Ладно, канатоходец, но вот классическая ситуация группового состязания -- конные скачки. И снова -- иноходец в сюжете один (жокей, понятно, не в счет). Табун, о котором навязчиво напоминает рефрен, -- плод воображения героя. А Пляшут, пляшут скакуны на старте -- фрагмент, не вошедший в канонический текст, что и придало сюжету традиционный для поэзии ВВ вид -соревнования в отсутствие соперников (их и не может быть, потому что это состязание с самим собой). Кажется, всегда и всюду единственный соперник героя Высоцкого -- он сам. Герой только не осознает, что соперники и препятствия у него не внешние, а внутренние.
Вот и наш гонщик рвется по шоссе к горизонту на бешеной скорости один. Вокруг никого, и даже преграды какие-то неясные, а главное, безличные: кто-то в чем-то черном, из кустов стреляют по колесам, через дорогу трос натянут (такая неясность, неопределенность противников может, между прочим, свидетельствовать, что герою неясно, чего же он хочет достичь). Эта деперсонифицированность особенно заметна из-за всплывающих в памяти параллелей: мой черный человек в костюме сером, из-за елей хлопочут двустволки -- там охотники прячутся в тень. Герой гонки и сам не поймешь кто: рвется к горизонту в автомобиле, но таком диковинном, что -- я голой грудью рву натянутый канат. А ведь даже и в открытом авто грудь ездока защищена лобовым стеклом. Как тут не вспомнить о кентавре...
Текст "Горизонта" можно разделить на две неравные части. Середина текста -- гонка, ее организуют мотивы ускоряющегося движения и нагромождающихся препятствий. Эта часть устроена незамысловато (простое перечисление-нанизывание образов) и лишена сюжетных или смысловых поворотов, необычных образов. То есть пока герой захвачен гонкой, борьбой с препятствиями, в пространстве текста ничего неожиданного не происходит. Все по-настоящему интересное и важное связано в "Горизонте" с целью, к которой стремится герой. Этой теме посвящены обрамляющие гонку первое и два заключительных четверостишия, которые организует заглавный образ. Они-то и являются наиболее значимыми фрагментами текста.
По словарю, горизонт -- от греч. horison(tos), разграничивающий -- линия кажущегося соприкосновения неба с землей/водой. Или часть земной поверхности, наблюдаемая на открытой местности. А в переносном значении -круг знаний, идей, действий или возможностей. Ключевые слова здесь -- мираж, простор, круг. Присутствие первого и второго мотивов в тексте вполне очевидно, что же до круга, то, появляясь в начале и конце сюжета, горизонт "окружает" его (причем оба раза это двойной круг -- горизонт/край земли).
В рассматриваемом сюжете главенствует образ горизонта-миража. Особенно наглядны варианты, оставшиеся за границами канонического текста:
Конечно, горизонт по-прежнему далек.
Мне не порвать на нем ту финишную ленту...
Мотор уже предела достигает,
А кто-то горизонты раздвигает...
Я снова трачу все на приближенье!
Должно быть, это -- вечное движенье!
Эти варианты, видимо, потому и были отвергнуты поэтом, что миражность горизонта, в них обыгрываемая, не нуждается в дополнительном подчеркивании, она и так очевидна229.
Трудно пройти мимо одной странности в этом тексте и не задаться вопросом, почему видимая полоса раздвоилась в ощущении героя на "горизонт" и "край Земли" (Мой финиш -- горизонт, а лента -- край Земли)230. Очевидно, потому, что ему нужно не просто прийти к финишу первым, но именно порвать финишную ленту. Что будет наглядным подтверждением его победы, которую в таком случае невозможно будет замолчать, не заметить. Конечно, это следствие комплекса непризнанности, отсутствия твердо определенного, бесспорного места героя в обществе. Его-то он и хочет "определить" -- завоевать. И место это герой видит на горизонте -- то есть на пределе возможного, достижимого.
Здесь рядом с горизонтом оказывается "край Земли". Их соседство актуализирует прямой смысл устойчивого выражения, ведь "край Земли" (край света) -- это "далекая местность", но в данном случае -- прежде всего край, граница, предел.
Этот образ еще раз появляется в тексте перед самым финалом:
... а есть предел там, на краю Земли...
Таким образом, гонка словно бы охватывает всю Землю, от края до края. И это, с одной стороны, придает событию размах, масштаб, а с другой, замыкает в круг, кольцо, из которого не вырваться.
Но самое странное место в тексте с точки зрения здравого смысла -- фраза Я должен первым быть на горизонте. Даже помня, что в конкретном плане этот сюжет часто не работает (таков и данный фрагмент), трудно избавиться от недоумения, читая запальчивую реплику. Ведь недостижимость горизонта231 (а не принимаемой за него линии на местности) -- факт, прочно присутствующий в сознании любого человека (отмеченное выше "расщепление" линии горизонта эту миражность только подчеркивает). Такие вещи не забываются даже в горячке спора. Что и повышает интерес к фигуре героя. Кто он? И о чем -- пусть уже не в двух планах, в одном, метафорическом -- сам сюжет?
