что делать со своей жизнью. Может быть пойти домой, кинуться в ноги родителям, рыдать и вымаливать прощение? В какой то момент она почти убедила себя что это лучшая идея, но в последний момент отказалась от нее. И чего она добьется, вернувшись домой? Всю оставшуюся жизнь родители будут попрекать ее совершенным ошибками и стыдиться, держась наигранно и отстраненно. Для родственников, соседей и знакомых она как была, так и останется изгоем, от которого надо держаться подальше. Никто не решится подойти к ней близко, чтобы не запятнать свою репутацию. Вот такая жизнь ждет ее в родительском доме. Она не хотела всю оставшуюся жизнь оправдываться и ходить с опущенной головой. Все чего она хотела – попытаться жить нормальной жизнью , которую у нее отняли. Заниматься тем, что ей нравится, общаться с кеми, кто не смотрит на нее как на изгоя, быть полезной обществу и иметь возможность жить с высоко поднятой головой, ни перед кем не оправдываясь.
Вынырнув из плавного потока своих мыслей, она взглянула на большие настенные часы и удивленно вскинула брови. Стрелки часов едва перевалили за полночь и ей надо быть подниматься в свою комнату. Она неохотно встала и пошатываясь побрела наверх, лениво делая шаги по лестнице. Едва добравшись до своей комнаты, она обессиленно упала на кровать, раскинув руки в стороны и уставившись в потолок остановившимся взглядом. На долю секунды мелькнула шалькая мысль: «Что она вообще здесь делает? Зачем она здесь?»
Но это мысль быстро сменилась привычным самоубежденем, что все идет хорошо и ей не о чем волноваться, Хаджи обо всем позаботиться, как делает это всегда.
Поток ее мыслей прервал ненавязчивый стук в дверь. Интересно, кто бы это мог быть в такой час?
– Войдите.
Неуверенно произнесла она, приподнявшись на локте. Длинные темные волосы непослушной копной упали на ее плечи, частично закрывая лицо. Она успела наполовину раздеться, оставив на себе лишь проулпрозрачную шелковую ночную сорочку, из под которой просвечивалось все тело.
К ее огромному удивлению дверь бесшумно открылась и на пороге появился Хаджи. Он был одет все так же, как и чуть раньше в гостиной – мягкий спортивный костюм из чистого хлопка, из под расстегнутой на груди толстовки проступала белая футбока. На ногах уютные домашние тапочки, а на губах неизменная мягкая улыбка.
– Не помешал? Ты еще не спишь?
– Нет, проходи.
Быстро сказала она, перекатываясь на другой бок и вставая.
– Мне бы хотелось с тобой поговорить.
Сдержанно сказал Хаджи и сделав несколько неуверенных шагов по комнате, замер посередине, наткнувшись вглзядом на слишком глубокий вырез ее ночной сорочки.
Она молча кивнула, ожидая, что будет дальше и слегка напрягаясь. Раньше он никогда не заходил к ней в комнату, да еще в такое позднее время. И никогда не говорил, что им нужно поговорить. Она начинала бояться того, что он хотел сказать.
Некоторое время он постоял в середине комнаты, словно решая что ему делать дальше, а потом словно приняв решение прошел вперед и опустился на край ее кровати, оказавшись буквально в нескольких сантиметрах от нее.
Его взгляд блуждал по ее телу, выхватывая обрывочные картины и жадно впиваясь в них глазами. Она смотрела в его глаза и не узнавала их выражение. Где то на дне, в самой глубине темных как ночь зрачков притаилась похоть. На долю секунды ей показалось, что сейчас он набросится на нее, оказавшись сверху и придавив к кровати своим мощным торсом. От этой мысли у нее перехватило дыхание. Он секунды плавно перетекали из одной в другую и ничего не происходило. Он все так же смотрел на ее и молчал. Этот взгляд пугал ее, навевая смутные воспоминания.
– Напомни, скольно ты уже живешь в нашем доме?
Наконец заговорил он, после долгой паузы.
– Три месяца.
Быстро ответила она, словно заранее готовила ответ.
– Как быстро летит время. А казалось, ты пришла к нам совсем недавно. Стояла на пороге такая растеренная и испуганная.
Он замолчал, давая ей время оценить его слова, но видя что она нетерпеливо ждет продолжения, заговорил вновь.
– Тебе здесь нравится?
Она хотела уточнить, что именно от имеет в виду, но вместо этого молча кивнула, желая чтобы он заговорил снова.
– У тебя замечательная семья, прекрасная жена, чудестные дети и мне очень хорошо здесь, рядом с вами.
С улыбкой произнесла она и это была правда. Но отчасти.
Он тоже улыбнулся, услышав ее слова. Его улыбка озарила все лицо, сделав его моложе своих лет и прибавив харизмы.
– Ты бы хотела остаться здесь навсегда?
Вкрадчиво спросил он, не сводя взгляд с выреза на ее пеньюаре.
В первый миг она не поняла вопрос. Остаться здесь навсегда? В его доме? Но каким образом?
Она уже открыла рот, чтобы задать ему свои вопросы, но он поднял руку в предостерегающем жесте и заговорил снова:
– Ты умная девочка и наверное догадалась уже, что я отношусь к тебе ни как ко всем тем людям, которым я помогаю по долгу службы. Ты – особенная и мое к тебе отношение тоже. Я уже слишком стар, чтобы говорить про любовь, но ты мне нравишься Мадина. В тебе есть что то такое, что заставляет меня чувствовать себя молодым рядом с тобой. А вернуть ушедшую молодость – дорогого стоит.
Он снова замолчал, давая ей время осмыслись услышанное.
Она слушала его очень внмательно, но все равно не понимала к чему он клонит.
Прочитав непонимание в ее глазах, он успехнулся и продолжил.
– Я знаю, что уже слишком стар и что между нами большая разница в возрасте, но тем не менее я хочу чтобы ты осталась со мной. Мои дети тебя любят, да и Зарема, похоже, хорошо к тебе относится. Я предлагаю тебе стать моей второй женой и навсегда остаться в этом доме, но уже на правах хозяйки. Что скажешь?
Она оторопело молчала, не в силах поверить услышанному. Подсознательно она ожидала услышать что угодно, только не это.
Видя ее растерянность и смятение, он едва заметно улыбнулся и тихо произнес:
– Ты можешь не отвечать прямо сейчас. У тебя есть несколько дней чтобы подумать над моим предложением и спросить себя чего же ты все таких хочешь на самом деле.
Она долго молчала, не зная что сказать и как реагировать на его слова, боясь неосторожным словом или поведением обидеть или разочаровать его. Пауза слишком затянулась, а ее мысли все еще лихорадочно метались в голове, не желая выстраиваться в одну логическую
