только машина проехала между первыми хребтами, Старгрейв исчез. Еще пару миль Эллен ехала в окружении скал, напоминавших дуги нескольких концентрических кругов из камня, слишком больших, чтобы увидеть их целиком, или же фрагменты чего-то такого, чью изначальную форму можно постичь лишь после сотен лет исследований. Эти скалы наводили на мысль, что ландшафт еще когда-то давно пытался сложиться в какой-то орнамент над лесом. Пятнадцать минут езды от Старгрейва, и хребты уменьшились до каменных валов в милю шириной, состоявших из сотен скальных обломков, позади которых расстилался, напоминая клетчатую шотландскую ткань, вереск с известняком да трава, усеянная каменными барашками. Если не считать барашков настоящих и криков одинокого кулика, единственным признаком жизни здесь было пятно, поблескивавшее впереди. Пятно оказалось зеленым двухэтажным автобусом, который возвращался из Ричмонда в Лидс. Водитель автобуса помахал Эллен, ее «фольксваген» качнуло воздушной волной от большой машины, а затем он исчез из виду, лишь отблеск его стекол вспыхнул в ее зеркале заднего вида. Когда автобус скрылся за горизонтом в стороне Старгрейва, она услышала где-то над головой пронзительный птичий крик, в такой вышине, что звук успел истончиться, спускаясь оттуда. По какой-то причине, которую сама она не смогла понять, ей представилось, как автобус, перевалив через гору, превратился в чайку, темную и огромную, как ночное небо.
– Придержи воображение, – посоветовала она самой себе и передернула плечами от неожиданного озноба.
Ричмонд представлял собой скопление домиков из коричневого кирпича под сланцевыми крышами, напомнившими Эллен гигантское гнездо птиц с вересковых пустошей. Она влилась в поток транспорта, держа путь на обелиск с каменным шаром на верхушке, и остановилась рядом со школой. Пересекая пустынный двор, она услышала звуки оркестра, более-менее попадавшего в ноты. Долговязая школьница в коротенькой юбке, разносившая по классам сообщения, проводила ее к директрисе, пышной даме со спокойным голосом, которая предложила Эллен кофе и подробно расспросила о Маргарет и Джонни, прежде чем показать свою школу. Ученики здесь казались сообразительными и радостными, и на Эллен произвели впечатление и учебный процесс, и его результаты.
– Если вы решите записать к нам свою дочь, – сказала директриса, – я бы хотела узнать об этом пораньше.
Эллен больше не видела причин затягивать с решением.
– Я хочу записать ее прямо сейчас, – сказала она и тут же ощутила себя совершенно свободной от всяких сомнений.
Она ведь всегда сможет отказаться, если вдруг передумает, решила она, направляясь на юг через долину Йорка, но с чего бы ей передумать? Спустя несколько часов, в лучах блеклого заката, она въехала в Норидж, и когда сворачивала на свою улицу, уже зажглись фонари. Дети, услышав, как хлопнула дверца машины, выскочили из дома ей навстречу.
– Мы туда переедем? – выкрикнула Маргарет.
А Джонни подхватил эхом:
– Переедем?
– Дайте мне хотя бы в дом войти. И неужели никто не хочет меня поцеловать?
Джонни затопал к дому с ее чемоданом, а Маргарет, взяв ее за руку, принялась болтать о том, как прошел день в школе, словно ей была невыносима тишина, в которой повис ее вопрос.
– Я бы не отказалась от чашечки чаю, – намекнула Эллен, упав в кресло в гостиной.
– А мы еще десять минут назад догадались, что так будет, правда, дети? – отозвался из кухни Бен. Уже скоро он появился с исходившими паром чашками в каждой руке и поцеловал ее таким долгим поцелуем, что она побоялась расплескать свою чашку, которую он успел ей отдать. – Ты сегодня сразу поехала домой?
Эллен предпочла бы отдохнуть, прежде чем начнется кутерьма, но не надо было заводить детей, сказала она себе, если хочешь отдыхать.
– Нет, я заглянула там в среднюю школу.
Маргарет подскочила на месте и выпучила глаза, словно все ее тело обратилось во внимание.
– Она хорошая? Тебе понравилось?
– Послушай, Маргарет, я еще не сказала, что мы туда переедем.
Маргарет стиснула кулаки и зубы, шлепнувшись на стул.
– Ну, мама…
Эллен стало ее жалко.
– А ты, Бен, что думаешь теперь?
– Насчет Старгрейва? То же самое, что я говорил перед твоим отъездом.
Она протянула ему смету от подрядчика, отметив, что он приятно удивился.
– А вы двое, слушайте меня, – объявила она детям. – Я хочу удостовериться, что вы сознаете, на что будет похожа жизнь там, жизнь, а не просто воскресная поездка. Подумайте, насколько тот городок меньше Нориджа. Подумайте о тех местах, куда вы не сможете там пойти…
Только это она и успела сказать, потому что дети вскочили с мест и заплясали по комнате, а потом кинулись ее обнимать.
– Когда мы переезжаем? – выкрикнула Маргарет.
– Через несколько месяцев, самое раннее.
Когда дети отпустили ее и, взявшись за руки, закружились по комнате, она обернулась к Бену.
– Что ж, похоже, решено.
– Пора нам уже отправиться в большой мир.
Он выглядел довольным, однако она предпочла бы, чтобы он высказался более прямо. Позже, слишком уставшая после целого дня за рулем и способная только лежать в постели рядом с ним, она сонно пробормотала:
– Знаешь, как они нашли Эдварда Стерлинга?
– В недрах леса, который тогда еще даже толком не вырос.
– Я не о том разе, когда он погиб, я имею в виду, когда ему пришлось вернуться в Англию.
– Где-то под полуночным солнцем, там, где может оказаться только чокнутый или же англичанин.
– Как думаешь, чего он искал?
– Кого-нибудь, кто сможет рассказать ему самую древнюю сказку на свете, наверное, – ответил Бен и улыбнулся немного презрительно. – На самом деле, понятия не имею. Я всегда считал его больше легендой, чем родственником. Он был фольклористом, а о книге, которую он писал, когда умер, я помню, что это было собрание сказок и легенд о полуночном солнце. Насколько я знаю, в книге не говорилось о том, что именно он обнаружил в самом конце.
– А ты знаешь, что, когда его нашли, он был без одежды?
– Нет, не знаю, хотя, наверное, мог бы догадаться. От деда я слышал, прадед с трудом дождался, пока оттает, перед тем как его зачать. Должно быть, Эдвард был горячий перец, раз холод так на него воздействовал. А кто тебе рассказал?
– Подрядчик. Мне кажется, об этом знает весь Старгрейв.
– Ага, кроме меня.
– Неужели никто из твоих школьных приятелей не разболтал тебе?
– У меня не было настолько близких приятелей. Подозреваю, это семейная черта.
– Как думаешь, твоих родных беспокоило, что столько народу это знает?
– Насчет старины Эдварда? Подозреваю, что да. Они все-таки были не настолько странными.
– Возможно, поэтому они держали остальных на расстоянии?
– И поэтому, и еще потому, что не желали смешиваться со стадом. – Бен
