И наконец она почувствовала его у входа и, закричав от восторга, обхватила его могучий орган, ощутив на пальцах его и свою влагу.
Она вскарабкалась на него, повинуясь первобытному инстинкту, весь лоск цивилизации слетел с нее, она обхватила его спину ногами, и, подталкивая его пятками, буквально впихнула в себя.
Ее страсть начала уже отзываться в нем, но Киеу вновь почувствовал привычную в этих ситуациях боль. Внутри него все опять умерло, похолодело, и хотя он исправно вершил свою работу, это была всего лишь работа, он как бы наблюдал за ее страстью со стороны, и с любопытством ученого фиксировал ее проявления. На него нахлынули воспоминания жаркой ночи в Камкармоне; распахнутое окно, колеблемые ветром занавески, и Малис, распростертая на постели, ласкающая себя Малис. Каменные чедисклонились над ним, он почувствовал сладковатый запах тления, запах подкрадывавшейся к нему смерти. Он почти не отреагировал на длительные конвульсии Джой, почти не заметил, как она сползла с него, стала перед ним на колени и начала ласкать его языком. Она помогала себе руками, она ласкала, впитывала, сосала его, и его единение с ней — он все еще ощущал это единение, она слишком была похожа на него в своем одиночестве и горечи — пробудило в нем те чувства, которые он предпочитал бы в себе не тревожить. Смерть неслась к нему на всех парусах, сладчайшая боль волнами пронизывала его кмоч, и он яростно вертел головой, стараясь отогнать удовольствие, готовое поглотить его целиком.
Джой почувствовала, что он кончает, ощутила языком его драгоценную жидкость, еще более соленую, чем кровь, спазм за спазмом сотрясали его, и все новые и новые фонтаны этой жидкости проникали ей в рот.
Он уже не мог сдерживать себя. Малис! Малис!! Малис!!!
* * *
Свернув за угол, Туэйт увидел пару машин «скорой помощи» из медицинского центра «Бельвью» — они стояли с погашенными фарами, пустые, да и вообще в полночь возле Центра медицинской экспертизы было тихо, как на кладбище. Но только снаружи — внутри здания работа не прекращалась круглые сутки. И, считайте, вам повезло, если удалось хоть на несколько минут поймать какого-нибудь младшего по статусу из медицинских экспертов.
В приемной сидел полицейский, которого Туэйт здесь прежде не встречал — негр с прической «афро» и зубами крупными, как лопатки. Детектив показал ему свой значок:
— Я к доктору Миранде.
Охранник кивнул, глянул в список телефонов, набрал внутренний номер:
— Скоро спустится, сэр.
Туэйт увидел, что на столе перед чернокожим полицейским лежит номер «Эбони»[13] и уже собирался побранить его, но затем передумал и спросил:
— Давно ты здесь работаешь?
— Около трех недель, — ответил чернокожий. — Между нами говоря, жуткая скукотища.
— Да уж. — Туэйт скорчил гримасу: — Все равно, что нести охрану кладбища.
— Сержант-детектив Туэйт?
Туэйт вытаращил глаза: доктор Миранда оказалась дамой индейского происхождения, по виду где-то под сорок. На ней был зеленый хирургический халат, темные блестящие волосы стянуты в узел.
— Вы хотели меня видеть? — у нее была привычка стрелять в собеседника словами, и Туэйту это сразу не понравилось.
— Да, — спокойно ответил он. — По поводу убийства в Китайском квартале.
— Не здесь, — бросила она, оглядевшись, словно они находились на детской площадке и он бросил в присутствии детей бранное слово.
Она провела его в свой кабинет на третьем этаже. Там было тепло и уютно, если вам, конечно, нравятся бунзеновские горелки, перегонные кубы, колбы и толстые учебники по патологоанатомии. Туэйту все эти вещи определенно не нравились.
Доктор Миранда уселась на деревянный стул с высокой спинкой за заваленным бумагами столом. Повернулась к нему, сунула руки в карманы, закинула ногу на ногу. Туэйт увидел, что она обута в ортопедические ботинки — плоскостопая, подумал он. Так ей и надо.
— Итак, — изрекла она профессорским тоном, — что вам угодно? До трех ночи мне надо успеть написать еще три отчета, а в десять утра выступать в суде.
— Давайте начнем с самого начала.
По правде говоря, Туэйта вовсе не интересовало это убийство. Флэгерти поручил расследование его группе, а он перепоручил Эндерсу и Бораку. Типичное дело, некий член банды «Драконов» был застрелен с близкого расстояния из малокалиберного пистолета в оркестровой яме кинотеатра «Пагода», что на Восточном Бродвее.
