Разрываем ебаные ворота. Голкипер, да и вся чертова команда противников от нашего напора оказываются в незабываемом ахуе.
Кто там говорил, что «Грифоны» выпустили свой золотой состав? Бред собачий. Я и мои пацаны будем круче.
Раскидывая руки после решающего гола, торжествующе загребаю воздух. Но на самом деле не ощущаю желанного триумфа. Я не чувствую ничего, кроме лютой горечи и сожаления из-за того, что поединок закончился.
Динамики скрипят в тон моему буксующему с полного хода сердцу, когда я пытаюсь внаглую его замедлить. Больше ведь эту энергию не будет куда сливать. Но вот на арену обрушивается, перекрывая все звуки, гимн универа, и я, отыскивая Ю взглядом, слабовольно принимаю этот грохот, как фору.
И все равно изнутри меня гремит громче. Я, черт возьми, не представляю, как с этим справиться.
Группа девчонок, которых я вырядил в свои футболки, скандирует мою фамилию. Часть из них выбегает на поле и после смены музыкальных композиций начинает пританцовывать.
Ю со Святом тоже спускаются.
Блядь.
Я в ахере от того, что это возможно: мое гребаное сердце еще жестче ускоряется.
Встречаюсь с Ю взглядами, и каждый нерв внутри поджигает. За бугрящейся от физической силы плотью обрывается последняя жила.
Смех, которым я обычно закрываю боль, недоступен. Поэтому я вытягиваю руку и, подгребая первую попавшуюся девчонку, целую ее на глазах у всей, мать вашу, ликующей толпы. Знаю, что Ю дела нет. Но я, блядь, и не ради нее стараюсь. Это для того, чтобы не позволить себе размазать, на хрен, улыбку Свята кулаком.
Онемевшие рецепторы не дают что-то почувствовать. Так что идентифицирую я свою партнершу, лишь когда отпускаю ее.
Прилипала Кира. Худший вариант. Да похуй. Обнимая, прижимаю к боку.
– Хай, чемпион!
Реагирую на это приветствие кривоватой ухмылкой, надеясь, что ни цвет моей рожи, ни дергающийся глаз не выдают ебучий нервный припадок, который я сейчас проживаю.
– Салют, авиатор, – хриплю со скрежетом.
Протягивая Святу руку, сдабриваю чересчур стремное звучание улыбкой пошире. Рискую при этом скосить взгляд на Ю.
Вот это, мать вашу… Всем испытаниям испытание!
Похрен на боль, которая гноем забила все воспаленные со вчерашнего дня раны. Похрен на то, что ночью глаз не сомкнул. Похрен на то, что собирался насрать на эту чертову дружбу.
Согласен, чтобы все было как день-два назад. Большего не надо.
– Привет, – толкаю сухо.
Блядь.
Моргая, Ю не особо расторопно смахивает застывшее в глазах стекло и, пока я перевожу дыхание, кивает. Выглядит настолько бледной, словно ее минуту назад стошнило. Слилась со своей белой курточкой, едва ли не в один тон.
Что за хрень?
Беспокоится, что я сболтну «о нас» лишнего? Ну да, вероятно.
– Смотрю, ты отлично стартовал в команде. Уважуха.
С трудом отрываю взгляд от Ю, чтобы посмотреть на Усманова.
– Да. Порядок. А ты как там? Не засох от скуки в своей казарме?
Усмехаюсь, но на самом деле в этот момент вспоминаю все наши «полеты» с Ю и покоряюсь тому долбаному чувству вины, которое так старательно все это время гнал от себя. Мельком на Филатову смотрю, и, блядь, кажется, что наши сердечные ритмы в этот миг в одну кривую сливаются.
Горло опаляет неестественной волной жара. Шмыгнув носом, набираю в засасывающее болото своей груди свежий кислород, который, какие бы я усилия ни прилагал, с треском усваивается.
– Скучал, – ухмыляется Свят. Давлюсь чертовым воздухом, когда он смотрит на Ю. Рука дергается, впиваясь в сухой бок Киры, о которой я попросту успел, на хрен, забыть. – По своему Ангелу скучал.
– Ясно, – толкаю, дублируя свою самую широкую улыбку.
– Звонил тебе утром.
– Реал? Не заметил пропущенного, – вру с чистой совестью.
– Заеду завтра?
