– Ну узнали и что с того? Вступил бы в региональную ассоциацию некромантов.
– Ха! Как вы это себе представляете? Вы думаете, я не пытался? Да вы хоть в курсе, какой у них вступительный взнос для получения лицензии?
– Нет, конечно, меня же никто не приглашал.
– Девять невинных душ! Во-первых, я им колдун, а не живодер, во-вторых, невинных в этом городе еще поискать, а в-третьих – число девять мне не нравится, это число зла и зависти.
– Словом, ты их знатно обломал. И что теперь?
– Что-что… Объявили на меня охоту. Открытый контракт. А ну кыш отсюда! Это я не вам, Оксана Владимировна. Просто уже обнаглели – при живом-то докторе подслушивают.
– Да, это с их стороны наглость. А в больнице-то что – безопаснее?
– В точку. У вас меня еще ни разу никто не побеспокоил. Что бандиты, что ФСБ, что тогда – ну помните, эти, с орбиты – ни разу. И еще это… кушать очень хочется.
– Убедил, Юра. Будет тебе магическое убежище и трехразовое питание.
В отделение Юра бодро шел в одном ботинке, не задействованном в обряде похорон, но на всякий случай держался между двумя санитарами: региональные некроманты – они такие, от них всего можно ожидать.
Дежурный Господь Александр Ефимович
В последнее время психиатры часто сетуют – мол, измельчал бред, уж нет тех Наполеонов, Гитлеров… да что там, товарища Жукова днем с огнем не сыщешь. Так, мелочь, шушера – вроде внебрачного сына всея Газпрома или заместителя президента по связям с инопланетной общественностью. Что поделаешь – пооскудел вождь харизмою и свершениями, а в дальние исторические дебри не всякий бред достанет. Но все же бывают, бывают отдельные случаи, о которых потом помнят долго, хранят бережно и рассказывают с превеликим удовольствием. Золотой архив, так сказать.
Эту историю поведал мой друг и коллега Владислав Юрьевич. Он в свое время ушел работать психиатром на один очень крупный завод. Как-то раз (было это несколько лет назад) его вызвали в здравпункт прессового производства. У них там работал один слесарь, и у того периодически случались судорожные припадки – память о давней травме головы. Их приближение он чувствовал заранее и приходил к фельдшеру сделать инъекцию магнезии. Так вот, в этот раз, со слов фельдшера, ему не получшело, а постраннело. Как? Да очень просто: мужик сел, застыл в одной позе и уже четверть часа не двигается.
К моменту прибытия Владислава Юрьевича в здравпункт пациент так и сидел, уставившись в одну точку, и не горел желанием общаться. Доктор всеми способами пытался вывести его на разговор, только что с бубном шаманским вокруг не ходил – тщетно. Когда словарный запас, допустимый к употреблению в данной обстановке, уже практически иссяк, пациент вдруг откликнулся.
– Извините, доктор, я был занят.
– Чем же? – оживился Владислав Юрьевич.
– Я созерцал.
– Что, позвольте поинтересоваться?
– Людей. Народы, которые ходят по мне туда-сюда. Реки, которые текут по мне. Леса, которые растут на мне.
– Шахты, карьеры, ядерные могильники?
– Не будем о наболевшем, доктор. Думаете, просто быть тектонической плитой?
– То есть вы…
– Да, да, это я и есть.
– Извините, что отвлекаю от континентального дрейфа, но – давно это у вас?
– Миллиарды лет, доктор. Точно уже не помню. Люди вот недавно завелись, вошкаются.
– Дустом не пробовали?
– Да ладно, они особо не мешают. Все какое-никакое, а развлечение.
Фельдшер, всегда отличавшаяся предельно простым взглядом на вещи и прямо-таки искрящаяся непосредственностью и незамутненностью, не выдержала. Она подошла к Владиславу Юрьевичу, наклонилась и театральным шепотом спросила:
– Он что – дурак?
– Нет, Ольга Ивановна, он просто наш пациент, – едва слышно ответил доктор. – Сходите за нарядом милиции и вызовите транспортировку до психбольницы, а я пока побеседую с человеком.
– А хотите слетать на Марс, доктор? – предложил заскучавший было пациент.
– А давайте! Давненько нигде, кроме дачи, не бывал, – махнул рукой Владислав Юрьевич.
Мужик напрягся, две минуты сидел неподвижно, потом расслабился, выдохнул и доложил:
– На месте.
– Ну и как, вода есть. А жизнь? – тут же поинтересовался доктор.
– А что, в облом сходить проверить? – отозвался мужик. – Есть, но херовые.
– Тогда вертаемся взад.
– Легко. – Пациент снова застыл на пару минут. – Ага, есть. А хотите, я потоп устрою. А то жарко, душно.
