Энди встал и схватил ее за руку:
— Не думаю, что ты можешь так поступить.
— В самом деле? — Глаза Мак превратились в щелочки. — Интересно — почему? Ты хочешь сказать, что он может свободно бродить повсюду, а я нет? Ха! — Она выдернула руку. — И убери от меня лапы. У тебя нет на это права.
— Макейди, мне очень жаль. Успокойся. Я должен проверить…
— Нет! — отрезала она. — Передай своему начальству, кто там у тебя сейчас, что я улетаю. Мне предложили работу в Гонконге, и я согласилась. — Она подошла к шкафу и, открывая ящик за ящиком, стала выбрасывать одежду на кровать. — Я сделала ошибку. Мне следовало убраться из Сиднея. Я должна была улететь при первой возможности.
— Что ты сказала про Гонконг? — застыв, спросил Энди.
— Работа, милый. Мне нужно зарабатывать на жизнь, так же, как и другим людям. Я не могу просто летать вокруг света, выворачивая наружу кишки, ради бесполезных судебных процессов над серийными убийцами. И не стану торчать здесь всю следующую неделю, пока ваши парни сидят и ковыряют в носу, надеясь, что Эд Браун сам к ним вернется.
— Мак, я понимаю, что ты рассержена, — взмолился Энди. — Ясно, что ты сейчас чувствуешь, но мы должны скоординировать наши действия, чтобы обеспечить твою безопасность. Мы не знаем, где он находится и чего от него ожидать.
— Ты понимаешь, что я чувствую? О, я сильно сомневаюсь в этом, Энди. — Она словно выплевывала слова, и они больно ранили детектива. — Вы можете координироваться до полного обалдения.
Если Эд о чем-то и мечтает, так о том, чтобы снова захватить Макейди, довести до конца начатое и не законченное им дело. Он все еще охвачен маниакальной тягой к ней. Энди это знал. Согласно одной теории, Эд считал Макейди реинкарнацией его матери в молодые годы. Мак больше, чем любая другая убитая Эдом женщина, олицетворяла собой ту, которой тот мечтал отомстить за жестокость и загубленное детство. Им двигало желание уничтожить ее. Мак очень напоминала ему мать такой, какой та была прежде, и этого было достаточно, чтобы избрать ее жертвой, ведь и других несчастных он выбирал только за то, что они носили туфли на высокой «шпильке», как некогда его родительница. Полиция уже обыскала камеру Эда и обнаружила вырезку из газеты с изображением Мак, приклеенную к оборотной стороне снимка его матери. Если раньше кто-то и предполагал, что болезненное влечение маньяка угасло, то сейчас не оставалось сомнений, что это не так.
Неудивительно, что Мак захотелось покинуть страну.
— Мак, ты не можешь просто так улететь.
Она уперла руки в бока и посмотрела на детектива так, словно посылала подальше. Ее широко открытые глаза сверкнули и снова сощурились. Чувственные губы исказила презрительная гримаса. Будь она из тех женщин, что способны на вспышки ярости, то, наверное, схватила бы его за горло. Мак имеет право на разочарование. Возможно, она даже вправе застрелить того, кто принес ужасную весть.
— Мак, ты не понимаешь…
— Ты прав. Я не понимаю. И мне все равно. Можешь позвонить своему шефу и сказать ему или ей, что у меня работа в Гонконге и я туда улечу первым же рейсом. А если я и вернусь в Австралию, так только чтобы пересесть на самолет в Канаду. Если смогу улететь прямо из Азии, тем лучше. Вы получили свой судебный процесс, парни, довольно с вас и этого. Я сделала достаточно. В последний раз я оставалась здесь, пока не убедилась, что убийца Кэтрин схвачен. Может быть, я сделала для нее доброе дело, может, ничего особенного, но было бы детской наивностью думать, будто я могу изменить происходящее. На этот раз у меня нет причин оставаться. Ни-ка-ких!
Энди понимал, о чем говорит Мак: девушка имела в виду его.
Из глаз Макейди брызнули злые слезы.
— Мы его поймали. Его признали виновным, Энди! — Она отшвырнула стул. — Проклятье! Такого не должно быть! Как вы это допустили?
Энди положил руку девушке на плечо, когда она на секунду умолкла, и повернулся в надежде обнять ее и успокоить, но Мак отпрянула.
— Мне действительно очень жаль Джимми, — сказала она. — Я знаю, как вы были близки.
Она открыла чемодан и распахнула двери платяного шкафа. Сдернула платья с плечиков и бросила в чемодан.
— Прошу тебя, уходи, — проговорила она.
Он не двинулся с места.
Мак отвернулась:
— Уходи, Энди. Сейчас же.
Глава 28
Без десяти два в дверь черного хода тихонько постучали.
Щелкнул замок.
