Не прошло и десяти минут, как в большой комнате была создана картина обильной пьяной пирушки. Вина и закуски, принесенные Шкуреиным, вперемешку с опрокинутыми стаканами, кусками хлеба, вилками и ножами украшали стол. Довершили эту картину Дубенко и Свиридов, лежавшие в разных углах комнаты, будто тоже отравившиеся. Шкуреина никто не трогал, и он покоился в своей прежней позе у ножки стола. Еще раз при свете электрического фонарика осмотрев обстановку, Томов направился к выходу.
— Долго нам лежать? — приглушенно спросил лейтенанта Свиридов.
— Сказать трудно. Придется потерпеть. Но с рассветом вряд ли кто осмелится войти в дом. Ничего, товарищи, попробуем. Только еще раз прошу вас, если кто придет, ни в коем случае не чините препятствий, сдерживайте себя… Но и не засните. Думается, мы не ошиблись, предположив такую развязку…
— Вы далеко не уходите, — попросил Дубенко, с огорчением думая о Тане.
— Не беспокойтесь!
Томов вышел. Тишину нарушало только сопение Шкуреина. Но вот Шкуреин заворочался, стал что-то бормотать. Потом он сел, схватился за край стола и приподнялся. В темноте он стал шарить по столу и, найдя стакан, взял в руки бутылку. Дубенко неслышно подполз к Шкуреину, поднялся и слегка ударил кулаком по затылку.
Шкуреин больше не делал попыток подняться.
— Стервец, — еле сдерживаясь, прошептал Дубенко, укладываясь на место.
— Пусть бы отравился шакал, — проворчал Свиридов.
— Следствию нужен, — снова шепотом ответил Дубенко. — И ему, выходит, предназначалось то же самое…
— Они так и устраняют использованных помощников, — пояснил Свиридов.
Прошло около получаса. На крыльце скрипнула доска, послышались осторожные шаги. Дубенко насторожился.
Силуэт высокой фигуры промелькнул по зеркалу изразцовой печи в коридоре и остановился в дверях. Вспыхнул фонарик. Луч прошелся по столу, скользнул по Шкуреину и выхватил вытянутую на полу фигуру Свиридова. Дубенко затаил дыхание, крепче сжал в кармане, рукоять пистолета, который ему накануне дал лейтенант. Затем он услышал бульканье и до него дошел запах бензина. «Поджигает!» — подумал с тоской. Он настолько хорошо знал свой дом, что, лежа с закрытыми глазами, в каждый момент безошибочно определял, где находится поджигатель и что поливает бензином. Вот, отступив из комнаты, он облил стены коридора и дверь чулана. Дубенко увидел сквозь приоткрытые веки вспышку спички. Шаги поджигателя прозвучали по крыльцу и затихли. Громко хлопнула калитка.
Дубенко и Свиридов вскочили на ноги почти одновременно. Чтобы преградить путь огню из коридора в большую комнату, где пока пылал только половик у дивана, они, словно сговорившись, схватили горящий половик и выбросили его в коридор. Захлопнув дверь в комнату, одеждой, сорванной с вешалки, принялись сбивать пламя со стен коридора. Дубенко в суматохе не сразу заметил Томова, вбежавшего в дом.
— Где вы были, Николай Михайлович? — торопливо спросил он, мельком взглянув на лейтенанта.
— Там, где вы, молодой человек, прячете хорошеньких девушек, — ответил Томов, помогая тушить пламя шторой, сорванной им с входа в мезонин.
Дубенко сначала взглянул на Свиридова, который с ворохом каких-то тряпок в руках бросался на горящую стену, а затем посмотрел на крыльцо и увидел Таню, с ужасом взиравшую на происходящее. Дубенко, несказанно обрадованный тем, что Таня в эти тревожные минуты находится рядом и, очевидно, не уходила, неистово стал хлестать охотничьей курткой по стене, хотя в том не было уже никакой необходимости. Огонь был ликвидирован, и только местами тлели обои на стенах да под потолком тянулись к открытой на улицу двери сизые полосы дыма.
— Могло быть и хуже, — сказал Свиридов, сквозь дым стараясь рассмотреть лицо Тани.
— Вполне, — заметил Томов. — Счастье, что время у него было ограничено. Он спешил в другое место…
— Вы знаете его? — спросил Свиридов, вытирая платком слезившиеся глаза.
— Теперь знаю, — коротко ответил Томов.
— Он вернется! — тревожно воскликнул Дубенко.
Томов посмотрел на часы, улыбнулся:
— Мы с Таней видели, как он поспешно бросился к троллейбусу. Туда, где его ждут, опаздывать нельзя!
Томов знал больше остальных, столпившихся в узком коридоре, наполненном едким дымом, поэтому и говорил уверенно. Он взглянул на Таню. Девушка все еще не могла прийти в себя. Она пыталась понять: ошиблась или нет, узнав в поджигателе мужчину, приходившего в поликлинику накануне отпуска Жаворонковой?
