— Через несколько дней я отправляюсь к Тогрул-хану со своими предложениями и требованиями. Со мной отправишься ты, Шепе Нойон, Субодай и Касар. Но я не могу решить, кто будет поддерживать порядок и союз среди моих людей, когда меня с ними не будет? Тебе известно, что без меня они волнуются, трясутся от страха, как горная антилопа, и могут разбежаться в разные стороны. Нам следует серьезно подумать об этом.
На секунду Джамуха почувствовал облегчение. Значит, не все так плохо…
— Конечно, этим займутся Кюрелен и твоя мать, — ответил он. — У них есть опыт и мудрость. Твоя жена тоже умная, и ей не занимать решительности. Еще остается шаман. Ему известны его обязанности, и он понимает, что для него лучше.
Лицо Темуджина потемнело, и глаза превратились в сверкающие изумруды. Он отвернулся и начал кусать губы, а потом тихо сказал:
— Шаман! Я ему не доверяю. Когда я уеду, он снова начнет плести заговоры против меня. У священников — короткая память, когда речь идет об их выгоде!
— Ему не перехитрить Кюрелена! — задумчиво промолвил Джамуха. — Возможно, его лучше взять с собой.
По спине у него пробежал холодок, и он вздрогнул от дурного предчувствия.
Темуджин резко поднялся и коснулся рукой черного гладкого камня, резкими краями рвавшего горячее синее небо, повернулся спиной к Джамухе, и голос его звучал неясно:
— Я не могу доверять людям, если их не будут контролировать и сдерживать шаман, Кюрелен и моя мать, — он помолчал. — Тебе известно, что Кокчу хорошо относится к Бектору…
Сердце Джамухи сжали холодные клещи. Он поднялся, подошел к Темуджину и громко сказал:
— Возьми с нами Бектора! Мне известно, как ты его ненавидишь, но он безвреден, и ему хочется тебе служить! Ты должен его понять. Ты говоришь, что он тебя ненавидит, но это лишь ответ на твою ненависть. Пусть он докажет тебе свою верность… Покажи ему, что ты хочешь с ним примириться…
Темуджин раздраженно захохотал.
— Разве тебе не понятно, что это кровная ненависть, и мы никогда не сможем помириться? Когда я смотрю на Бектора, я вижу в нем вечного врага, он должен быть уничтожен. Это понимает даже Кюрелен.
В горле Джамухи словно застрял кусок острого камня. Он попытался его проглотить, а потом постарался сказать очень спокойно, хотя губы его застыли, будто скованные лютой стужей.
— Кюрелен совсем не такой мудрый, каким ты его считаешь. К тому же он слишком много болтает, а мудрый человек говорит только перед тем, как начать действовать. — Он грустно улыбнулся. — Поэтому во мне нет настоящей силы. Я говорю, чтобы не действовать, как это делает Кюрелен. Если… если с Бектором что-либо случится, Кюрелен первый возмутится.
Темуджин ничего не ответил. Джамухе был виден его сильный и резкий профиль, застывший, как камень, рядом с которым они остановились.
Джамуха заговорил громче:
— На свете нет вражды, которую нельзя было бы приглушить, и нет требований, которые было бы невозможно выполнить. Не существует врага, которого нельзя было бы превратить в друга.
Темуджин в ярости повернулся к другу, и тот понял, что его ярость частично направлена против него самого.
— У меня нет времени! — кричал он. — Я не могу больше ждать! Я должен выполнить все, что я решил!
Джамуха попытался скрыть свою дрожь и заговорить спокойно:
— Что же это такое?
Темуджин ответил ему не сразу, он тяжело дышал, а потом проговорил удивительно спокойно и сдержанно:
— Мне нужно устранить Бектора со своего пути.
— Каким образом? — выдохнул Джамуха.
Он вспомнил, как Борте пыталась отравить Бектора, ему стало дурно, и он закрыл глаза. Темуджин ему не ответил, каменная маска спокойствия слетела с его лица, на Джамуху словно глядела его ужасная душа.
— Уж не собрался ли ты его убить?! — попытался улыбнуться Джамуха.
Темуджин все еще молчал.
— Ты не смеешь убивать своего брата! — вдруг закричал Джамуха тоненьким голосом и тут же откинулся назад, потому что душа Темуджина опять выглянула из-под маски. Это было ужасное зрелище. Джамуху, кажется, парализовал ужас, он не мог двинуться.
— Разве ты не мой анда? — спросил Темуджин тихо и зло усмехнулся.
И снова они смотрели друг на друга. Лицо Джамухи приняло цвет серого гранита, освещенного синей молнией, а сердце у него билось неровно и, казалось, пропускало временами несколько ударов, грудь сжала острая боль.
— Я — твой анда, — прошептал он. — Никто у меня не может этого отобрать. Даже ты.
