О чем говорит этот случай?
Здесь мы подходим к главному. Будучи депутатом областной думы, я чувствую, как народ свою власть, мягко говоря, не любит (если не сказать, люто ненавидит). И, размышляя над причинами, прихожу к выводу: ненавидят потому, что боятся.
Бывая за границей, я вижу либо уважительное отношение обывателя к представителям власти, либо нейтрально-прохладное. У нас же власть может сделать с человеком все, что угодно, и дружба между ними никак не складывается.
Одна полиция что творит! В процессе реформирования много говорили об обретении стражами порядка нового статуса и морального облика. В разы подняли им зарплату. Но когда волна пропаганды схлынула, все осталось по-прежнему. После дикого случая в Татарстане подобные факты стали вскрываться и в других городах. То есть милицейская реформа не удалась. Как и административная, и многие другие.
В результате страх, как и прежде, пронизывает все сферы общества. Бизнес боится, что наедут и отберут собственность. Или задушат налогами. Простые обыватели тоже трепещут от собственного бесправия. И продолжают ненавидеть.
Но это лишь одна сторона проблемы. Изнутри заметно, что и власть не любит народ. Я много общаюсь с людьми. Зачастую уже после их долгого хождения по инстанциям. И когда вижу очередную кипу отписок, понимаю: власть стремится не помочь, а отфутболить. И тоже боится жалобщиков.
Конечно, как журналист, я мог бы воскликнуть: люди, давайте уже избавляться от этого мерзкого страха! Но сначала нужно вырастить в себе достоинство. А десятилетия унижения явно тому не способствуют. Кстати, и сами чиновники находятся во власти вышестоящих. У того же судьи, может, реально заканчивается срок полномочий. А вдруг начальство их не продлит? Так что уповать на чье-либо достоинство не получается.
Что здесь может помочь?
Недавно я слушал в думе доклад очень толкового специалиста. Он сообщил, что результаты работы муниципалитетов раньше оценивались более чем по 180 параметрам. И они в своем управлении решили это число сократить. За годы работы им удалось свести количество критериев до 60.
Думаю, это далеко не предел мечтаний. Нам нужно не плодить показатели, а смотреть, что реально происходит между народом и властью. Сегодня у нас все большие начальники назначаются через Москву. И как к ним относятся на местах, их не волнует. Почему в США судьи позволяют себе процессы вроде уотергейтского, а в Италии заводят дела аж на премьер-министра? Там какие-то другие люди? Нет. Просто шериф или судья в той же Америке избирается населением. И перед населением несет ответственность.
Чем мы хуже? Как обращается с законом человек в мантии, высокое столичное начальство, может, и не узнает. А местное сообщество всегда в курсе, кто стремится разобраться в делах, а кто, как школьник, пишет под диктовку. Кому «заносят», а кто взяток не берет. И как оценить главу района, население тоже соображает лучше, чем авторы 180 (или 60, без разницы) параметров.
Однако народ утратил контроль над властью. И объявленные робкие реформы — это никакая не либерализация, а простое восстановление статус-кво. Выборность губернаторов и одномандатные округа для депутатов у нас уже были.
Косметические меры во взаимодействии народа и тех, кто им управляет, ничего не изменят. Для этого нужно, чтобы демократизация шагнула в каждый дом. Когда мы будем выбирать не только председателей ТСЖ, но и судей, участковых и других представителей власти, может, тогда и наступят перемены. Возможно, с демократией получится даже перебор. Но со временем все устаканится. Другого же варианта преодолеть это вековое противостояние не вижу. Более того, наблюдаю другую его сторону.
Настал такой период, когда страх, на котором была построена система, исчезает. Люди уже устали ненавидеть. Они махнули на власть рукой и начинают над ней смеяться. А это плохой признак.
Можно своих правителей ненавидеть, бояться или любить. Но когда раздается смех, как над убогими, — приходит конец. Так перед 1917-м в народе ходили частушки про царя, а в 1980-х — анекдоты про Брежнева.
Некоторые думают, что революция происходит, когда собирается куча людей и идет свергать правящую верхушку. Но на самом деле революция — это когда некому власть защитить. В том же 1917-м царь остался один: армия, полиция — все отвернулись. К нему пришли депутаты Думы с бумажкой: подпишите — отрекитесь. И он подписал. В октябре никакого штурма Зимнего, по сути, тоже не было. Все защитники молча ушли. И когда распадался Советский Союз, Горбачев тоже остался один.
