никак-никак не разберутся. Известное дело — земной свод давит на плечи, ось миров проходит точно через макушку да полыхает яростно вечное возгорание пониже спины, освещая путь с переменным успехом. Большинство перерастает такое — но далеко не все.
Мне вот повезло относительно рано понять, что, когда работают профи, лучшая возможная помощь — не мешать.
Звучит, конечно, совсем не героически, но поверьте мне на слово: искусство "не мешать" подвластно очень малому количеству людей. Большинство в критических, сколько-нибудь опасных и просто непонятных ситуациях начинает истерить, голосить, метаться, задавать крайне несвоевременные вопросы, лезть под руку и изобретать другие, более оригинальные способы усугубить ситуацию.
Кто-то сказал бы: но ведь можно понаблюдать издали и помочь, если понадобится! И снова ответ — нет, это так не работает. Для колдуна, окунувшегося в схватку, даже чужой взгляд — это отвлечение, которое смертельно опасно. Можно не верить этому, сидя дома в кресле, но любой звук, блеск и магический отблеск могут стать роковыми в бою, где ситуация может измениться в сотую долю секунды. Более того, даже чужое волнение может стать грузом на плечах…
Потому я старалась себе его не позволить.
С работой я закончила поздно, намеренно сделав даже то, что можно было отложить, а после вернулась домой и долго смотрела на город.
На западе, в портовых районах, небо горело.
Это не метафора — Белое Пламя, одно из самых могущественных светлых боевых заклинаний, уничтожало на своём пути всё. Оно сжигало воду, облака, воздух, и укрыться от него было невозможно. Когда-то добрые светлые придумали эту прелесть, чтобы небесным огнём поражать неверных — разумеется, во имя добра, справедливости и света. Считается, что души тех, кто вот так вот сгорел, спасутся.
Спасение… Не знаю. Я — демон, моя кровь черна, и не мне мечтать об этом. У меня и понять толком, что это такое и зачем оно нужно, не получается; как по мне, если уж спасаться (или спасать), то при жизни. Но куда уж моим примитивным взглядам до высоты светлой мысли… да и, если честно, каждому своё. Ведь по сути вера, в кого бы кто ни верил — хорошее явление. Она дарует надежду, что кому-то наверху (или внизу) есть дело до тебя, помогает справиться и не сломаться, очерчивает границы хорошего и дурного. Как бы скептически я ни относилась к этим определениям, порой они бывают нужны. История Тёмной Империи до пришествия Древних доказывает, что мир, где нет никаких моральных законов, ошибочен — как и мир, где всё решают некие законы морали. И попробуй нащупать это равновесие…
Вера. Я вот на основе моей веры надеюсь, что однажды Мать подарит мне забвение, покой и, если круг для моей сущности ещё не замкнулся — новое рождение.
Но это будет потом, когда сделка с моим демоническим прародителем, Мастером-Танцующим, чья кровь течёт в моих жилах, завершится. Кто-то пробьётся сквозь мои заклинания, разобьёт зеркало в старом Храме, с помощью которого я перерождаюсь… или просто Танцующий решит умерить свою щедрость.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Интересно, каковы условия возрождения у Саннара? Что его связывает с кем-то Древним и почему тот согласился помочь? Впрочем, если он сгорит в Белом Пламени, то это будет уже неважно: такой огонь уничтожает навечно всю нечисть. Даже ребят вроде нас.