Читая/слушая "Горизонт", мы оказываемся свидетелями потока лихорадочного сознания человека, бешено несущегося по шоссе жизни. Человек этот надеется, что еще немного -- и он обретет, отвоюет, наконец, свое место под солнцем. И остановится на этом, ибо достигнет цели (Мой финиш -горизонт...). Но тщетно. Препятствия громоздятся одно на другое, цель вновь и вновь ускользает, и конца-края дикой гонке не видать. "Поперечные" образы, буквально кидающиеся под колеса -- черный кот, тень перед мотором, канаты, тросы, провода, пули, песчинки, стрельба по колесам, -- это все та же преследующая героя линия горизонта, желанная остановка, обретающая в его воспаленном воображении разные обличья. Гонщик прямо-таки зажат в тиски горизонта232. И, конечно, такой контекст провоцирует понимание финального рывка как побега -- из темницы, за флажки (здесь отчетливо различим мотив горизонта-круга).
Возможно, правда, и другое толкование этих лавинообразно нарастающих препятствий, основанное на том, что они преграждают путь к и без того недостижимому рубежу. Не будь их, фантомность поставленной героем перед собой цели стала бы уж совершенно откровенной, ничем не прикрытой. Так что все эти пули и канаты не только препятствуют, но и помогают герою. (И кажется неслучайным ощущение, что по крайней мере некоторые препятствия возникают не наяву, а в воображении героя). Отвлеченность, надуманность мечтаний и порывов -- не об этом ли здесь речь?
Понятно, что не рубли гонят героя по шоссе жизни. Но и не просьбы насчет узнать, а есть предел там, на краю Земли. Потому что он не "раздвигает горизонты" своим последним рывком. Он даже и не достигает горизонт -- оставляет его позади, и это принципиально233.
Но ведь горизонт недостижим! Выходит, и финальный рывок -- продолжение все той же гоночной лихорадки на уровне фантастики и бреда? Нет, это выход из гонки. Герой таки обретает освобождение. То ли, какого жаждал, -- другой вопрос. Мы поговорим об этом в следующей главе.
Как явствует из опубликованных черновиков234*, существовало два варианта финала "Горизонта". Вначале было:
Но отказали тормоза, и с хода
Я горизонт промахиваю -- кода!
Я снова трачу все на приближенье -
Должно быть, это вечное движенье.
Затем последние две строки были изъяты, видимо, не устроив Высоцкого своей прямолинейностью, тем более что нового смысла они не несли. Перемены в ставших заключительными двух других строках привели к тому, что оба финальных действия вместо одного стали незавершенными (было: отказали -промахиваю, стало: отказывают -- промахиваю235), а слово кода сохранило смысловой оттенок длимости во времени (став последним в тексте, оно этого смысла лишилось бы, приобретя контекстное значение точки). Высоцкому нужен был открытый финал...
... Но тормоза отказывают -- кода:
Я горизонт промахиваю с хода!..236
Конечно, и горизонт-финиш, и промахивание горизонта -- гиперболические образы. В основе таких образов у Высоцкого, как пишет Г.Хазагеров, "либо угар куража, либо жест отчаяния, либо безумная, упрямая надежда максималиста, что из безнадежного положения все-таки можно выйти". Помня, что главным в "Горизонте" является мотив горизонта-миража, добавим к названным психологическим причинам появления гиперболы в стихе ВВ еще одну: стремление избыть наваждение, вырваться из пут миражей. А вообще горизонт (= мираж как цель), похоже, является в разбираемом нами тексте метафорой состояния, так свойственного героям Высоцкого, -- маеты души. "В сон мне -желтые огни...", "В который раз лечу Москва-Одесса...", "В холода, в холода...", "В суету городов..." -- длинный ряд текстов можно выстроить... Но вернемся к финалу "Горизонта".
Тайная пружина всех перемен, происшедших с заключительными строками текста, -- стремление снять зажимы, запоры, освободить движение. Освобожденная энергия движения -- без запретов и следов237 -- и есть движущая сила финальной строки. Здесь герой как бы освобождается из плена своих наваждений, навязчивых идей. Заметим, кстати, что хотя события в этом сюжете и разворачиваются стремительно, все равно чувствуется его протяженность, рождающая впечатление, что никогда уже герою из этой сумасшедшей гонки не вырваться. И вдруг он как-то легко и неожиданно, притом не ощущая значительности происходящего, оставляет позади цель, к которой так долго и натужно пробивался. Кажется, словно он освободился от груза, гнувшего его к земле238, обрел иное, новое знание о жизни, разрешив раздиравшие его душу противоречия. Какие?
