Двое гурзуфских милиционеров стоят на краю пляжа, преградив путь любопытным. Небольшая толпа курортников расположилась в отдалении…
Клюев принялся спускаться, хватаясь за можжевеловые ветки, Жаров ринулся за ним, но тут одна деталь ландшафта привлекла его внимание. Чуть поодаль от лестницы, вырубленной в скале, на самом краю обрыва лежал плоский базальтовый валун.
Жаров подошел и, сам не понимая, зачем он это делает, присел на раскаленную поверхность камня.
Интуиция… Отсюда были видны как на ладони и маленький пляж, и мертвая девушка. Под камнем валялось множество окурков. Жаров подобрал один, другой — все это были сигареты «Ирбис», довольно редкая марка, в Ялте их нигде не купить.
Что-то в этих окурках казалось необычным, хотя все они были именно «Ирбисом». И тут он понял: необычным было само их количество — Жаров насчитал восемнадцать штук.
Сколько же часов надо просидеть на камне, чтобы выкурить такую уйму этих довольно крепких сигарет?
Тем временем торс Клюева уже скрылся за краем обрыва, осталась видна одна голова, которая обернулась и недовольно крикнула:
— Ты идешь?
* * *
Вблизи все выглядело еще более отвратительно. Жаров понял, что эта картина теперь всегда будет перед его глазами, словно он сфотографировал ее и поставил себе на рабочий стол.
Мертвая девушка, похоже, совсем молодая, лежит навзничь, как сломанная кукла. Жаров мысленно сложил ее, пытаясь увидеть, какой она была… Вряд ли стройной, вряд ли соблазнительной. Но и на таких, как видно, находятся насильники.
Кожа на ее лице сильно поцарапана, содрана, будто бы девушку били головой о камень. На камнях темнеют пятна крови, белое платье все испачкано в песке и разорвано. Трусики валяются в углу пляжа, кем-то далеко отброшенные; они также разорваны. Зигзагом, словно некая буква, краснеет окровавленное полотенце…
Лица гурзуфских ментов были кислыми: похоже, молодые служаки впервые в жизни видели такое грязное убийство.
— В этой толпе есть тот, кто обнаружил труп? — спросил Жаров.
— Да, конечно. Мы их задержали. Вон те парень с девчонкой, что прячут в сумке ружье.
Жаров подошел к парочке и задал несколько вопросов. Как всегда, ни у кого из гражданских не возникло в голове крамольной мысли: кто, собственно, такой этот человек и имеет ли он право допрашивать их?
Журналиста интересовало прежде всего то, насколько близко они подходили к телу. Оказалось — вообще не подходили: увидев девушку издали, сразу позвонили в милицию. Жаров вернулся и спросил о том же юных милиционеров, которые примчались по вызову. Те также не возражали против того, что Жаров здесь распоряжается: они знали, что это какой-то важный человек, который часто сопровождает следователя Пилипенко и других настоящих ментов.
Оказалось, что подходил только один из ребят, чтобы удостовериться, что девушка действительно мертва и никакой медицинской помощи ей не нужно. Жаров кивнул.
Все дело было в том, что на пляжном песке он заметил столько следов, что даже не сразу смог сосчитать количество их цепочек. Во всяком случае, две из них можно выкинуть — это были следы милиционера, туда и обратно. Жаров попросил его показать откуда он шел, и воткнул у начала его цепочек щепки плавника.
Песчаный пятачок, запечатлевший следы, был размером где-то десять на пять; с севера он ограничивался базальтовой стеной обрыва — черной подошвой Медведь-горы, с запада и востока — двумя крупными, величиной с джип, глыбами-отторженцами. На юге, до самого берега, были навалены камни, более-менее окатанные морем.
На таких диких пляжах купаться не очень приятно и даже опасно: ноги можно переломать. Немудрено, что здесь бывает немного народу, в основном браконьеры, любители поохотиться с подводным ружьем. Вот почему девушку, убитую, скорее всего, вчера, обнаружили только на следующее утро. Она лежала почти в самом центре песчаного пятачка, и со всех сторон к ее телу вели следы.
Зазвонил мобильный Клюева. Оказалось, что Пилипенко уже выехал и будет через пятнадцать минут. Жаров сильно засомневался, что следователь сможет так быстро сюда добраться.
Он влез на западный отторженец, достал из сумки-кобуры, пристегнутой к ремню джинсов, свой миниатюрный блокнот и принялся зарисовывать следы. Конечно, все здесь будет тщательно зафиксировано, но журналисту хотелось иметь и свою, частную базу данных.
Море слепило глаза. Где-то вдали мчался, оставляя пенистый след, пограничный катер. Похоже, он поворачивал, по-чему-то двигаясь к берегу…
По следам невозможно было определить даже размер обуви — просто размытые углубления в мелком желтом песке. Впрочем, хорошо читалось направление следов, по коротким бороздам в песке, оставленным пятками идущих: нетрудно было понять, какая цепочка ведет туда, а какая — обратно.
С запада, со стороны Артека, шли три цепочки — две туда и обратно, одна — только туда. Ясно, что эти следы принадлежали несчастной девушке, которая уже не возвратилась с пляжа. Значит, с запада сюда пришли двое и в том же направлении удалились. Если бы Жаров не показал Клюеву верхнюю тропу, то они бы тоже попали сюда с западной стороны, вдоль берега, где им пришлось бы сбивать подошвы о крупные камни, продвигаясь гораздо медленнее, чем поверху.
Четыре цепочки следов — две туда и две обратно — вели с востока. Дальше базальтовая подошва Медведь-горы становилась все круче и вскоре обрывалась в море отвесной стеной. Так что со стороны Партенита те двое прийти никак не могли. Следовательно, они шли той же тропой, что и Жаров с Клюевым, сквозь можжевеловую рощу, мимо плоского камня на краю обрыва.
Картина получалась сомнительная: четыре человека, разделившись по двое, достигли маленького пляжа разными путями — верхом и низом — и с обеих сторон напали на девушку.
Но это бессмысленно! Девушке все равно некуда бежать. Да и внезапное нападение в этом случае — зачем?
То, что все эти следы именно вчерашние и связаны с убийством, сомнений не вызывало: вчера на рассвете над всем Южным берегом прошел короткий, но сильный дождь, прервавший длительную полосу изнурительной июльской жары.
При мысли об этом дожде Жаров понял, что его так смутило наверху, возле плоского базальтового валуна. Он поднял голову. На самом краю обрыва можно было заметить маленькое черное пятно. Это и был тот валун, его торчащий над обрывом край.
Не только количество окурков от «Ирбиса» так озадачило журналиста, но и их состояние. Большая часть окурков была желтоватой, а это значило, что человек, куривший «Ирбис», сидел на камне по крайней мере два раза — до вчерашнего ливня и после. Скорее всего, он сидел здесь три или даже четыре дня, если предположить, что более двух часов провести на такой жаре трудно, а курить крепкий «Ирбис» чаще чем раз в час, весьма проблематично.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