Надо сказать, действительно стоял жаркий летний день. В воздухе висело марево, было душно, и где-то на горизонте собирались тучки – предвестницы скорого ливня.
– А ты сможешь? Потоп – это не просто на Марс сгонять. Тут особый навык нужен.
– Ха! Запросто! Мне за мои способности Сатана в тридцать три года голову оторвал. А потом назад пришил.
– Зачем отрывал-то. С целью диагностической декапитации[28]?
– Нет, это все потому, что я Иисус Христос. А Господь заставил его все как было сделать. Только вот припадки с тех пор, мать их…
– Э-э-э… а это ничего, что я при вас сижу?
– Да ладно, расслабьтесь, доктор. В миру я простой слесарь. Так что насчет потопа? – Он нетерпеливо потер руки.
– Какой, на фиг, потоп? – возмутился Владислав Юрьевич. – Ковчег не построен, твари не построены… тьфу, не собраны по паре.
В этот момент в кабинет вошли фельдшер и два полицейских.
– О. Уже собираются, – оживился пациент.
– Ладно, – решился доктор. – Едем присматривать остальных. Потоп – дело ответственное.
– Да ладно вам так напрягаться, я могу и дома его устроить, – заверил мужик.
– Верю. Охотно верю, – согласился доктор. – Но соседи будут против.
– Да я геенну огненную на них! Дождь из серы!
– И оно того стоит – растрачивать таланты по пустякам? Нет, уж решили замутить – так надо делать все основательно. Соседей огнем и серой – это каждый дурак сможет. А вот качественный потоп в мировом масштабе – это да, это по-нашему. Поехали ковчеги смотреть, тварей выбирать.
– Да ну вас. Сами выбирайте. А я поеду отсюда только к Господу, мне у Него надо сил набраться, – безапелляционно заявил пациент.
– Не вопрос. Прямо сейчас и поедем. Дежурный Господь у нас сегодня… – Владислав Юрьевич напряг память. – А! Александр Ефимович. Отлично, поехали.
В приемном покое Александр Ефимович как раз только что закончил принимать очень нудного экстренного больного. Этот факт, вкупе с дозволенными накануне излишествами, сильно омрачал его экзистенцию и здорово мешал обретению душевного равновесия. Поэтому на вновь прибывшего пациента в сопровождении Владислава Юрьевича и милиционеров он глянул хмуро, без энтузиазма.
– А-а, Иисус Христос… С чем на этот раз пожаловал?
– Потоп хочу замутить, Александр Ефимович.
– Дело нужное. Ну проходи, садись. А это кто – твои апостолы? – кивнул он на полицейских.
– Да нет, это так, твари. Собираем вот потихоньку.
– Ты это… полежи тут пока, а тварей доверь Владиславу Юрьевичу. Он соберет, у него опыт большой, – резюмировал дежурный Господь.
Супротив резолюции Господней не попрешь, и пациент послушно дал себя переодеть и увести в отделение. Владислав Юрьевич в сопровождении пары… э-э-э… полицейских вернулся на завод. Набирать экипаж ковчега, надо полагать. Если что – вакантные места еще есть.
Лампадное топливо
Гори, гори, мое паникадило,Не то они склюют меня совсем!
© Борис ГребенщиковНа что ловятся рьяные последователи замысловатых оккультных течений, сектанты и прочая фанатическая братия? На бонусы, конечно же. В самом деле, трудно ожидать, что некий условный сферический прихожанин в духовном вакууме будет настойчиво посещать службы, исполнять обряды и усердно молиться только для того, чтобы потом вот так вот взять и умереть. Или, паче чаяния, угодить в инфернальные сферы в качестве кулинарного полуфабриката. Нет, если уж расшибать лоб и умерщвлять плоть – то чтобы потом всенепременно гурии (опционально – джинны и ифриты) и либо билет на ковчег, либо сертификат о сверхспособностях и звание адепта восьмидесятого уровня. И распирающее ощущение собственной эксклюзивности. Вот это другое дело, вот за это можно и душой пострадать, и червячка плоти заморить.
Евдокия Петровна (назовем ее так) в церковь зачастила последние лет пять. Раньше все как-то было не до того: семья, работа, дача. Но, выйдя на пенсию, она неожиданно для себя обнаружила, что образовавшийся избыток времени нечем заполнить, кроме постоянных размышлений о смысле жизни и тщете всего сущего. И если у Иммануила Канта подобные рассуждения вылились в несколько томов геморроя для будущих студентов философских факультетов, то у Евдокии Петровны перо и бумага никогда не ассоциировались с клапаном для стравливания ментального давления. Максимум – расписаться за получение пенсии или оставить инструкции мужу, что купить. Засада, словом.