В этот раз на выборах президента народ еще раз дал Владимиру Путину карт-бланш. Но думаю, люди поверили ему в последний раз. И, видя поднявшуюся волну, любой думающий человек понимает: либо власть начнет демократизировать систему, либо наступит такой момент, когда снова никто не встанет на ее защиту.
Глава 4. Ельцин и Горбачев
Неюбилейные речи по поводу круглых дат
В 2011 году 1 февраля исполнилось 80 лет со дня рождения Бориса Ельцина, а 2 марта — 80 лет Михаилу Горбачеву. Они одногодки, но олицетворяют две абсолютно разные эпохи: заката советской империи и рождения нового Российского государства. Одному суждено было оказаться последним генсеком, а также первым и последним президентом СССР, а второй стал первым президентом новой России.
Что заставило меня коснуться этой темы? Прежде чем начать работу над третьей частью романа «Русский крест», я старался подробно изучить эпоху перестройки и последовавших за ней реформ. Познакомиться с жизнью людей, которые ее олицетворяют. Перелопатил массу литературы, в том числе и книги, написанные Горбачевым и Ельциным.
Сюда же добавились и личные ощущения: с каждым из этих людей я встречался. С Горбачевым мы впервые столкнулись в редакционном коридоре «Комсомольской правды», когда Михаил Сергеевич был еще в силе. А второй раз я увидел его на Всемирном конгрессе газетных издателей в Москве — уже в «нулевые» годы. Тогда вокруг него собрались только иностранцы, а из наших никто особого интереса не проявлял. Подойдя к нему, я обратил на это его внимание. Он спросил, не родственник ли я председателя Гостелерадио Сергея Лапина. Я ответил, что просто однофамилец, зато с самим Горбачевым мы земляки: оба родом из Ставропольского края. А в конце нашего общения честно сказал ему: «Спасибо, что дали нам свободу».
Ельцина тоже довелось встретить в «Комсомолке», когда он приходил к нам на редколлегию заручиться поддержкой перед выборами. Редакция тогда уже не в первый раз подняла вопрос об издательстве «Пресса», которое государство готовило к приватизации. Коллектив газеты просил, чтобы при этом были учтены и его интересы. Борис Николаевич заверил, что так и будет. Но, несмотря на эти публичные обещания, вскоре издательство благополучно перешло в руки нефтяной компании, а мы остались на бобах.
Впрочем, сегодня мне не хочется кого-то возвысить или принизить. Просто хочется разобраться в истинном значении каждого из них для нашей страны.
Как оценивает их заслуги нынешняя власть?
День рождения Ельцина официальная Россия праздновала пышно и натужно. В Екатеринбурге ему открыли памятник. Хорошие слова сказали президент и премьер-министр. Поделились воспоминаниями жена и родственники. Выразили благодарность Борису Николаевичу те, кто с ним работал и получил от него те или иные преференции.
Не было слышно только народа. Его к микрофону не пустили. И, может, была в этом сермяжная правда. «Дорогие россияне» своему первому президенту спасибо бы не сказали. В том же Екатеринбурге памятник пришлось строить фактически под охраной: рядом с ним недовольные земляки выставили пикет. Что касается Горбачева, то здесь тоже есть интересная деталь. Праздновать юбилей в России он не собирался. Накануне стало известно, что его будут чествовать в Лондоне. Понятно, что Михаила Сергеевича у нас не любят. Причем ни народ, ни власть.
Что же ставят ему в вину? Развалил восточный блок. Непропорционально разоружал нашу страну. Шел на немыслимые уступки в обмен на пустые обещания. Но при этом нельзя забывать: он избавил и Запад, и нас от страха ядерной войны.
Главное же, в чем винят Горбачева, — развал Союза. Но здесь не надо спешить с выводами. Раньше я уже писал, что такой итог закономерен: все империи рано или поздно приходят к логическому финалу. Но противники этой точки зрения говорят, что у нас была какая-то особенная империя. К примеру, в отличие от Британской она не угнетала окраины, а развивала их. Но когда англичане уходили из Африки, там люди друг друга уже не ели и тоже стали более цивилизованными. Просто, как бы вы ни любили своих детей и ни носились с ними, наступает время, когда они хотят жить своим умом. То же самое происходит и с народами. (Взять хотя бы чехов и словаков — уж им-то чего было делить? Но каждый хотел сам строить свою судьбу.) Поэтому винить Горбачева в крахе СССР неправильно. Как только ослабел партийный пресс, все и рухнуло. Припоминают Михаилу Сергеевичу и антиалкогольную кампанию. Но какими бы перегибами она ни сопровождалась, русские женщины за эти три-четыре года нарожали на полтора миллиона ребятишек больше. При Ельцине же пьянка стала безграничной.
