«В глубине сердца я уже сдалась», — признается она в своих мемуарах. Все же в ней было достаточно самообладания, чтобы приказать Сергею оставить ее, «потому что столь долгий разговор мог вызвать подозрения. Он сказал мне, что не уйдет, пока я не выражу своего согласия на словах».
— Да, да, но уходите!
— Значит, мы договорились, — сказал Сергей, дав коню шпоры и отъехав.
— Нет, нет, — закричала она ему вслед.
— Да, да, — откликнулся он, и его голос затих вдали.
«На этом мы расстались», — писала Екатерина. С противоречивыми чувствами она вернулась в охотничий домик на острове, где и встретилась с Петром и всей компанией. «В тот день мою голову осаждали тысячи тревог; я была недовольна и очень злилась на себя. Я думала, что могу управлять его головой и своей, но теперь поняла, что нашими желаниями было трудно, может быть, невозможно вообще управлять».
Природа тоже разгулялась не на шутку. Когда охотники приступили к ужину, ветер сначала усилился, а затем с Балтики налетел настоящий шторм. Разгулялись волны, затопило весь остров. Вода залила нижний этаж охотничьего домика и плескалась у подножия лестницы. Господа вместе со слугами вынуждены были искать убежища на верх-, нем этаже и переждать, пока не утихнет шторм. А он утих лишь к рассвету.
Сергей, которому судьба подарила несколько лишних часов общения со своей возлюбленной, весь сиял от радости. «Само небо благосклонно к нам!» — объявил он и горделиво расхаживал среди придворных, прикорнувших на кроватях.
Эго его состояние не укрылось от Петра, который безошибочно угадал причину и после возвращения во дворец заметил своему слуге, что Сергей и Екатерина «одурачили Чоглокова» и затеяли любовную интрижку за его спиной. Сам же Петр в ту пору увлекся фрейлиной Екатерины, Марфой Шафировой. От его зоркого глаза не ускользнуло и то, что Сергей затеял не одну, а две интрижки, добиваясь одновременно благосклонности жены Петра и сестры Марфы, Анны. Екатерина же не заметила этого.
Ухаживания Сергея Салтыкова за великой княгиней не только не осуждались, но даже поощрялись Чоглоковыми. Поняв, что Екатерина может вскоре забеременеть от своего любовника, они позаботились о том, чтобы ребенка считали законнорожденным. Желая развеять слухи о том, что Петр все еще был неискушенным девственником, Мария нашла услужливую вдову, мадам де Гроот, которая научила его тому, что надлежало знать мужчине. Затем посвящение Петра в тайны плотских утех было намеренно предано огласке и таким образом честь Екатерины была соблюдена. Из рук тех, кто захотел бы оспаривать право будущего ребенка на престол, выбили главный козырь.
Осенью 1752 года Екатерина забеременела. В ее мемуарах умалчивается об этих месяцах и о связи с Сергеем, который почти наверняка являлся отцом ребенка. Трудно судить о том, что принесла ей любовь — душевный подъем, вызванный исполнением материнского долга, Страдание или разочарование. К сожалению, Сергей оказался не стойким, не преданным любовником. Порою он был меланхоличным и рассеянным. Его страсть то вспыхивала, то затухала (лишь через некоторое время Екатерина узнала, что его романтические привязанности вместе с ней делила еще одна особа). Его самодовольство и заносчивость иногда просто бесили ее. Когда она сказала ему об этом, он попытался отделаться легкими шутками, а затем, надуваясь от спеси, обвинил ее в неспособности понять его. Ведь она, в конце концов, по своему происхождению была захудалой немецкой принцессой, а он принадлежал к одному из знатнейших родов России.
В середине сентября императрица приказала двору переехать из Петербурга в Москву. Екатерина стала готовиться к путешествию, но Сергей остался с Марией Чоглоковой, которая только что разрешилась от бремени и должна была оправиться лишь через несколько недель. У Екатерины были признаки беременности, но она все же рискнула поехать вместе со всеми. Переезд выдался тяжелым. Дорога изобиловала глубокими выбоинами, в которых часто торчали камни. Вместо того чтобы ехать осмотрительно, не спеша, кучера нахлестывали лошадей, гоня их во весь дух и днем, и ночью. Екатерину бросало по всей карете, подкидывало до потолка, и когда поезд императрицы добрался до последней почтовой станции перед Москвой, у нее начались судорожные боли в животе. Она потеряла ребенка.
Ее выздоровление было долгим и шло в обстановке, которую нельзя назвать благоприятной. В Москве Екатерину поселили в новом, из рук вон плохо построенном флигеле Головинского дворца, где по ночам крысы поднимали такую возню, что невозможно было заснуть, а по обшитым досками стенам постоянно стекала вода. Из-за этого во всех комнатах было как в парной. И вот здесь Екатерина пыталась как-то утешить себя, пережить потерю и не думать плохо о своем отсутствующем любовнике. Ну а тот, приехав из Петербурга, избегал ее. Москва — большой город объяснил Сергей Екатерине, ему нужно навестить многих знакомых и родственников, а все они живут далеко друг от друга. Сергей был искушенным лгуном и притворщиком, и ему удалось вызвать у Екатерины сомнения, которые можно было истолковать в его пользу. «Говоря по правде, — писала она в мемуарах, — я была просто в отчаянии, но он представил мне такие веские и уважительные причины, когда я увидела его, что мои мрачные мысли рассеялись».
После выкидыша она пыталась себя обмануть, но ясно понимала, что пыл ее любовника остывает. Екатерина пребывала все эти пасмурные и студеные зимние дни в отвратительном настроении. Она приказала отгородить ширмой кровать, чтобы создать хотя бы видимость уединения в комнате, которую ей приходилась делить с семнадцатью фрейлинами. Она читала, терпела неприятные ей визиты Петра, докучавшего своими жалобами, наблюдала за крысами, которые выскакивали из-за панелей и снова прятались туда, и ожидала Сергея, но он не баловал ее свиданиями.
Она понимала, что теперь была более уязвима, чем прежде, поскольку нарушила обет верности мужу, пусть даже из добрых побуждении. Ей нужен был могущественный покровитель, и она обратилась к стареющему канцлеру Бестужеву.
Многое изменилось за девять лет, то есть с первых встреч Екатерины с канцлером, когда она приехала в Россию. Тогда Бестужев видел в Екатерине пешку в руках профранцузской партии при императорском дворе, молодую и опасную, развитую девушку, и потому выступил против того, чтобы она стала великой княгиней. Теперь он видел в ней умную и полезную политическую союзницу, проницательную не по годам благодаря прекрасной начитанности и острой наблюдательности. Союзницу, которая оказалась в затруднительном положении из-за неудачной беременности. Канцлер тоже нуждался в сторонниках. Он цеплялся за свой пост изо всех сил, ведь императрица в лучшем случае отвечала ему сдержанной любезностью, а ее теперешние фавориты Шуваловы делали все, чтобы добиться его отставки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