– Да, давай. Мама будет рада, – выдаю на одном, черт возьми, дыхании. – А сейчас всем адьес, мне пора.
Ни на кого из них больше не смотрю. Просто тупо сваливаю.
Рассчитываю после душа хорошенько накидаться и вымыть, наконец, из головы мысли о том, чем счастливые голубки занимаются дома. Но, к своему величайшему удивлению, обнаруживаю обоих в спортивном баре при стадионе. За нашим, мать вашу, столом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Внизу моего живота что-то, к херам, сгорает. В груди и вовсе образуется сквозная дыра, потому что озверевшее сердце сжирает все. Даже мою черную душу.
Но я, блядь, смеюсь, едва пересекаемся взглядами с Ю.
Как мне забыть то, что на прошлых выходных она сидела так же рядом со мной, когда встречались с Тохой и остальными? Как забыть, что точно так же, как сейчас Усманов, держал ее за руку я? Как забыть, что была, как ни крути, моей?
В моей голове, блядь, была!
Дойти до стола мне не дают. Дорогу преграждают два быка из команды, которую мы минут сорок назад раскатали по арене.
– Проблемы? – свирепо выступаю я и, не дожидаясь предъявления претензий, хватаю за спинку близко стоящий стул, подрываю его в воздух и с грохотом огреваю первого.
Девки даже запищать не успевают, как он приземляется.
Хватаю второго за грудки, чтобы влупить со всей дури головой в шнобель между «кустов», когда в образовавшемся шуме с яростными матами и звоном битых бутылок подтягивается целая толпа. Моя команда и команда противников. Плюс успевшие нахерачиться болельщики. И вот тогда завязывается по-настоящему жесткий махач.
26
Зачем ты это начал вообще?!
© Юния Филатова За одиннадцать лет я, конечно же, не единожды видела Яна в драках. Он из них не вылезал. В такие моменты всегда чувствовала страх за него. Но вместе с тем, надо признать, неизменной была и уверенность, что Нечаев выйдет победителем и не пострадает слишком сильно.
Сейчас же такой уверенности нет.
Толпа огромная. Сам черт не разберется, кто за кого дерется. Это беспорядочный и жестокий бой. В ход идут стулья и битые бутылки.
Я в ужасе от происходящего. Даже визжать, как другие девочки, не способна. Многих накрывает настоящая паника. Свят не в состоянии всех собрать, чтобы увести в безопасное место. Меня тянет за кисть, я по привычке слушаюсь и следую за ним.
– Двигаемся в сторону уборных. К служебному выходу, – кричит всем.
Но одну из истеричных девчонок ему приходится подцепить свободной рукой поперек тела и взвалить себе на плечо, чтобы унести.
– Это не шутки! – повышает голос, когда прямо на наш стол падает парень, а за ним подтягивается часть толпы. Они прыгают на бедолагу, пытаются его ударить, но тот уворачивается и бьет в ответ. А потом… Слышится треск, ножки стола подкашиваются, и весь клубок рушится на пол. – Выходим через уборные, повторяю! – продолжает кричать в этом хаосе Свят.
В помощь ему подключается Мадина. Она хватает за руку растерявшуюся Киру и еще кого-то, подталкивает девчонок к двери. Мы бежим со Святом и девушкой, которую он несет на плече, последними.
Но…
– Ян… Там… Ян… – шепчу осипшим голосом так тихо, что Свят меня попросту не слышит, продолжая тянуть за собой к выходу. Пока я не прочищаю горло и не выпаливаю, захлебываясь страхом: – Мы не можем оставить Яна.
Свят смотрит на меня, но как-то бегло. Не воспринимает слова. Мне приходится собрать все свои силы, чтобы перестать шагать и, вдавив пятки в пол, заставить его притормозить.
– Ангел… – выдыхает Свят в замешательстве.
– Там ведь остались мальчики… Мои однокурсники… – тарахчу я задушенно. Легкие с трудом наполняются. Сердце же, напротив, вот-вот лопнет от натуги. – И… Ян… Ян! – выкрикиваю на эмоциях, когда по щекам начинают катиться слезы. – Мы не можем их бросить!
Шок на лице Усманова – совсем не то, на что я сейчас рассчитываю. Меня он отчего-то злит. А еще приводит в неистовство промедление. Свят не спешит реагировать, а я теряю терпение.
Выдергиваю руку и разворачиваюсь.
