кто и засомневался — промолчал. А меж собой уже вовсю болтали — барыня хоть и строга и за работу или, там, воровство спросит без поблажек, но добрая.
Кстати, а не установить ли рею на крыльце и повесить одну из ламп, чтобы было светло и вечером? А еще, чтобы ярко освещенный снег напоминал двор из прежней жизни. Или, может, именно поэтому и не стоит.
Я отошла к столу долить кофе — его, как и чай, недавно доставили из уезда, поэтому позволяла себе каждое утро. И вдруг услышала веселый звон колокольчиков, чему удивилась. Я уже выяснила, что именно в ту эпоху колокольчики — не бубенчики — являлись привилегией государственной почты и полиции. Кто же пожаловал?
Ворота усадьбы были открыты, поэтому тройка въехала без задержки и остановилась у крыльца. Из саней вышел гость в медвежьей шубе…
Р-р-рав-в-в! Гав-в-в!
Ох, нерадивая дворня! Ночью по усадьбе ходил сторож и вольготно бегали два барбоса, самые злобные псины из представленных мне на выбор. К рассвету их полагалось сажать на цепь, но сегодня посадили одного. Его мохнатый товарищ наслаждался свободой, благожелательно обнюхивал знакомых скотниц и птичниц, а вот увидев чужака, вспомнил, что он сторож.
Незнакомец сунул руку в карман.
Я внутренне ойкнула — еще застрелит верного пса. Но в кармане оказалось что-то вроде рогалика или калачика. Барбос поймал подачку на лету и с благодарностью в собачьем взгляде отскочил на три шага, чтобы употребить подарок. Да, естественная злобность простейшие кинологические курсы не заменит.
Между тем гость уже был на крыльце. Его встретил Иван, малой лет шестнадцати, исполнявший обязанности швейцара. Что делать, гости зачастили.
Дверь в гостиную была открыта. На пороге появился Ванька и провозгласил, почти крикнул:
— Чиновник по особым поручениям при губернаторе Михаил Федорович Соколов!
— Рада принять, — ответила я, скрывая смущение от схожести имени.
Гость тотчас вошел в комнату. На секунду остановился, чтобы Ванька снял с него шубу. Сунул слуге копейку или полушку — не разглядела. Деревенский парень удивленно взглянул на меня — брать или нет?
— Благодари барина, — улыбнулась я. — Проходите, Михаил Федорович, очень рада вашему визиту и была бы признательна… — не закончила я фразу с понятным намеком.
Гость без медвежьей шубы чем-то напоминал принца или княжича, прежде превращенного в медведя, а теперь расколдованного. Был он тонкий, изящный, в идеально подогнанном черном фраке.
На ногах — черные ботинки, так что я даже забеспокоилась, не замерзнет ли он в такой легкой обувке на крепком морозе. Издали донесся тонкий запах одеколона.
— Позволите присесть, уважаемая Эмма Марковна? Благодарствую. Относительно недавно, а если уж совсем точно — с нынешней весны, по личному распоряжению государя императора во многих губерниях проводится новый административный опыт. Чиновники объезжают поместья, в которых наследники недавно вступили во владение, и расспрашивают владельцев о том, не терпят ли они утеснений и не изъявляют ли неудовольствия от взаимоотношений с уездной властью? Именно такова цель моего визита.
Если бы заявился мужлан, сам собой медведь под шубой, грузнее и грубоватей, чем Михаил Федорович… Первый, то я сказала бы кратко: «Благодарствую, претензий нет, не желаете ли чарку на дорожку?» Но этот гость был, пожалуй, самое изысканное и изящное, что я встречала с той поры, как прыгнула в пруд, а вышла из реки. Хотелось пообщаться, просто провести с ним время.
И кстати… Подозрение, да еще и в убийстве, — тоже ведь утеснение.
— Михаил Федорович, желаете ли кофейку?
— А тут уже премного благодарствую, — весело ответил Михаил Федорович Второй. — Знаете, столько усадеб, что, хоть на рассвете явись, все равно хлебную предложат. А кофе — это будто в столице с визитом прибыл.
Еще и кофе не принесли, а гость уже рассыпался в комплиментах:
— Как тепло у вас! И не дует, и свежо — гарью не пахнет. Тоже, знаете, иной раз гостиная в барском доме убрана как столичный салон, а запах — мужицкая баня. Здесь же не жарко, не душно. Прямо удивительно!
Я решила немножко похвастаться и за чашкой кофе рассказала гостю о своих утеплительных технологиях. Он слушал с искренним интересом. Даже встал, походил по полу, будто мог разглядеть под половицами утеплительный слой.
— Кто же это так сделал? Немец или швейцарец?
Узнав, что все сделала я сама, гость искренне восхитился.
— Удивили вы меня, удивили. Слышал, что один генерал, когда французов из России выгоняли, сам пленных опросил, отобрал каменщиков, плотников, садовников, направил в свое поместье. В крепостные их записать, конечно, не мог, зато с каждым контракт заключил на два года, чтобы и сами работали, и мальчишек учили. Думал, и у вас такие же иноземные мастера трудились. Неужели в институте такому учат?
Я ответила, что девицам преподают общие принципы физики и химии. Вроде бы такое было и вправду. Если задуматься, как сберечь тепло, да еще узнать, что такие практики срабатывают, почему бы не попробовать без всякого иноземного мастера?
Гость продолжал восхищаться вслух. И за чашкой кофе, и за последовавшим позже обедом. Он ел с подчеркнутым уважением к хозяйке и с умеренным аппетитом, но без намека на голод и жадность. Все похваливал, просил передать благодарность повару. И выказал особый восторг, когда я в качестве гарнира предложила картошку, запеченную в сотейнике и приправленную сливками.
— Как замечательно! Такая изысканная кухня пропагандирует этот новый продукт лучше любых административных мер. Ведь любой прогресс идет сверху: ваша дворня непременно доест это блюдо и расскажет своей деревенской родне. Уже скоро на мужика, готового посадить на огороде эти несчастные «чертовы яблоки», перестанут взирать как на сумасброда.
От картофеля разговор перешел к прогрессу вообще и затянулся до ранних зимних сумерек. Это позволило мне восхитить порученца своими лампами, и мы долго говорили о технике и минералах.
Но все же надо не забыть о цели визита.
— Михаил Федорович, — сказала я, в очередной раз слегка вздрогнув от имени-отчества, — все же в моей жизни присутствует одно очевидное затруднение, и оно связано с недавним происшествием в моих владениях.
Глава 35
Поначалу я говорила неохотно. Так же, как и с Михаилом Федоровичем Первым. Но исправник — лицо официальное, и все, что ты при нем скажешь, может быть использовано против тебя. А сегодняшний гость слушал без протокольного интереса.
Поэтому я рассказала, может быть, и больше, чем собиралась. Даже о том,
