Двигаясь к пересмотру тарханных прав монастырей, составляя переписные книги, где были учтены «беломестцы», именно эту главную проблему посадского «строительства» опять не решали, накапливая общее недовольство.
И еще одна мера, «прославившая» самого боярина Бориса Ивановича Морозова, ставшего главой Стрелецкого приказа. Он решил сэкономить и здесь, задерживая и уменьшая выдачу стрелецкого жалованья. Всех же искателей правды встречал в приказах заслон из морозовских ставленников, становившихся на защиту покровительствовавшего им «сильного человека». Показательно, что во времена уже разгоревшегося московского пожара (пожара не только в переносном, но и в прямом смысле, так как в начале восстания 1648 года слуг боярина Морозова обвинили в поджогах столицы) стали немедленно решаться многие дела, где «в ответе» выступали приказные люди боярина Бориса Ивановича Морозова. Впервые небогатые соседи из уездных детей боярских стали получать управу в своих спорах о земле и крестьянах. Но было поздно…
Москва в 1648 году пережила одно из самых заметных потрясений в своей истории. Наиболее тяжелые для царя Алексея Михайловича и его ближнего окружения дни пришлись на начало июня, когда после разгона челобитчиков, стремившихся лично обратиться с прошениями к царю Алексею Михайловичу, начался открытый бунт. Кроме «морозовщины» боролись еще с «плещеевщиной», названной так по имени главы Земского приказа, исполнявшего полицейские функции в столице, Леонтия Степановича Плещеева. По словам автора одной из летописей, 2 июня 1648 года «была смута великая на Москве, и били челом великому государю всем народом посадцкия и всяких чинов люди во всяких налогах и в разоренье на Левонтья Степанова сына Плещеева. А боярин Борис Иванович Морозов, да окольничей Петр Тихонович Траханиотов за него стали». Разбирая известия летописей, надо помнить, что автор на одном листе своей рукописи пытается передать известия сразу о нескольких событиях. Больше всего это похоже на миниатюры или иконы, где сразу наглядно могли быть изображены далеко отстоящие друг от друга события. Повествуя о «смуте великой», автор летописи одновременно перечисляет разные события (не обязательно в той последовательности, в какой они происходили) и говорит об отношении к ним царя и бояр. Не забывая при этом дать свою собственную оценку. Летописец осуждает «приход всяких чинов посадцких людей всем народом и всех приказов стрельцов» на двор к царю в Кремль, подчеркивая, что они «били челом великому государю з большим невежеством»[139].
Московские волнения очень быстро превратились в кровавые расправы с мздоимцами. Царю Алексею Михайловичу против воли пришлось практически выдать на страшную казнь в толпу сначала Плещеева, потом Траханиотова. Это были жертвы ради спасения боярина Бориса Ивановича Морозова. Толпа пришла и за ним, тем более что выдающийся великолепием морозовский двор занимал заметное положение у самой Спасской башни внутри Кремля. Но царь Алексей Михайлович отказался выдать своего воспитателя на расправу. Для этого пришлось пойти на унизительные для монарха переговоры с восставшими, превратившимися из покорных челобитчиков в мятежную протестную массу людей, действовавших «скопом». Царь вынужденно обещал рассмотреть требования восставших и просил их пощадить близкого для себя человека, бывшего ему вместо отца. Свои слова и обещания удалить из Москвы и из своего окружения боярина Бориса Ивановича Морозова царь подтвердил клятвой «миру» перед «Спасовым образом».
Дальнейшие события в Москве происходили уже без участия Бориса Морозова; его прямое влияние на дела завершилось, и речь шла только о спасении жизни царского придворного. Помогли царю справиться с бунтом другие бояре — Никита Иванович Романов и князь Яков Куденетович Черкасский — наследник богатства и власти князя Ивана Борисовича Черкасского. Оба они были отодвинуты в тень Морозовым, но сохранили свое влияние и пользовались поддержкой «мира», видевшего в них гарантов другого, более справедливого образа власти, чем это получилось у морозовских ставленников. В два-три года те разорили страну, и их действия привели к открытому выступлению в Москве и других городах. Был принят путь «совета» с представителями «Земли», потребовавшими исправления дел в царстве. И хотя сразу попытались забыть, что знаменитое Соборное уложение 1649 года было принято по требованию «мира», в преамбуле первого полного кодекса законов осталось главное требование: «чтобы Московского государьства всяких чинов людем от большаго и до меньшаго чину суд и росправа была во всяких делех всем ровна». Такая норма была прямо противоположна порядку диктата «сильных людей», который стремился установить боярин Борис Иванович Морозов и которому воспротивились восставшие в Москве в 1648 году.
Морозову пришлось уехать из Москвы. В августе 1648 года царь Алексей Михайлович обращался с просьбой беречь своего воспитателя к властям Кирилло-Белозерского монастыря, традиционного места ссылки и пострига знати в Русском государстве. Но те, кто думал, что с влиянием Морозова на дела навсегда покончено, ошибались. В собственноручном (!) письме царя Алексея Михайловича монастырским властям видна необычайная забота об охране жизни «ближнего человека». Всё это говорит о том, что царь Алексей Михайлович постепенно приходил в себя и снова действовал как самодержец, которому все должны повиноваться.
Положение человека, удаленного из столицы по вынужденному царскому распоряжению, не устраивало бывшего главу правительства. Морозов стремился скорее вернуться ко двору. Поводом стало радостное событие — рождение в семье царя Алексея Михайловича и царицы Марии Ильиничны наследника царевича Дмитрия в октябре 1648 года. Между прочим, племянника самого боярина Бориса Ивановича Морозова.
Такое скорое возвращение Морозова в еще не успокоившуюся Москву перессорило между собой боярское окружение царя. Никто еще не забыл о недавних обещаниях царя Алексея Михайловича. Бояре Романов и князь Черкасский, успокоившие возмущение восставших в Москве людей, не соглашались снова быть в фактическом подчинении у Морозова. Поэтому боярину Морозову снова указали его «место», когда он попытался опять появиться рядом с царем во время любимого им Крещенского крестного хода 6 января 1649 года. Для Морозова этот день был памятен еще и тем, что ровно за пятнадцать лет до этого он был пожалован чином боярина. Толпа снова пришла в движение, и боярина Морозова опять пришлось спасать. Он остался в Москве, но стало очевидно, что любое публичное его появление рядом с царем станет поводом для ссор и волнений.
И всё же боярину Морозову удалось вернуть прежнее влияние на дела, хотя и путем определенных уступок «общественному мнению» (при всей условности этого термина применительно к событиям середины XVII века в России). Борис Иванович остался рядом с царем, но снова ушел в тень. Номинально управление главными приказами было передано царскому тестю (и тестю
