Персонаж Высоцкого воспринимает цель как точку, и это в "русскую" традицию целиком укладывается:
Повезет -- и тогда мы в себе эти земли откроем,
И на берег сойдем -- и останемся там навсегда.
Сделаем одно обобщение, подойдя к нему вот с какого конца.
Герой "Горизонта" не достигает желанной (и недостижимой) финишной черты, но промахивает ее (в данном контексте -- избавляется от нее). В четверке первачей ни первому, ни второму, ни третьему вроде бы не выиграть. Значит, четвертому? Нет -- всех четверых та же незримая, но могучая сила поднимает над дорогой, и летит уже четверка первачей! В "Натянутом канате" падение героя, не названное прямо, едва ощущается и остается в памяти не столько падением (то есть опустением пути), сколько заминкой, остановкой движения. Вот уже и другой без страховки идет. Создается впечатление бесконечного движения человека по бесконечному пути. Финальная точка застает в движении и других знаменитых персонажей Высоцкого -- героев "Погони" и "Коней привередливых"268, волка из "Охоты на волков".
Конечно, в основе своей стремление героя к остановке -- это не просто желание избавиться от ответственности за свою судьбу, освободиться от необходимости делать выбор. Это усталость от жизни, тяга к смерти.
Есть еще один герой ВВ -- поэтический мир Высоцкого. Это его законам невольно подчиняясь, персонажи достигают совсем не тех целей, к которым стремились, а тех, к которым они, неосознанно для себя, направлены волей автора.
Свободное, естественное движение -- без запретов и следов, без спешки и суеты -- это и есть наиболее близкое авторскому состояние, которое напоследок получают в дар самые знаменитые герои ВВ. Именно в этом состоянии поэт отпускает их в жизнь.
От жизни никогда не устаю -
напутствие Владимира Высоцкого не только своим персонажам, но и завет нам, живущим.
2000
19. "И ПОВИНУЯСЬ ПРИТЯЖЕНИЮ ЗЕМЛИ..."
Сергей Шаулов опубликовал статью "Эмблема у Высоцкого"269*, и теперь мы знаем, что соответствующие образы у ВВ есть. Вопрос о том, какое место занимает эмблема в системе образов упомянутых в статье текстов и в поэзии Высоцкого в целом, остается открытым. Он и не мог быть решен в рамках работы, посвященной одному-единственному тропу, тем более что исследование специфики образности поэтического языка Высоцкого только начинается. Поэтому вывод исследователя об эмблематичности мышления ВВ270* выглядит как минимум поспешным.
Вообще-то С.Шаулов бросил перчатку не в мой огород. Но я попробую ее поднять и, поскольку считаю дискуссию по основной теме этой работы преждевременной, оспорю два ее частных положения: трактовку текста песни "Истома ящерицей ползает в костях..."271 и негативную оценку приема прямопонимания. С него и начнем.
x x x
С.Шаулов пишет: "Сходство чего и с чем <...> реализуется в этих стихах из "Песни конченного человека":
Мой лук валяется со сгнившей тетивой,
Все стрелы сломаны -- я ими печь топлю.
Или это сказано в прямом смысле, и перед нами эпизод из жизни стрелка из лука? Он ведь и дальше говорит: "И не надеюсь поразить мишень"? Но тогда в предыдущей строфе он -- гонщик: "Не холодеет кровь на виражах" <...>, а в следующей, похоже, мастер макраме: "И не хочу <...> и ни вязать и ни развязывать узлы". Правда, все -- бывший, "только не, только ни" у него. Кстати, в этом рефрене он то ли бывший филолог <...>, то ли жокей <...>. И как понять это его лежание под петлей -- это действительно поза, в которой он поет? Нет, дорогие коллеги, шутки в сторону. И посмотрим на этот лук в "Эмблемате": "Разогнутый лук. Чтобы сохранить свою силу, я должен иногда ослаблять тетиву""272*.
"Или это сказано в прямом смысле, и перед нами эпизод из жизни стрелка из лука?" -- в полемическом запале восклицает С.Шаулов, прекрасно понимая некорректность своего вопроса, ибо "Истома" несюжетна, это лирический монолог273, выражение чувств, а не рассказ о событиях. Второй аргумент еще серьезнее: в этом риторическом вопросе, скорее всего в пылу полемики, смешаны два понятия: "сказано в прямом смысле персонажем" и "понято в прямом смысле читателем".
