Я присоединяюсь к ее вздоху. Пытаюсь представить себе тюрьму. Она не может быть хуже той неволи, через которую я уже прошла. Тем не менее дверь в мое будущее захлопывается, как стальной капкан.
— Ну, это не круто.
— Это не справедливо, — рычит Арианна. Она шлепает свой телефон на подлокотник дивана. Вскочив, начинает вышагивать перед стеклянным журнальным столиком, кусая ногти, словно собираясь их оторвать. Она злее, чем я когда-либо ее видела. — Разве это честно? Он подверг тебя ужасному насилию, а потом тебя сажают в тюрьму на двадцать лет? Насильники выходят через семь лет. Растлители детей — через четыре года. Это безумие. Я не могу в это поверить. Этого не может быть.
Я просто смотрю, как она ходит и бормочет. Я отрешена от всего этого, отстранена, как будто наблюдаю за собой, наблюдаю за ней. Арианна включает лампу, и мы обе одновременно замечаем синеватые сумерки за окнами.
Ужас сжимает мою гортань. Я едва могу выдавить из себя слова.
— Я должна вернуться.
— Ты можешь сбежать, — неожиданно говорит Арианна. — У меня есть пятнадцать тысяч в банке, на колледж. Ты можешь их взять.
Я качаю головой.
— Куда мне бежать? Как я найду работу? Я даже не закончила среднюю школу. Меня все равно найдут. Кроме того, мне надоело быть трусихой. Что бы ни случилось дальше, я это приму.
Арианна начинает плакать.
— Я не могу поверить, что это происходит.
Я сажусь. Волны головокружения накатывают на меня. Я отодвигаю плед и встаю. Мои ноги держат меня. С трудом.
— У тебя нет куртки. Можешь взять одну из моих и отдать потом.
Как будто будет потом. Как будто я не буду убивать время ближайшие пятнадцать лет в бетонной тюремной камере. Я меняю футболку и влезаю в облегающую черную кожаную куртку, которую едва могу застегнуть.
Глаза Арианны закрыты, губы едва шевелятся.
— Что ты делаешь?
Она открывает глаза.
— Молюсь.
Хочется сказать, что мне не нужны ее молитвы, но я в отчаянии. Я приму все.
Арианна кладет руку мне на плечо.
— Я иду с тобой. Ты не должна справляться с этим в одиночку. — Она колеблется, тень проходит по ее лицу. — По крайней мере, не сейчас.
Часть меня хочет сказать ей «спасибо, но не надо». Но другая, большая часть меня в полном ужасе. Я понятия не имею, что меня ждет дома.
Глава 25
Несколько полицейских машин и фургон судебно-медицинской экспертизы припаркованы на обочине дороги. Желтая лента оцепляет территорию вокруг трейлера. Я выхожу из машины. Арианна присоединяется ко мне, и мы идем по подъездной дорожке. Гравий хрустит под ногами. Острый, как нож, ветер полосует мое лицо, шею и руки.
Ужас скребется по моему позвоночнику. Все мое тело дрожит. Я хочу убежать. Хочу оказаться как можно дальше от этого ужасного места. Хочу, чтобы это прекратилось. Однако ничего не меняется. Красные огни мигают во дворе и перед домом. Я слышу приглушенные голоса, скрежет раций. Это реально. Это происходит. Через несколько минут они застегнут наручники на моих запястьях. Посадят меня на заднее сиденье полицейской машины, за решетку. В тюрьму, в камеру. Мои ноги подгибаются, и я спотыкаюсь. Арианна поддерживает меня.
Молодой полицейский в накрахмаленной синей форме останавливает нас.
— Вы не можете туда пройти, мэм. Это место преступления.
Я вижу, как по дому передвигаются люди в форме, люди в матерчатых костюмах и ботинках, собирающие улики. В моем доме. Я представляю, как они роются в ящиках с нижним бельем, осматривают испачканные простыни, собирают пыль, грязь и мертвых тараканов из-под кроватей. Я представляю Аарона, испуганного, забившегося в угол, пока незнакомцы рыскают по его комнате. Мой желудок сжимается.
— Где мама? Где мои братья?
— Как ваше имя мисс? — спрашивает коп.
— Ее зовут Сидни Шоу, — отвечает Арианна. — Это ее дом.
Рация полицейского трещит, когда он что-то бормочет в нее.
— Где мои братья? — спрашиваю я снова, мой голос усиливается. — Фрэнки! Аарон!
— Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Детективы выйдут, чтобы поговорить с вами. Просто сохраняйте спокойствие.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Арианна сжимает мою руку. Только ее ладонь удерживает меня здесь и сейчас. Кажется, я вот-вот выпорхну из тела.
Два человека в обычной одежде спускаются по ступенькам крыльца и ныряют под желтую ленту. Мужчина высокий и худой, с бородой и холодными темными глазами. Русые волосы женщины собраны в тугой хвост. В руке она держит блокнот.
— Здравствуй. Я детектив Хенриксен, а это детектив Оконджо. Мы ждали тебя.
— Где моя мама? Где, черт возьми, мои братья? Мне нужно их увидеть. — Мои пальцы сжимаются в кулаки. Ногти впиваются в ладони. Я должна увидеть мальчиков до того, как меня заберут. Я должна обнять их обоих, прижать к себе и прошептать все то, что так боялась сказать.
— Дорогая, у нас для тебя плохие новости. Мы только что взяли под стражу твою мать за убийство твоего отца.
— Что? — Я делаю шаг назад, ошеломленная.
— Твоя мама призналась в содеянном прибывшему на место происшествия офицеру.
Я тону. Кто-то держит мою голову под водой. Я не могу разомкнуть легкие, чтобы вдохнуть воздух. Я ухожу под воду. Мама призналась? Это бессмысленно. Она бы так не поступила. Она ленивая, глупая, эгоистичная, и все остальные оскорбления, которыми Фрэнк ее называл. Она бы не стала.
— Должна быть это какая-то ошибка…
Детектив Хенриксен качает головой.
— Мне жаль.
Я не могу мыслить здраво. Я едва могу следить за словами детективов, не говоря уже о том, чтобы их понять. Мне просто нужны мои братья. Я должна их увидеть.
— Где мальчики?
— Детский омбудсмен забрал их чуть больше часа назад. Они в безопасности, не волнуйся.
— В приемную семью? Вы отдали моих братьев в приемную семью?
Детектив Хенриксен бросает на меня пристальный взгляд.
— В срочном порядке, да. Сколько тебе лет?
— Восемнадцать.
— Я могу передать тебя детскому омбудсмену, или ты можешь остаться с друзьями или членами семьи, если хочешь. Я полагаю, твоя мать сообщила в службу опеки о тетке, которая может забрать детей. Если это так, то твои братья в скором времени покинут систему. Детский омбудсмен свяжется с вашей тетей, чтобы облегчить этот процесс. Но ты не можешь оставаться здесь сегодня. Это место преступления.
Я смотрю мимо детективов на мигающие огни, отражающиеся от окон, ветхий сайдинг, покосившееся крыльцо. Я здесь родилась. В своем воображении вижу все, что увидит команда криминалистов: усталый, унылый маленький дом с дешевой мебелью и облупившимся ламинатом, грязные спальни с потрепанными игрушками на фоне телевизоров с большим экраном, модной игровой приставки, блестящих новых айфонов. И кухня, усыпанная керамическими осколками, и узкий коридор со сбитой со стены рамкой, и спальня, забрызганная красным.
Как скоро они обнаружат что-то, какую-то улику, указывающую окровавленным пальцем прямо на меня? А тело — его тело все еще там? Его мертвые глаза кричат обвинение? Шепчет ли его мертвый рот: «Я знаю, кто меня убил»?
Колени подгибаются. Арианна обхватывает меня за талию. Ее плечо упирается в мое, поддерживая. Все это реально. Все происходит на самом деле.
— Я понимаю, что сейчас для тебя очень трудное время, — произносит детектив Оконджо. — Но будет очень полезно, если ты поможешь нам установить хронологию событий. Можешь рассказать, что и когда ты делала сегодня? Посещала школу?
Каким-то образом мне удается кивнуть.
— А что ты делала после того, как занятия закончились? Ты вернулась домой? — спрашивает детектив Хенриксен, ее ручка занесена над блокнотом со спиральным переплетом.
Арианна говорит прежде, чем у меня появляется шанс.
— Она пришла ко мне домой. Сидни была со мной.
Глава 26
Дни после стрельбы превратились в серое пятно. И снова Арианна спасла меня. Следующую неделю я провела у нее дома. Я свернулась калачиком на ее полу в куче одеял и подушек из гусиного пуха. Я не могла перестать дрожать. Я дрожу весь день и всю ночь напролет. Холод пробирает до костей.