Темуджин продолжал улыбаться, потом, не произнеся ни слова, он пошел прочь, взобрался на коня и, не взглянув на друга, поехал, будто был тут один. Он всегда будет в мире один.
Джамуха смотрел вслед Темуджину, испытывая такое головокружение и слабость, что ему пришлось опереться о камень. Закрыв глаза, он слышал удалявшийся стук копыт коня Темуджина, потом воцарилась полная тишина.
Темуджин спокойно возвращался в орду, перед ним стояла важная задача. Он искал Касара, который был искусным лазутчиком, а когда нашел, взглянул ему в глаза и спросил:
— Где Бектор?
Касар никогда не отличался умом, но едва увидев лицо Темуджина, тотчас понял, в чем дело. Он побледнел, но сразу ответил:
— Бектор на восточном пастбище с лошадьми, а с ним — Бельгютей.
— Поехали со мной! — приказал Темуджин.
Темуджин отправился в свою юрту, взял колчан и лук, а когда вышел, его уже ждал Касар. Они сели на коней и неспешно поехали на пастбище. Темуджин ехал впереди, Касар чуть отстал. Темуджин почти никогда не разговаривал с младшим братом и, наверно, сказал белому жеребцу больше слов, чем Касару. Жеребец его обожал и понимал даже по движению бровей.
Твердая глина пустыни звенела под копытами коней. Вдалеке неровной стеной стояли красные холмы. Небо становилось синее, и было очень жарко. Тени исчезли, остались только синие расплывшиеся пятна рядом с валунами, лежавшими многие века в безмолвии.
Иногда с громким пронзительным криком из серой, сухой и острой травы вырывалась степная птица, тревожно металась над головами всадников. Ветерок их обвевал, как невидимая струя воды, но никак не смягчал сухого мертвого жара пустыни.
Они спустились к долине, где росло несколько невысоких пальм с узкими острыми листьями. Там паслись кони, гривы которых переливались от слабого ветерка. На камне под пальмами сидели Бектор и Бельгютей.
Бельгютей первым заметил Темуджина и Касара и крикнул, приветствуя их. Он бросился к ним, радостно размахивая руками. Лошади в табуне подняли головы и заржали. Бектор поднимался медленно и неохотно, даже на расстоянии от него исходили волны недоверия и ожесточенности.
Бельгютей, улыбаясь, подбежал к Темуджину, начал что-то говорить, однако, когда увидел лицо брата, слова застряли у него в глотке. Он уже поднял руку, чтобы ухватиться за уздечку, но она бессильно упала. Его кожа резко пожелтела, как глина пустыни. Он застыл на месте. Черты лица у него исказились, и только глаза сверкали нестерпимым блеском. Он стал похож на человека, внезапно столкнувшегося с неотвратимой судьбой.
Темуджин миновал его, а Касар на миг замешкался, вынимая стрелу из колчана, а потом проехал мимо Бельгютея. В руке Темуджина была его сабля, и он подъехал к Бектору. Тот нахмурившись ждал его. Темуджин сверху вниз взглянул на сводного брата. Несчастный Бектор сразу понял, что привело сюда Темуджина. Тело его отклонилось назад, а лицо посерело, губы застыли, и он, не моргая, смотрел на Темуджина. Даже высокий твердый воротник халата Бектора не скрывал, как сильными толчками бился пульс на шее.
Касар приблизился к Темуджину, натянул тетиву, на мгновение его охватила тревога, его смущал взгляд Бектора. Лишь на миг он отвел глаза, и стрела полетела в Бектора. Обычно Касар мог убить врага одной стрелой, но сейчас его руки дрогнули, и стрела вонзилась Бектору в живот.
Бедняга попятился, руки метнулись к ужалившей его стреле, застрявшей в кишках. Кровь сразу же окрасила его пальцы, и он сильно согнулся, а потом упал на колени. Но Бектор не стонал, не отвел взгляда от Темуджина. Тот возмущенно взглянул на Касара.
— Идиот! Самый настоящий идиот! — тихо сказал он, выхватил лук из дрожащих рук брата, спокойно и уверенно вложил свою стрелу, взглянул на стоящего на коленях и истекающего брата.
Бектор не мог разогнуться, меж пальцев, сжимавших стрелу, на сухую землю вытекала яркая струйка крови и впитывалась в пыль.
— Я бы не заставил тебя страдать, — оправдываясь, сказал Темуджин.
Они с Бектором посмотрели друг на друга в последний раз. Казалось, что они не могли отвести взоры. Бельгютей стоял поодаль, неотрывно глядя на Касара. В ярком белесом свете жаркого солнца все участники и свидетели убийства казались окаменевшими.
Взгляд Бектора становился бессмысленным, на бледных губах выступила кровавая пена, струйка крови вытекла из ноздри, окровавленные пальцы крепко держали стрелу. Но, чувствуя приближение смерти, он все еще не отводил взгляда от Темуджина.