— А вы не поздно явились со своими вопросами, сержант?
— Да уж, припозднился. Был ужасно занят: целый день выдувал пузыри из жевательной резинки. Ну, меня поймали за этим занятием и назначили в ночную смену. А вы почему задержались?
— Исключительно из преданности делу, — ответила она без всякого намека на иронию. Потом обернулась, достала из стоявшего за спиной металлического шкафа папку и швырнула ему через стол:
— Читайте здесь. Мы книги на дом не выдаем. Туэйт знал, как ей отомстить. Он медленно полез в карман, достал свежую пачку сигарет «кэмел» без фильтра, отодрал ногтем целлофан.
Она подождала, пока он щелкнул зажигалкой и объявила:
— Прошу вас не делать этого.
Туэйт, который давно уже заметил надпись «Не курить», но ничего не ответил, глубоко затянулся и со свистом выпустил дым. Медэксперт с отвращением отвернулась.
Конечно, можно было бы получить эту папку по обычным каналам, через полицейское управление, но у Туэйта была иная задача.
Обычно полицейский фотограф снимал тела тех, чья смерть была насильственной или предполагалась таковой. В случае с Джоном Холмгреном таких снимков быть, по идее, не должно. Однако медэксперт, вызванный полицией, известил Барлоу, главного медэксперта, и тот, учитывая личность покойного, выяснил причину смерти лично. Его предварительный устный отчет гласил: обширный инфаркт миокарда, вызванный крайним переутомлением. Но поскольку на дело выехал сам главный эксперт, при нем был и фотограф, который, хоть в данном случае это и было не обязательно, все же сделал снимки. И Туэйту очень нужны были эти фотографии.
Доктор Миранда закашлялась. Туэйт делал вид, что просматривает материалы убийства в Китайском квартале, тщательно игнорируя адресованные ему злобные взгляды. В этот момент зазвонил телефон, и доктор Миранда схватилась за трубку, как за спасательный круг. Туэйт прислушался.
Доктор Миранда некоторое время молчала, потом сказала:
— Я сейчас спущусь, — положила трубку, встала. — Привезли очередного. Мне надо идти, а вы, когда закончите, просто оставьте папку у меня на столе.
Уже у дверей она ехидно улыбнулась:
— Только не рассиживайтесь. Вам следует при уходе отрапортовать офицеру Уайту, нашему охраннику, да и я сюда загляну вскорости.
— От всей души вас благодарю, — ответил Туэйт, даже не удосужившись обернуться.
Он прислушался: ее мягкие ортопедические ботинки прошелестели прочь. Выждал пять минут, выглянул в коридор — коридор был пуст.
Доктор Миранда была не только одним из четырех медэкспертов — в ее кабинете также хранились и все дела. Туэйт проглядел отсек на букву "X", но дела Джона Холмгрена там не было. Он огляделся — в дальнем конце кабинета, у окна, стоял еще один закрытый на ключ шкаф.
Туэйту потребовалось две минуты на то, чтобы открыть замок; он сможет пробыть здесь еще не более трех минут — доктору Миранда явно не понравится, что он так долго проторчал в ее офисе.
Папка с делом Холмгрена была именно в этом шкафу. Туэйт быстренько пробежал предварительное заключение аутопсии — ничего необычного. Отчет подписан Барлоу. Еще бумаги: заключения двух сопровождавших Барлоу экспертов, двух полицейских, первыми прибывших по вызову, даже копия его собственного, Туэйта, донесения о предварительном допросе Мойры Монсеррат. Все в полном порядке. Все подшито. И никаких фотографий.
Он тихо выругался, открыл следующий ящик. Здесь, оказывается, в алфавитном порядке были сложены все фотографии, и под литерой "X" он нашел нужные — всего числом пять. У него оставалось минуты полторы, не больше. И он не мог просто стащить их: доктор Миранда непременно бы догадалась, кто это сделал.
Он пристально разглядывал снимки — они были сделаны фотографом медицинской экспертизы специально для ее нужд: полицейский фотограф снимал бы иначе.
Туэйт глянул на часы, с неохотой положил фотографии на место, закрыл ящики, запер дверцы. Носовым платком стер отпечатки пальцев, положил на стол доктора Миранда досье по Китайскому кварталу и вышел.
Да, иного выхода не было.
Он остановился у стола охранника, чтобы расписаться. Уайт при его появлении отложил номер «Эбони».
— Все закончили, сержант? — осведомился он с грустной миной на лице. — Ох, как бы и мне хотелось отсюда выбраться!
Туэйт кивнул:
— Прекрасно вас понимаю, — наклонился и вполголоса произнес: — я могу вам это устроить, — Туэйт сообразил, что можно сделать.