В это время Эд Браун обыскивал кухонные шкафы и, уловив посторонний звук, инстинктивно бросился в гостиную и спрятался за большим диваном. После взрыва у него до сих пор звенело в ушах. Его мучил вопрос, как долго это продлится.
Дверь открылась и закрылась вновь.
— Милый! Ты дома?
Тюремщица. Эд колебался, выйти ли к ней поздороваться или не стоит. Все еще существовала небольшая угроза, что она расставила ловушку. И Браун решил подождать, пока женщина поднимется по лестнице и он сможет убедиться, что она одна. Из-за постоянного звона в ушах он мог и не услышать шагов полицейских. Увидев Тюремщицу, он по глазам поймет, обманывает она или нет.
— Любимый!
Она пришла одна. Женщина в тюремной форме Лонг-Бэй появилась на верхней ступеньке. В руках она несла упаковку птичьего корма и бутылку в коричневом бумажном пакете.
Эд вылез из-за дивана.
— Ах, вот ты где! — взволнованно воскликнула женщина и поспешила к нему.
Эд не двинулся с места.
— Все в порядке? За тобой следили? — спросил он.
— Нет, за мной никто не следил. Я была очень осторожна. Но должна тебе сказать, что полиция страшно расстроена! Многие попали в больницу. Взрывчатка сработала превосходно.
Точно. Взрыв задумывался разрушительный, и Эд должен был сбежать через боковой туннель, но даже он сам был поражен его мощью. Ему чудом удалось избежать осколков.
Он почувствовал, что начинает успокаиваться. Она говорит правду. Ловушки нет. Тюремщица действительно его любит. Ей явно понравилось ему помогать.
Полицейские в больнице? Отлично.
Эд этого ожидал. Сейчас начнется самое трудное. Он позволил себя обнять, хотя его тело невольно застыло, ощущая ее слишком близкое присутствие. Говорить он не мог. Оставалось надеяться, что скоро она его отпустит.
— Я так рада, что мы наконец вместе! — сказала женщина, сжимая его в объятиях.
— Я тоже, — ответил Эд, вновь задерживая дыхание.
— Ты говоришь очень громко, — заметила она и растерянно посмотрела на него.
Как страшно было видеть ее совсем близко, без спасительных разделяющих тюремных решеток.
Он указал на свои уши:
— В голове звенит. Хотя уже немного меньше.
— О милый, мне так жаль! — Еще одно объятие. — А это Роза. — Она ослабила хватку и указала на птичью клетку посреди комнаты. Крепкие руки Тюремщицы до омерзения сильно цеплялись за него. — Надеюсь, ты любишь птиц.
Птицы грязные. Мерзкие, грязные создания.
— Они прекрасны, — выдавил Эд.
— О любимый, мы совершили это! — вскричала она и снова обняла Брауна.
Глава 29
Энди попытался положить руку ей на плечо, но она отшатнулась. Детектив не знал, что еще сделать или сказать.
— Энджи, ты не должна все это делать сама.
— Нет! — крикнула она, слезы так и текли по ее щекам. Энджи Кассиматис рыдала у кухонного стола. Рядом с ней остывал поднос с подгоревшей мусакой.[10] — Я могу.
Энди чувствовал свое полное бессилие. Чуть отойдя, он смотрел, как она старается вести себя так, будто ничего не произошло, а Джимми просто в очередной раз задержался на работе и скоро вернется домой.
— Энджи, чем я могу помочь? — донесся голос из соседней комнаты. Работал телевизор. Один из детей бегал кругами по гостиной. Малыш промелькнул в дверях и снова исчез.
— Извини, — шептала Энджи, дрожащими руками подбирая кусочки мусаки и пытаясь разложить их по тарелкам, едва сдерживая истерические рыдания.
— Не плачь, Энджи, — уговаривал Энди. — Все в порядке. Все хорошо. Ты отлично справляешься.
Вошла Рина, мать Энджи, и ласково обняла ее:
— Как у нас дела? Энджи, детка, пойди к отцу, посиди с ним за столом. Я закончу. Салаты уже готовы. Пойдем.
— Мам? — позвал из соседней комнаты нетерпеливый голосок. Детишки ждали за столом ужина. Энди мало знал их. За все годы он виделся с ними всего несколько раз. Он отдавал себе отчет, что Джимми был не самым лучшим мужем. Он предоставил жене выполнять родительские обязанности, а большую часть времени проводил на работе, совсем как Энди, пока был женат. Кассандра ушла от Энди, но Энджи была беззаветно предана мужу.
— А где папа? — спросил Крис. Он заглянул в комнату. Самый старший из детей, он доставал Энди до бедра. Голову Криса покрывали черные кудряшки, а глаза окружали длинные темные ресницы. Клео и Олимпия, видимо, были слишком малы, чтобы понять, почему их папа до сих пор не пришел домой.
