Не знаю, сколько времени я шёл в этом направлении, когда я заметил, правда, уже слишком поздно, что вышел на самый край оврага. Я катился вниз примерно сорок пье, хотя моё падение несколько замедляли кусты. Думая, что всё кончено, я закрыл глаза и предал себя воле Божьей. Достигнув дна, я некоторое время был ошеломлён, но так как уже ничто меня больше не удивляло после всего испытанного, то я быстро пришёл в себя. Потом я решил поискать своё ружье, но передумал и оставил это дело до рассвета. Я вытащил саблю из ножен и побрёл вперёд, ощупывая путь. Рядом с местом своего приземления я обнаружил зарядный ящик и двух мёртвых лошадей. Под ногами чувствовалось тепло. Нагнувшись, я понял, что стою на месте не совсем потухшего костра. Тотчас же я лёг и засунул руки в тёплую золу. К своей великой радости, я нашёл несколько тлеющих угольков, которые можно было бы раздуть и развести костёр. Но где найти дров для поддержания огня? Я не решался отойти от него – этот огонь должен был спасти мне жизнь, а за то время, пока я искал дрова, он бы погас. Тогда я оторвал кусок от своей рубашки, свернул из него фитиль и зажёг. Потом, пошарив вокруг себя, я нашёл несколько кусочков дерева и не без труда заставил гореть. Скоро затрещало пламя, и через пару минут заполыхал большой костёр.
Я мог рассмотреть теперь все вокруг в радиусе нескольких шагов. На одном из зарядных ящиков большими буквами было написано: «Императорская Гвардия, Главный штаб». Сверху красовался орёл. Земля вокруг меня была усеяна касками, киверами, саблями, кирасами, сломанными сундуками, пустыми чемоданами, рваной одеждой, сёдлами, роскошными чепраками и множеством других вещей. Но не успел я осмотреть все, как от мысли, что я нахожусь, вероятно, неподалёку от казацкого бивуака, мной тотчас овладел страх, и я побоялся поддерживать огонь. Если б это были французы, то я бы заметил бивуачные костры. Именно это место, укрытое от ветра, должно было бы выбрано для бивуака. Словом, я не знал, что мне делать, уходить или оставаться.
Пока я предавался этим размышлениям, мой костёр значительно ослаб, но я не решался подложить в него топлива. Тем не менее, желание отогреться и отдохнуть несколько часов преодолело мой страх, я набрал столько топлива, сколько было возможно, и сложил его в кучу рядом с собой. Под себя я подложил несколько чепраков, а потом, завернувшись в свою медвежью шкуру и, прислонившись к повозке, я уселся, чтобы таким образом провести остаток ночи.
Подкладывая топлива в костёр, я нашёл немного конины – достаточно, чтобы утолить мучивший меня голод.
Мясо, хотя бы и испачканное в золе, в данной ситуации для меня было сущим кладом. Со вчерашнего дня я съел всего половину вороны, найденной на дороге, и несколько ложек каши из смеси зёрен овса и ржи, посоленной порохом. Едва моё мясо оттаяло и согрелось, я тут же принялся за еду, совершенно не обращая внимания на прилипшие к ней частички пепла. Во время этой скудной трапезы я поминутно оглядывался, чтобы убедиться, что вокруг все тихо.
С тех пор как я попал в этот овраг, положение моё несколько улучшилось. Я уже не мёрз на дороге, был защищён от ветра, грелся у костра и поел, хотя и немного. Но я так устал, что заснул, не окончив еды, но сном беспокойным, прерываемым сильными болями в пояснице – словно кто-то долго бил меня. Не знаю, сколько времени я спал, но проснулся ещё до рассвета. Зимой в России ночи длинны, летом наоборот, ночей почти совсем нет.
Засыпая, я положил ноги в золу и, когда проснулся, они были меня тёплые. Я по опыту знал, что тепло снимает усталость и успокаивает боль. Поэтому я собрал всё, что способно гореть и сложил в свой костёр.
Наконец, костёр разгорелся, и я смог осмотреться. Вдруг, я увидел слева нечто приближающееся ко мне, сначала я предположил, что это какой-нибудь зверь. В России много медведей, и я был почти уверен, что это один из них, так как это существо двигалось на четвереньках. С расстояния пяти-шести шагов я убедился, что это человек. Опасаясь нападения, я взял свою саблю, сделал несколько шагов к нему навстречу, и крикнул: «Кто вы?» Приставив к его спине кончик сабли, я увидел, что это русский, настоящий казак, с длинной бородой.
Он поднял голову, униженно склонился передо мной и проговорил: «Добрый француз!»,[48] и ещё много других слов, которые я отчасти понял, и которые выражали страх. Если б он умел угадывать, он бы понял, что и я испугался не меньше его. Он встал на колени, показывая мне, что у него саблей разрублено лицо. Я заметил, что в этом положении его голова приходилась вровень с моими плечами, он, вероятно, был более шести пье роста. Я знаком пригласил его приблизиться к костру. Тут он показал мне ещё одну рану – от пули в живот. Что касается сабельной раны, то она была страшна – ото лба она шла вдоль всего лица и заканчивалась на подбородке, теряясь в бороде. Он лёг на спину, чтобы показать рану на животе. Я удостоверился, что он безоружен. Потом он лёг на бок, и уже не больше не разговаривал. Я сидел напротив и наблюдал за ним. Спать мне уже не хотелось, я принял решение сжечь ящик до наступления утра, а потом уйти. Но тут ужасная мысль поразила меня – а что, если он полон пороха!
Я встал, перепрыгнул через костёр и несчастного раненого, и отбежал немного, но споткнулся о кирасы, и растянулся во весь рост. Мне посчастливилось не ушибиться при этом падении, а между тем я мог бы наткнуться на обломки оружия. Поднявшись, я пошёл назад, не сводя глаз с ящика, словно знал наверняка, что в нем действительно есть порох, и он вот-вот взорвётся. Мало-помалу придя в себя от испуга, я вернулся на место, так необдуманно покинутое, поскольку на расстоянии двадцати шагов я был в полной безопасности.
Я поднял куски горящего дерева и осторожно принёс их туда, где упал, затем взял несколько кирас, чтобы собирать ими снег и тушить огонь. Но только что я приступил к этому делу, как раздались звуки трубы. Прислушавшись внимательно, я узнал сигнал русской кавалерии. Услышав эти звуки, казак поднял голову. Я старался, наблюдая за ним прочесть его мысли – огонь достаточно хорошо его освещал, чтобы я мог различить его черты его внешности, и в самом деле, отвратительной. Титаническое телосложение, прищуренные глаза, глубоко сидящие под низким нависшим лбом, его волосы и борода, жёсткие и рыжие, придавали ему дикий вид. Вероятно, он страшно страдал от своей раны, он корчился и по временам скрипел зубами. Я отрешённо прислушивался к звукам трубы, как вдруг позади меня раздался другой шум. Я обернулся, – и меня объял ужас от жуткого зрелища: зарядный ящик разверзся как гроб, и из глубины его возникла фигура огромного роста, белая как снег, словно статуя Командора из «Каменного пира». Одной рукой она поддерживала крышку, а в другой держала обнажённую саблю. При виде такого страшилища я отступил на несколько шагов и обнажил саблю, ожидая, когда оно заговорит первым, но тут заметил, что призрак безуспешно пытается освободиться от огромного белого плаща, поскольку обе руки его были заняты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});