— Мы с вами где-то встречались, — сказал Свиридов, приглядевшись к Тане.
— Возможно, — сдержанно ответила она, умоляюще посмотрев на Томова.
— Я ухожу, товарищи, — сказал Томов. — Скоро придет машина и заберут от вас бродягу, — он кивнул головой на закрытую дверь комнаты, — и всю его ядовитую гастрономию. Смотрите за ним. Советую тщательно, кипятком с мылом, вымыть руки.
Встреча
Телефонный разговор с неизвестным состоялся днем. Незнакомый мужской голос произносил слова веско. Жаворонкова выслушала с большим волнением, но сухо сказала, что все поняла и предупредила: после двадцати трех часов ждать будет только две минуты, не больше. «Точность — мой основной принцип!» — заверил голос из телефонной трубки.
Возвращаясь к себе в кабинет, Жаворонкова остановилась перед зеркалом в служебном коридоре поликлиники. Она внимательно посмотрела на свое лицо. Ничего особенного. Самое обычное выражение, только несколько лихорадочно блестят глаза.
О телефонном разговоре Жаворонкова сообщила Ивичеву. Через полчаса после этого Ивичев под видом больного появился в ее кабинете. После обстоятельной беседы с Ивичевым Жаворонкова была готова встретить новое испытание.
И вот теперь, все же ощущая некоторое беспокойство, она ожидала в своей квартире. Оставалось три минуты до двадцати трех. Днем, беседуя с Ивичевым, она предполагала, что полковник сделает так, чтобы кто-нибудь из его сотрудников находился в квартире, но ей была предоставлена полная свобода. Ивичев только предупредил: не поступать с гостем так, как она поступила со Свиридовым.
Двадцать три. По стеклу окна прозвучало два легких удара. Вздохнув, Жаворонкова пошла открывать дверь. Сердце ее учащенно билось, но, поворачивая ключ в замке, она собрала всю волю и встретила стоявшего на освещенной площадке мужчину высокого роста в строгом черном костюме хладнокровно.
В прихожей они внимательно, гораздо дольше, чем при обычной встрече незнакомых людей, смотрели один на другого. Каждый из них думал свое.
«Таким тебя я себе и представляла. Сильный отпечаток наложило на тебя беспокойное и злое занятие», — подумала Жаворонкова.
Мысли Бубасова были несколько другие. Он отметил про себя: «Вблизи ты лучше, чем на расстоянии и на фотографии».
Жаворонкова тщательно заперла дверь и спокойно прошла в комнату.
Он осторожно, мягко ступая, проследовал за ней. Огляделся, кивнул на закрытую дверь второй комнаты. Поняв его, она сказала:
— Там никого. Вы что, на машине приехали? Весь пропахли бензином.
Бубасов промолчал и скользнул в сумраке комнаты, как черная тень, приник к закрытой двери. Прислушавшись, он рванул дверь и заглянул в комнату. Возвращаясь к столу, тихо сказал:
— Извини, сестра, но иначе мы не можем.
— Почему сестра? — недоумевая, спросила Жаворонкова.
— Очень просто. Я твой брат, Элеонора, — ответил он и, подойдя с протянутой рукой, отрекомендовался: — Георгий Бубасов!
Услышанная новость хотя взволновала Жаворонкову, но внешне она продолжала оставаться по-прежнему холодной, строгой и официальной.
— Наша с тобой жизнь, Элеонора, сложилась необычно, — продолжал он, проверяя, надежно ли закрыты шторами окна. — Ты, зная о братьях, никогда не видела их… Мы тоже не видели тебя. Неправда ли, странно?
— Садись, — спокойно предложила Жаворонкова, опускаясь в кресло.
Но Бубасов не торопился. Он все еще оглядывался, всматриваясь в углы комнаты, тонувшие во мраке.
— Безопасно ли здесь? — спросил он.
— Если бы тебе грозила опасность, ты никогда не пришел бы, — холодно заметила Жаворонкова, присматриваясь к Бубасову. — Я уверена, что ты основательно изучил обстановку, прежде чем не только переступить мой порог, но и позвонить мне по телефону.
— Ты права, — усмехнулся Бубасов, садясь в кресло. — Это же так естественно. Соседка спит?
— Да. Вот видишь, ты и это знаешь!
— Ты находишь странной?
— Что именно?
— Мою осведомленность.
— Ничуть!
Возникло молчание. Бубасов, насупив брови, постукивая пальцами по краю стола, смотрел в угол. Жаворонкова без тени смущения рассматривала лицо Бубасова, про себя отмечая его сходство с отцом. Правда, лицо мельче, очень уж мала голова у этого длинного потомка бубасовского рода. Тут она попыталась представить себе, как Георгий выглядел мальчишкой, и решила, что у него, так же как и у нее, вероятно, не было настоящего детства.