При чтении статей о Высоцком у меня не впервые возникает ощущение, что автор за персонажем не видит поэта и воспринимает героя чуть ли не как самостоятельное лицо, фактически отождествляя его с автором. С.Шаулов применил прием прямопонимания к словам персонажа, а надо было -- к поэтическому образу. Цель этого действия -- уяснить смысл реалий, лежащих в основе художественного образа, и получить таким образом смысловой ориентир, камертон, с которым должны быть сверены остальные смыслы. То самое, не найденное и отрицаемое С.Шауловым сходство надо искать не между словами персонажа и его реальным положением, а внутри словесного образа -- между его исходным и наращенным значением.
Прямопонимание возможно потому, что в основе образа -- будь он хоть метафора, хоть эмблема -- лежат реалии физического мира. Художественный образ лука со сгнившей тетивой обязательно должен иметь общий смысловой знаменатель с луком реальным, пребывающим в том же состоянии. Посмотрев на этот образ под таким углом зрения, мы, может быть, увидим то, чего не заметишь, рассматривая картинку в книжке. Ведь почему-то же именно этот образ вспыхнул в воображении героя (вернее, вложен в его уста автором). Этот, а не другой. Неужели в "Эмблемату" заглядывал?
Сходство, о котором мы говорим, может проявляться не на предметном, поверхностном уровне, а на более глубоком -- например, на уровне состояния, как в данном случае. В чем смысл образа лука со сгнившей тетивой и чем соответствует состояние героя "Истомы" основному смыслу этого образа? В разбираемом нами стихе два ключевых слова -- валяется и сгнившей, -- именно они превращают стандартный образ (возможно, эмблему) лука с тетивой, натянутой или ослабленной, в индивидуальный, принадлежащий данному тексту. Слово валяется указывает на ненадобность, невостребованность. А сгнившей -отнюдь не на расслабленность, как считает С.Шаулов, а на длительность. В самом деле, сгнивание -- результат прежде всего длительного неупотребления, заброшенности. Остальные смыслы дополнительны, то есть обязательно должны с данным, для этого образа фундаментальным, сочетаться.
Сгнившую тетиву нужно заменять на новую, она не может быть вновь натянута, как ослабленная (кстати, этот основополагающий оттенок смысла образа ослабленной тетивы специально фиксирует цитированная С.Шауловым "Эмблемата"). Уже одно это радикальное отличие не позволяет синонимировать названные образы. Есть и другие отличия. Ослабленная тетива -- результат активности героя: он совершил действие (ослабил тетиву), он расслабился. Вновь-таки: этот смысловой нюанс прямо назван в приводимой С.Шауловым цитате из "Эмблематы", есть он и в собственных словах исследователя. Но разве сочетается такая активность -- и определенность вместе с ней -- с настроем "Истомы" в целом и с образом сгнившей тетивы, который подчеркивает бездействие, пассивность персонажа и является прямым ее следствием?
Кстати, наши трактовки совместимы: тетива могла быть сначала ослаблена, да потом "расслабление" так затянулось, что она и сгнила. Но определяющей и в данном случае будет длительность бездействия.
Что в этом стихе является символом (а может, и эмблемой)? Сам исходный центральный образ, от которого ВВ отталкивается -- "лук с натянутой тетивой", -- символ активного, азартного отношения к жизни. Фактически именно в ненатянутости тетивы лука, т.е. в отсутствии жизненной активности персонажа С.Шаулов видит смысл фрагмента. Я же думаю, он прямо соотносится с финальной репликой героя Пора туда, где только ни и только не, показывая, что ощущение конца -- результат не мгновенно возникшего, но длительного состояния, глубокой депрессии. Это не минутная слабость.
Интересные варианты разбираемой нами строки дает черновик "Истомы"274 (последовательно):
Мой Я лук забросил с ослабевшей тетивой
Я лук забросил с перетертой тетивой
Мой лук валяется с ослабшей тетивой
Мой лук валяется со сгнившей тетивой
Хорошо видно, что "ослабленная тетива" действительно имеет к этому фрагменту самое непосредственное отношение, однако прямо в нем не присутствует: этот традиционный образ -- та почва, на которой ВВ взрастил свой, индивидуальный. Причем вначале -- ослабевшая тетива -- это прямо-таки живое существо, причем деятельное и, пусть в прошлом, не слабое (очеловечивание живой и неживой природы очень характерно для мира ВВ, в котором все живет, движется). И это не оговорка: похожий образ -- ослабшая тетива -- появляется в третьем варианте строки275.
Вместо традиционного "лука с ослабленной тетивой"276 ВВ поместил в стих лук со сгнившей тетивой. Тоже вроде бы ослабленной. Вроде бы, да не то же. И таких квазитрадиционных образов и ситуаций в текстах Высоцкого тьма. Их перечень занял бы не один десяток страниц277. Самый знаменитый пример:
