— Какое-нибудь отношение к художнику Анненкову она имеет?
— Не знаю.
— Она благородная?
— Ну, что вы. Скряга, да еще и клептоманка. Все колечки, все брошечки перетаскала. Но меня сейчас интересует Мясников, убийца Миши, который живет практически напротив меня через дорогу. Помните его, Мати? Это он организовал арест Миши и его секретаря Джонсона в Перми, недалеко от тех мест, где Ники с семьей и Сергей Михайлович были убиты. Позже этот палач поссорился со Сталиным и бежал в Париж. Все мои усилия добиться здесь во Франции его ареста и суда над ним не привели ни к чему. Французы не интересуются этим делом. Палач живет здесь с 1926 года. Сейчас настал момент, когда я должна что-то сделать, чтобы его расстреляли. Я уверена, что немцы возражать не будут.
— Натали, что вы говорите?
— Что? Он убил моего Мишу. Я должна отомстить.
— Мишу ничто не вернет, — уговаривал ее Андрей. — Месть — это грех перед Богом.
Через три дня Натали ушла от них. Они больше ее никогда не видели. Она не оставила адреса, но Мати пошла в русскую церковь на Дарю и узнала адрес мадам Анненковой. Она осталась на службу. Было довольно много народу, но выделялось двое офицеров в необычной форме. Она была немецкая, но манера носить пилотку выдавала в них русских. Мати стояла рядом и слышала, как они тихо переговаривались по-русски. Потом на рукавах она разглядела нашивку синего, красного и белого цветов, как на старом русском флаге, и три буквы РОА. Стоявший рядом господин прошептал ей:
— Это Русская освободительная армия. Уберут жидов большевиков, наконец…
Мати уже слышала об этой армии, но увидела их в первый раз. Не дождавшись конца службы, офицеры тихо ушли. Она пошла к Анненковой. Деверь открыла страшная усатая старуха.
— Ее здесь нет, она ушла, — прорычала она. — Не знаю, где она, и не интересуюсь. — Тон ее был более чем грубым.
— Чудовище эта Анненкова, — пожаловалась Мати Андрею, вернувшись.
Так прожили до середины мая 1941-го. Жить было трудно, посылки из Биаррица внезапно перестали приходить. Борис Владимирович был очень болен, он умирал и Зина была занята только им. Хороших докторов было мало, и их услуги были дороги. Месье Арнольд исправно платил аренду, но это были очень маленькие деньги. Цены на черном рынке даже на самые необходимые продукты были астрономическими. Денег хватало на одну неделю. Практически они голодали. Мати решила продать последнее, что у нее оставалось, — особый подарок Ники — брошь с тремя большими бриллиантами. Она помнила слова месье Арнольда, что он покупает ценные вещи. Она постучалась в дверь своей бывшей балетной студии. Открыл сам месье Арнольд, на его лице было написано удивление.
— Доброе утро, месье Арнольд, я вас, наверно, побеспокоила? — Она запнулась.
— Ну, что вы, вовсе нет. Входите. Чашку кофе, чаю или, может, рюмочку водки?
Он был само очарование.
— Спасибо, нет. Я только что завтракала, — отказалась Мати, хотя со вчерашнего обеда не держала крошки во рту. — Месье Арнольд, помните, вы сказали, что можете купить что-нибудь ценное. Купли бы вы вот это?
Она поставила на стол коробку и открыла ее. Вопреки ожиданиям, месье не удивился.
— Я знаю, кто вы, мадам, и кто ваш муж. Я наводил справки. Это брошь Романовых. Я слышал о ней, и вот теперь она продается, не так ли?
— Да.
— Пятьдесят тысяч франков. Извините, что не могу предложить больше, я ведь только посредник.
— Я согласна. Нам очень нужны деньги, месье Арнольд.
Он подошел к боковому столу, открыл ключом ящик и вытащил металлическую коробку, достал пачку денег.
— Вот 50 000. Спасибо, что вспомнили обо мне. У меня сейчас много конкурентов.
Это было буквально спасение. Взволнованная Мати поднялась наверх в квартиру.
— Он неплохой человек, Андрей. Теперь у нас есть деньги на год.
Через несколько дней появился Влади.
— Кто-нибудь умер, дорогой?
— Почему умер, мама?
— Но вот ты носишь эту черную шелковую ленту вокруг шеи.
— Ах, эту. Год назад нацисты оккупировали Францию. Трагический день, не правда ли?
— Мати, дорогая, плохо слышно, какой-то шум. — Андрей наклонился над приемником.
— Это Би-би-си.
— Что случилось, Андрюша?
— Немцы перешли русскую границу. Мати, это война с Россией.
— Какое сегодня число?
— 22 июня.
На следующее утро в 7 утра в дверь дома номер 10 на улице Вилла Молитор в 16-м районе Парижа раздался громкий стук. Барабанили так сильно, что было слышно наверху.
Мати сошла вниз и открыла дверь. Три жандарма в сопровождении немца в длинном кожаном пальто недружелюбно смотрели на нее. Не давая никаких объяснений, они сразу пошли наверх, арестовали и увели князя Красинского. После двух часов поисков Мати наконец сказали, что гестапо арестовало в это утро триста русских, и все они были увезены в Компьень, а их банковские счета были немедленно заморожены. Гестапо было отлично осведомлено. Аресты шли по спискам группы некоего Юрия Жеребкова, бывшего актера, которого немцы привезли из Берлина и назначили его начальником Управления русских эмигрантов. Частная сыскная контора, одна из немногих, которая еще работала, предоставила полное досье на каждого в списке, имея в своем распоряжении архивы французской контрразведки, но Жеребков и его люди и без французских досье знали всех. У них были свои досье.
— Компьень находится на севере от Парижа. Это там, где в 1918 году подписали перемирие об окончании первой войны, а также и об окончании этой войны в прошлом году, помнишь? — Андрей положил на стол большую карту Парижа, по которой водил пальцем. — Кстати, там есть огромный замок Луи XV, но, конечно, не в нем они держат Влади и других.
— Жеребков, я помню Георгия Жеребкова, но он не драматический актер, он был балетным танцором, но короткое время. Он был у Дягилева. Дягилев выгнал его. Дягилев не любил посредственностей. Этот Жеребков не мог ноги поднять правильно. Я пойду к этому Жеребкову и поговорю с ним.
— Мати, не ходи к этому человеку. Я найду способ узнать, что случилось.
— Влади — не коммунист, почему же его арестовали?
— Я не знаю, дорогая. Последние десять лет мы почти ничего не знаем о нашем сыне. Он не мальчик. Ему 39 лет. Чем он вообще занимался, как проводил время, с кем, мы ничего не знаем. Пожалуйста, прояви немного терпения.
— Да, конечно. — Потом она вспомнила слова Лифаря, который на что-то намекал.
Прошло четыре месяца. Теперь Андрей и Мати знали, что вместе с их сыном арестовали очень много известных людей. Князь Ширинский, крымский татарин, эксцентрик, нацепил желтую звезду Давида, чтобы, как он заявил, сделать вызов «варварам». Илья Фондаминский, писавший под псевдонимом «Бунаков», еврей, редактировал социалистический журнал, а в молодости, в России, он был членом партии социалистов-революционеров и террористом. Он выскользнул за границу после освобождения по делу о вооруженном бунте на военном крейсере «Память Азова» в Ревеле в 1906 году. Ники когда-то поехал на этом «Азове» в путешествие вокруг света и чуть не погиб в Японии. На деньги жены Фондаминского, дочери еврейского миллионера, было нанято два лучших петербургских адвоката и один ревельский. Прокурора Павлова, который требовал пересмотра дела, сообщники Фондаминского тут же пристрелили… Теперь была арестована и мать Мария, очень известная православная монахини, в миру Елизавета Кузьмина-Караваева, в молодости мэр города Анапы в Крыму. Там они когда-то (Боже, как давно) остановились на три дня. Мати и Андрей хорошо помнили Елизавету. В молодости, как и Фондаминский, она была членом партии социалистов-революционеров и участвовала в террористических операциях. Она давно во всем разобралась и постриглась в монахини. Вместе с отцом Клепининым, тоже арестованным, она прятала в своей церкви несчастных евреев, снабжала их документами и переправляла их в провинцию. Ее сын Георгий тоже был арестован за то, что помогал Резистансу. Ариадна Скрябина, дочь композитора, тоже была арестована по этому списку. Она издавала еврейский журнал на французском языке. Сама она была русская. Но ее третий муж, Довид Кнут, поэт, был евреем. И вот со всеми этими людьми попал в облаву князь Красинский, сын Великого князя Андрея Владимировича и бывшей звезды Мариинского театра, Матильды Кшесинской. Влади приписывали дружбу с матерью Марией, а также то, что он работал для крохотного журнала, всего в две страницы, — «Христианская акция». Немцы считали этот журнал коммунистическим и проеврейским.
Мати сменила несколько поездов, долго шла пешком, пока добралась до Компьени. Леском она прошла мимо королевского дворца. Никого, встретила только бабу с рукой на перевязи. Это здесь французские короли играли в пейзан, любимая игра короля Луи XV. Именно сюда в 1814 году король Луи XVIII прибыл из Англии в сопровождении Поццо ди Бор— го, специального посланника Императора Александра I. Последним жильцом дворца был Император Наполеон III. И именно здесь, в этом месте держали ее сына вместе с другими арестованными.
